Южная страсть

Пылая от переживаний, от смешавшихся воспоминаний, Лон приблизился к Софи.

— Если я отдалился от Клайва, это не из-за моего такта…

— Или его отсутствия, — со злостью перебила Софи и сделала шаг назад. Отступать некуда, за ней софа. Перед ней Лон. — Ты был для Клайва всем. Он восхищался тобой. Ты это не можешь не знать. Ты был его лучшим другом во всем мире. Зачем же ты ушел от него? Что произошло?

— Мы стали взрослыми.

— Не так все просто. Вы много лет были самыми близкими друзьями. Вы все делали вместе. Вместе учились в пансионе. Вместе в университете. У вас были одни друзья. Он даже поступил в авиацию вслед за тобой.

Голубые глаза Лона смотрели на нее сверху вниз.

— Возможно, это была излишняя близость. Может быть, Клайву было бы лучше приобрести новых друзей, вращаться среди людей. Не думаю, что я так уж хорошо подходил Клайву. Кажется, при мне ему было неуютно с самим собой.

Они приближались к неизведанной территории. Софи знала, что Лон давно сердился за что-то на Клайва, и ей требовалось понять. Так же, как ей требовалось понять, что случилось с Клайвом в Бразилии.

— Почему ты не подходил Клайву? Как это — из-за тебя ему было неуютно с самим собой?

Лон колебался, словно не желая идти туда, куда Софи его вела.

— Мы… изменились, — наконец выговорил он. — Мы расстались.

Этого она так не оставит. Здесь частица тайны Клайва, тайны, окружавшей крах ее брака.

— Клайв не менялся. Это ты, наверное, изменился.

— Клайв тоже изменился. Он мог быть очень сложным человеком.

Клайв — сложным? В это Софи не поверит ни на секунду. Клайв был самой несложной натурой из всех, кого она знала.

— Ты несешь чепуху. Я знаю тебя, Лон, ты умеешь быть прямым. А сейчас ты юлишь. Ты не говоришь ничего, кроме того, что я знаю и так.

— И что хорошего в том, если я тебе расскажу, из-за чего у нас с Клайвом произошла размолвка? Что это исправит? — Он протянул руку и поправил вязаный воротник ее платья. — Мы дружили, все втроем, и я не хочу предавать его. Я не хочу делать тебе больно. — Легким касанием он погладил ее шею.

Острой стрелой удовольствие загорелось у нее внутри. Она сжала кулаки, стараясь погасить в себе наслаждение и желание.

Жизнь не состоит из наслаждений и желаний. Жизнь требует холодного, спокойного расчета. Жизнь требует практического подхода.

А менее практичного человека, чем Лон, Софи не знала.

Она затаила дыхание, желая удержать гнев, не дать чувствам набрать силу. Не забывай, кто он, безмолвно приказала она себе. Лон — бродяга. Она была права, когда выбрала Клайва. Лона все время несет куда-то. Он — законченный холостяк: ни привязанностей, ни корней, ни детей, ни дома.

В годы учебы в пансионе Лон был одним из тех воспитанников, кто никогда не уезжал домой на выходные. И даже, как правило, на каникулы.

Долгие годы Софи считала, что таково было решение его матери, и только при выпуске из пансиона узнала, что таково было решение Лона. Он не мог жить с матерью и новым отчимом.

— Ты когда-нибудь видишь маму? — спросила она.

Только бы не обращать внимания на его руку, которая все еще касается ее воротника, не обращать внимания на его легкое прикосновение, на старую ноющую боль в груди. Он заставляет ее чувствовать так остро… Слишком остро. Острота пугает ее. По-прежнему.

— При возможности, — ответил он. Он смотрел ей в глаза, а в его голубых глазах таились секреты, которыми он никогда не поделится. Эта тень тайны обитала в его глазах в школьные дни в Лэнгли, но рассеялась, когда он, Клайв и Софи покинули школу. А теперь тень вернулась. И жесткость. — Мама с Бойдом вернулись в Шотландию. Они живут возле Эдинбурга. Я обещал приехать к ним на Рождество. Возможно, вернусь в Лондон в День подарков [4].

А она в День подарков вылетает в Бразилию.

— У них все в порядке?

— Да. Бойд вышел на пенсию, и они теперь наслаждаются жизнью. А у тебя как дела? — Лон слегка потянул ее за воротник. — Ты счастлива?

Этот глубокий, грубый голос пронзил ее насквозь, и она содрогнулась.

— Счастлива? — шепотом повторила она. Пусть она и не в состоянии любить его так, как это нужно ему, но и ненавидеть его она не в состоянии. — Мой муж умер. Я потеряла дом. Мне приходится целиком зависеть от щедрот свекрови. — Она взглянула Лону в глаза. — Так как ты полагаешь?

Он провел большим пальцем по ее подбородку.

— Я полагаю, тебе нужен я.

— Ты все-таки невероятный наглец.

— А ты все так же упрямо все отрицаешь.

Двери библиотеки резко распахнулись. Графиня протянула Лону руку.

— Ужин, мои дорогие, подан.

За ужином графиня Луиза была в превосходной форме и рассказывала Лону одну историю за другой.

Софи поражалась, как Лону удается сохранять невозмутимое выражение лица. Десять лет назад он эти скучные истории Луизы слушать бы не стал.

Впрочем, десять лет назад Луиза не стала бы говорить с Лоном.

Все они изменились за прошедшие десять лет. Нет, пожалуй, за пять лет. Уход Клайва полностью переменил их жизнь.

Лон поднял голову и встретился взглядом с Софи. Она могла бы поклясться, что он прочитал ее мысли, потому что в его взгляде было столько тепла. И голода. От любопытства у Софи перехватило дыхание.

Поцелует он ее когда-нибудь снова?

Заставит он ее — сможет ли — почувствовать то, что она чувствовала в восемнадцать лет, когда так горела жизнью?

Графиня со стуком поставила чашку на блюдце.

— Тебе хватило десерта, моя радость? — спросила она Лона.

— Да, Луиза. Спасибо.

— Ну, тогда приходи ко мне в библиотеку, — подытожила Луиза и поднялась из-за стола, в то время как Софи принялась собирать посуду.

— Может быть, я останусь и помогу Софи убрать со стола?

— Ерунда. Софи отлично справится. — Луиза подплыла к Лону и вцепилась в его руку так, как если бы он был последним мужчиной на земле. — Ты же справишься, Софи?

— Я справлюсь, — подтвердила она — не потому, что ей не требовалась помощь на кухне, а потому, что ей было необходимо побыть одной хотя бы несколько минут, чтобы собраться с мыслями.

Она видела Лона, говорила с Лоном, вспоминала прошлое; от всего этого она впала как бы в прострацию. Ей следует думать о поездке в Бразилию. Но сейчас она могла думать только о Лоне, о том, что было между ними когда-то.

Но разве она не всегда была такой с ним? Цепенела? Нервничала? Рвалась к нему без надежды?

— Я справлюсь, — повторила она как можно тверже, ради себя самой, не ради него. Она уже не девочка. Она — женщина. Жена. Теперь вот — вдова. Если она справилась со всеми этими жизненными перипетиями, то справится, безусловно, с одним вечером, проведенным в обществе Алонсо. — Я к вам присоединюсь, как только закончу.

Ее руки были по локоть в мыльной пене, когда она заметила рядом с собой мужскую руку, которая ловко подхватила кухонное полотенце.

— Что ты делаешь? — воскликнула она и повернула голову, чтобы увидеть лицо Лона. — Графиня будет недовольна.

— А графиня и не знает. Для нее я в туалете.

Он улыбнулся — совершенно по-мальчишески, совершенно как тот Лон на летних каникулах. Сердце Софи, переполненное воспоминаниями, сжалось до боли.

— Да, ты не изменился, — произнесла она, глядя на него исподлобья.

— Правильно. Да ты бы этого и не хотела. Давай сюда следующую тарелку.

Его рука протянулась вблизи ее груди, и она ощутила странное удовольствие, когда их бедра соприкоснулись.

— Давно ты живешь с графиней? — поинтересовался он.

— Чуть больше года, — с усилием ответила она. — С тех пор как стало невозможно жить в Хамфри-хаус, имении, куда Клайв повез меня как свою невесту. Я не могла оплачивать содержание дома и ремонт.

— Но если вы выдержали целый год, значит, поладили?

— Согласись, у меня был небогатый выбор. — Софи пожала плечами. — Но все идет нормально. Я довольна. Мне повезло, что она приняла меня.

4

В этот день (26 декабря) в английских домах принято дарить подарки прислуге, посыльным, почтальонам и т. п.