Всё вернётся

— Завтра я улетаю в Америку. И я не знаю, сколько мне придется пробыть там.

У сидевших за столом округлились глаза и открылись рты. Рената оттолкнула от себя тарелку с нетронутой едой и приготовилась к возражениям. Они не заставили себя ждать.

— Куда ты торопишься, дорогая? У тебя же грудной ребенок.

— Он очень спокойный. Посмотрите, как он мирно спит, — с материнской нежностью сказала Рената.

Все дружно повернули головы в сторону детской коляски, стоявшей под старой оливой. В ней спал светловолосый Ник.

— Сейчас с ним легче, — быстро добавила Рената. — Позже он будет более активным.

Глубоко вздохнув, она поправила бретельку платья, сползшую с ее плеча. Рената заметила, как мужчины моментально переключили свое внимание с коляски на глубокую ложбинку между ее соблазнительными грудями. От женщин тут же повеяло арктическим холодом. Рената, игнорируя правила хорошего тона, поставила локти на стол и скрестила руки, прикрыв ими вожделенное место.

— Я должна ехать, — настойчиво произнесла она. — У меня нет выхода. Отец просил развеять его прах во дворе храма.

— О Боже! — испуганно воскликнул кто-то. Над столом пронесся легкий шумок. Друзья Ренаты были потрясены — как и она, когда отец объявил ей свою последнюю волю.

— Но ты ведь родилась во Фраскати!

— Твоя мама англичанка…

— Но твой отец, Стив Фарино, был итальянцем. И ты такая стильная, артистичная…

— Я знаю. — Вздохнув, Рената пожала плечами. — На самом деле он родился в местечке… в Гринвуде, — сказала Рената, с трудом вспомнив незнакомое название.

Гости зашумели, но она почти не слышала их. У Ренаты раскалывалась голова от мыслей, одолевавших ее в течение последнего месяца, мыслей; связанных с разводом, рождением ребенка и кончиной отца. Слишком много для одного человека, тем более для женщины. А теперь еще эта неожиданная, странная просьба. По образу мышления, по манере поведения ее отец был настоящим итальянцем, хотя в доме они всегда говорили на английском. Даже мать Ренаты, давно бросившая ее отца и живущая сейчас в Англии с новым мужем, не знала об американском паспорте, спрятанном в одном из ящиков письменного стола Стива.

Поместье Гринвуд находилось в штате Канзас, Рената нашла его на карте. Она подумала, что это, должно быть, красивое место, и предстоящее путешествие выглядело уже не таким ужасным.

— Я думаю, что смогу отдохнуть там, — объявила Рената. — Мне это не помешает сейчас.

— Я поеду с тобой, — сказал Марко.

— Нет, я. Я знаю Америку! — перебил его Джулио.

Рената заметила, как у них загорелись глаза, когда они снова перевели взгляды на нежные полушария ее грудей, выступающих из лифа шелкового платья, которое облегало красивые округлые формы ее тела. Она снисходительно вздохнула. Мужчины! Только любовной интрижки ей сейчас и не хватает!

— Спасибо вам за поддержку, но вынуждена отказаться, — сказала Рената.

Женщины заметно расслабились. Ренате было грустно, что друзья стали воспринимать ее иначе. Она вдруг почувствовала себя очень одинокой, — теперь, когда она стала свободной. И, вероятно, опасной.

— Мне нужно время, чтобы пережить эту утрату, — объяснила Рената. — Это будет своего рода затворничество, как говорят американцы. Потом я дам себе небольшой отдых, вернусь домой и опять окунусь в нормальную жизнь.

Все одобрительно закивали. Мужчины выразили надежду, что она обязательно вернется в Италию.

— Как я могу покинуть такую красоту?

Изящным жестом Рената показала на великолепный вид, открывавшийся из окна дома ее отца — теперь ее дома. Фруктовые деревья стояли в цвету, воздух был пропитан запахом трав. Среди цветов, посаженных ее отцом, жужжали пчелы.

Рената вдруг побледнела, по позвоночнику пробежала ледяная струя. Как и другие американцы, живущие в Италии, ее отец сохранял здесь кусочек своей бывшей родины.

Забыв о своих гостях, она смотрела на сад, и в ее мозгу звучал вопрос: почему?

Почему отец, с которым у нее были очень близкие отношения, хранил это в тайне от нее? Почему, сколько она себя помнила, он ни разу не уезжал из Италии? Может, он ненавидел свою бывшую родину, или была другая, более страшная причина, заставившая его отвернуться от своей страны?

Несмотря на теплый вечер, Рената почувствовала озноб. Это была тайна, которую она во что бы то ни стало, хотела раскрыть.

— Там женщина на кладбище! Она бросает пыль! И у нее горб на животе!

Томми, необычайно возбужденный, вбежал в церковь, словно за ним гналась стая волков. Он был одет по-воскресному, но уже успел испачкать праздничный костюмчик. С горящими глазами мальчик ворвался в служебное помещение и резко затормозил, остановленный суровым взглядом отца, который пил традиционный кофе после службы.

Прошло две недели с того дня, как Мартин узнал, что он незаконный наследник Гринвуда. Он обещал матери не торопиться с выводами. Теперь все дни и ночи он только и делал, что задавал себе бесконечные вопросы, и каждый раз, когда он приходил к какому то решению, его начинала заедать совесть.

Радость приносил только Томми. Мартин улыбнулся сыну, подумав, что уже привык к его своеобразной детской речи. Наверное, увидел женщину в положении, решил он.

Извинившись перед отцом Джозефом, Мартин поставил кофейную чашку на стол и решил выяснить, что увидел Томми на кладбище при церкви.

— Почему ты решил, что она бросает пыль? — спросил Мартин, коснувшись ладонью оживленного личика сына.

В эту минуту он вдруг понял, почему его мать пожертвовала стольким ради него. Дети держат в своих ручонках психику, сердце и мозг родителей. Ради них родители готовы пройти через ад, отдать все, лишь бы сделать их жизнь счастливой. Это врожденный инстинкт, заставляющий человека защищать своего ребенка, его будущее от всех невзгод.

— Она сумасшедшая, — чуть пришепетывая, объявил Томми. — Говорит что-то и плачет.

— Плачет? — Мартин нахмурился и обменялся озабоченным взглядом с отцом Джозефом. — Джо, я, пожалуй, пойду взгляну на эту женщину. Может, смогу помочь чем-то.

Мартин взял сына за руку и размашистым шагом направился к выходу. Мальчик вынужден был бежать за ним.

Все восприняли это как должное. Небольшая группа прихожан, собиравшаяся после обедни выпить кофе или чай, всегда и во всем полагалась на Фарино. Так поступали и их предки — вольно или невольно — в течение полутора столетий. Хотя нынешний хозяин Гринвуда, по всеобщему мнению, был настоящей жемчужиной в короне старинного рода Фарино.

Выйдя из храма во двор, где под каменными плитами с медными табличками лежали многочисленные предки этого семейства, Мартин благоговейно задержал дыхание, хотя видел семейное кладбище каждый день. За небольшим церковным двором виднелись крыши коттеджей арендаторов, солнце золотило белые каменные ограды. За домами раскинулся великолепный парк. Мартин знал, что владеет этой красотой, и это чувство наполняло его гордостью.

Воскресная тишина нарушалась веселым пением птиц и приглушенным жужжанием пчел, собиравших нектар с многочисленных цветов. Мартин почувствовал внезапный приступ невыразимой любви к этому месту. Они были неразрывно связаны между собой, Гринвуд был частью него — его тела, души, сердца и ума. Законный или незаконный, Мартин все равно был временным служителем, призванным сохранить и приумножить богатство семьи, а затем передать его своему сыну.

— Ее нет, папа! Она заколдовала себя невидной? — спросил изумленный Томми.

— Невидимой, — машинально поправил его Мартин. — Пойдем, посмотрим.

— Но ты не сможешь увидеть ее, — резонно возразил мальчик.

Мартин засмеялся.

— Ты прав! Может, там будет какой-нибудь колдовской знак?

Они отправились на поиски странной женщины. Томми все время забегал вперед, пытаясь первым напасть на след незнакомки. Мартин с улыбкой наблюдал за сыном, и его сердце таяло от любви к нему.

Женщину они увидели за огромным старым дубом, ветви которого были настолько массивными и тяжелыми, что под них поставили специальные подпорки. Незнакомка сидела на корточках около каменной плиты, поэтому Мартин не смог увидеть пресловутый горб на ее животе. В какой-то момент женщина повернула голову, и он успел увидеть ее лицо. Мартину показалось, что ей не больше двадцати пяти лет.