Южная страсть

— Скоро Рождество, — сказал Лон, нарушая тягостное молчание.

Это значит: почти два года без Клайва. Софи прикусила нижнюю губу, прогоняя слезы, а с ними нахлынувшие на нее противоречивые чувства.

Боже правый, ведь ей не хватало Лона. Столько лет он был ее другом, а потом взял и напрочь исчез из ее жизни. Она попыталась сообразить, когда в последний раз видела его, но не могла даже высчитать, как давно это было.

— С виду ты все такой же дикарь, — хрипло произнесла она.

— А тебе дикари не нравятся.

— Ты мне нравился.

— В прошедшем времени?

В глазах у Софи опять защипало. Пальто продувалось ветром, и холод пробрал ее до самых костей.

— Мне нужно домой, — сказала она изменившимся голосом. — Графиня ждет.

Тяжелые черные тучи напомнили о себе первыми каплями дождя.

— Я тебя отвезу.

— Это далеко. Полтора часа…

— Я тебя отвезу, — повторил Лон и обнял ее за плечи.

Софи склонила голову ему на плечо и невольно прижалась к нему. Он такой же крепкий, высокий, импозантный. Она почувствовала себя так, будто ее смыло за борт и она вот-вот пойдет ко дну.

Всего двадцать минут прошло с тех пор, как он опять вошел в ее жизнь, и вот все переменилось. Но с Лоном всегда было так. Он большой. Он видный.

Оказавшись в машине Лона, Софи испытала непонятное чувство, безумное чувство. Тоска, сожаление, отчаяние. Она подумала, что отдала бы все на свете за то, чтобы вернуться в прошлое, чтобы они опять стали теми же подростками, какими были тогда.

— Я скучал по тебе, Софи, — тихо проговорил Лон.

Сердце Софи подскочило. Ты слишком, слишком одинока, сказала она себе, сохраняя спокойствие, хотя сердце в груди подскочило опять. Подскочило болезненно, так же болезненно, как и в то давнее время, когда она видела, как он тянется к ней, и не знала, что ей думать, что чувствовать.

Горячие слезы подступили к глазам, и она моргнула. Стыдно настолько расчувствоваться. Такого с ней не было целую вечность. После смерти Клайва она была неизменно сдержанна, держала себя в руках. А сейчас готова вылезти из кожи.

— Куда смотришь? — спросил он, переменив позу, и выехал на дорогу.

— На тебя.

Она попыталась скрыть силу своего возбуждения, но попытка не удалась. Она не должна была оставаться с ним наедине. Она не может позволить себе находиться так близко. Они больше не дети. Она понимает, что Лон не станет играть. Он будет действовать бесповоротно.

А у нее ничего бесповоротного быть не может. Во всяком случае, с Алонсо. Он все так же непредсказуем, все так же внушает робость.

Ее глаза изучали его широкий лоб, мощный подбородок, резко очерченный нос. Не сразу она заметила тонкий шрам на правой скуле Лона. Пять лет назад этого шрама не было.

— Откуда у тебя этот шрам?

— Брился неаккуратно.

— Должно быть, большая была бритва.

— Огромная, — усмехнулся он.

Софи не могла отвести глаз от глубокого шрама. Он должен был бы портить жесткое лицо Лона, но, напротив, придавал этому лицу ощущение силы. Благодаря морщинкам в уголках глаз и этому шраму на щеке Лон выглядел как мужчина, который твердо знает, каким путем идет по земле. Как мужчина, договорившийся с жизнью.

— Болит?

— Потерять тебя было больнее.

Она глубоко вздохнула и опустила взгляд на свои ладони. Левая рука без тяжелого кольца казалась голой.

— Так ты не женат? — спросила Софи, чтобы сменить предмет разговора.

Клайв как-то говорил ей, что у Лона есть дома и офисы в Боготе и Буэнос-Айресе, но для нее это было все равно что на другом краю Вселенной, так далеко от ее Англии…

— Не женат.

— Помолвлен?

— Нет.

— Так с подружкой живешь?

— А ты любопытна, muñeca [2]. Тебя интересует данная вакансия?

От его ленивой, издевательской улыбки сердце Софи понеслось вскачь, а руки и ноги налились свинцом. О да, он все так же опасен. Он все так же способен перевернуть все у нее внутри, вызвать нервную дрожь.

— Прошу прощения, не интересует. — Нельзя ей было садиться в его машину, нельзя было соглашаться. — Это, думаю, не так приятно, как рассказывается в волшебных сказках.

— Разочарованная принцесса.

— Едва ли принцесса.

— Ну да, просто обедневшая госпожа, которой пришлось продать дом, машину, а теперь еще и обручальное кольцо.

Софи закрыла глаза. Лон умеет причинить ей боль, как никто другой.

— Это не более чем вещи, — прошептала она.

— А что такое вещи, когда у тебя есть тепло, и нежность, и любовь?

Она почти ненавидела его. Холодный, циничный. Он должен был знать, что с ней живет только графиня, мать Клайва. Он знал графиню. Он знает, что нет в ней никакого тепла. Он обязан понимать, что Софи живет в Мелроуз-корт как в плену, у нее больше нет ни личного пространства, ни свободы.

Но она ничего не сказала, ни единого слова. Если ему нравится быть жестоким — пускай. Скоро его с ней не будет. Он высадит ее в Мелроуз-корт, развернется и уедет в темноту. И ей не придется иметь с ним дело.

Молчание нарушил голос Лона:

— Софи, я бы заплатил за твое кольцо вдвое больше. Почему ты не обратилась ко мне?

— Мне не нужна твоя благотворительность. Я довольна тем, что он мне заплатил.

— Ну, раз ты довольна — ладно, — ответил Лон и усталым жестом потер бровь.

У него длинные волосы, длиннее, чем были десять лет назад. Он чересчур велик для этого черного «порше». Широкие ладони лежат на руле, кожа блестит благодаря долгим часам, проводимым на солнце.

Но он не просто большой. Он сильный. Мощь его неизмерима. Софи было известно, что он лично работал на копях, прежде чем приобрел свою долю акций. Он не боялся взрывов, тесного жилья, обвалов в тоннелях, опасных стволов шахт.

Странная они пара: Лон, который ничего не боится, и Софи, страшащаяся всего.

— Софи, долго длился ваш медовый месяц? Я хочу знать. Скажи мне. Много понадобилось времени, прежде чем ты поняла, что совершила ошибку?

У Софи пересохло во рту. Она с усилием сглотнула.

— Возьми свои слова назад! Ты не имеешь права!

— Я любил тебя. — Лон понизил голос, сжал зубы от ярости. — А Клайв никогда тебя не любил. Просто он не хотел, чтобы ты досталась мне.

— Нет.

— Да. А ты, как последняя дура, испугалась своих чувств и побежала к нему в объятия.

Перед глазами у Софи все плыло. Ей стало дурно от слов Лона. Она взялась за ручку дверцы, как будто могла сейчас выйти.

Но выхода нет. Лон ее нашел. Она все еще нужна ему. А в глубине души она знает, что он ее не отпустит.

— Ты понимаешь, что это было, когда я узнал, что потерял тебя навсегда? — Он стиснул зубы, глядя прямо перед собой. Быстро наступала темнота. Но было видно, что лицо Лона напряжено и зеленые огоньки приборной доски отбрасывали отсвет на его шрам. — Я знал, что у тебя тоже не будет романов. Хорошая, славная Софи Джонсон будет верна мужу. Так и было?

Она моргнула, гоня прочь жгучие слезы.

— Конечно, я была верна.

— Конечно. — Он улыбнулся, но не было ни теплоты в улыбке, ни жалости в глазах. — Ты верна всем — кроме меня.

Кровь прилила к ее щекам, и она ощутила жар во всем теле.

— Лон, мы были молодыми. Я была молода.

— Не настолько.

— Это было давно.

— Не настолько давно, чтобы я забыл.

— Лон!

— Не думай, Софи, что все закончилось. — Этот глубокий голос вгонял ее в транс. Она вдруг обнаружила, что смотрит на него. Его глазам полагалось бы быть черными, но у них светлый, чистый-чистый голубой оттенок. — И конец еще не близок. Тебе нет двадцати восьми. Мне тридцать два. Перед нами — вселенная времени.

Когда они подъезжали к Мелроуз-корт, голова Софи кружилась, а внутренности сжимались так, что она не сомневалась: сейчас ей станет плохо. Остановив машину, Лон бросил на нее жесткий взгляд.

— Ты сегодня ела что-нибудь?

— Со мной все в порядке.

2

Muñeca — зд.: куколка ( исп.).