Брак по-сицилийски

Он не хотел заниматься с ней любовью в гостиной дома ее отца.

Он хотел быть с ней в постели, смотреть на нее, ласкать, ощущать ее, видеть ее трепет от желания и удовольствия, самому испытывать те же чувства. Она доставит ему немыслимые радости.

— Недоговариваю? Да, самое интересное я приберег напоследок.

— Хватит сарказма, говорите, — нетерпеливо потребовала Робин.

Его усмешка сменилась мягкой улыбкой:

— Боюсь, сексуальная неудовлетворенность не улучшает ваш характер.

— У вас тридцать секунд, чтобы сообщить мне, почему вы так уверены, что я выйду за вас замуж. Затем я вызову дворецкого, и он выведет вас из дома моего отца, если потребуется, силой.

— Сомневаюсь, но удовлетворю ваше любопытство. Собственно, я затем и пришел сюда.

— Слушаю, — слабо сказала Робин.

Больше всего Робин хотелось, чтобы этот человек ушел — не только из этого дома, но и из ее жизни. Сейчас ей хотелось остаться одной и хоть как-то успокоиться.

— Ваши ушки, хотя и чудесные, не самое главное ваше достоинство, — его взгляд скользнул в ложбинку меж ее грудей и задержался там.

Ей тоже захотелось посмотреть туда — подсохла ли блузка там, где он целовал ее сосок.

— У вас осталось десять секунд, — сквозь зубы проговорила она.

Улыбнувшись, Чезаре достал из нагрудного кармана пиджака несколько сложенных листков бумаги и принялся медленно разворачивать их.

Робин наблюдала за этими действиями, ощущая себя мухой, глядящей на паука, в паутине которого она запуталась. Понятно, в этих бумагах есть нечто, что позволяет ему говорить о его предложениибрака как о декларации о намерениях.

Глава третья

— Не пора ли вам вызывать дворецкого, Робин? Десять секунд прошли.

Да, прошли. Они проходили, пока Чезаре Гамбрелли медленно и методично разворачивал листы бумаги, которые доставал из кармана.

Робин не собиралась никого вызывать, пока не узнает точно, что там у него.

— Эти бумаги, — начал мужчина, поднимая их так, чтобы она видела, — собраны мной за последние три месяца. Это счета из банков и казино, расположенных по всей Европе. Это долги вашего брата.

— Мой отец будет только рад выкупить их у вас.

— Я не собираюсь продавать их, Робин, — по крайней мере, за деньги.

— Вы считаете, что эти долги заставят меня выйти за вас замуж?

— Выйти за меня замуж и стать матерью Марко.

Вспоминать об этой трагедии ужасно — крохотный мальчик стал сиротой.

Несмотря на протесты, Робин была не так уж уверена, что в том несчастном случае не было вины Симона…

Последние три месяца были ужасны. У отца случился сильнейший сердечный приступ, когда он узнал о гибели сына. Робин страшно переживала потерю.

Кроме того, за эти три месяца они узнали, как глубоко Симон влез в долги — жуткий кошмар для адвокатов, которым каждый день приходилось сталкиваться с новыми денежными обязательствами Симона.

Ее отец найдет деньги и заплатит по долгам. Три месяца назад безвременно погибли два молодых человека, семьи их в горе, в трауре. И еще — сиротство незнакомого малыша Марко. Но это безвозвратно и непоправимо. И бумаги Чезаре Гамбрелли не объясняют, почему ей придется стать его женой.

Чезаре следил за сменой выражений на красивом лице Робин. Непонимание, неопределенность, скорбь… и прежняя решимость.

Хватит играть в кошки-мышки — к делу!

Чезаре выпрямился:

— Долги тривиальны, все ерунда по сравнению вот с этим, — он указал на лежавшую сверху бумагу.

Робин взяла ее дрожащими руками. Кровь отлила от ее лица, когда она поняла, что это за документ.

— Как вы видите, — бесстрастно продолжал Чезаре, — это последнее, что сделал ваш беспутный брат. Он проиграл свой пакет акций, оставленный ему вашей матерью. Это тридцать процентов акций издательской компании вашего отца, — он протянул ей второй лист бумаги.

Робин не верила своим глазам. Невозможно. Это не может быть правдой. Симон не мог… он бы никогда…

Не мог? Никогда?

Его игра была болезнью, пагубной зависимостью. Зависимостью, из-за которой он потерял все. Все, но не акции, которые оставила ему мать, умершая пять лет назад…

— Этот документ не имеет законной силы, он не может… — с трудом выговорила Робин.

— Имеет, уверяю вас.

Робин с трудом перевела дыхание:

— Но деньги, которые Симон получил за них…

— Значительно меньше их реальной стоимости. Но, тем не менее, транзакция оформлена по всем правилам. Они были бы действительны, даже если бы ваш брат получил за них один пенс.

Да, видимо, он прав. Он не пришел бы сюда так самонадеянно и торжествующе, не будь он совершенно уверен в том, что является законным владельцем акций.

— Я буду рад подарить вам эти акции в день нашей свадьбы, — несколько напыщенно произнес Чезаре Гамбрелли.

Робин смотрела на него, не в силах поверить в происходящее. Этот человек собирается заставить ее выйти за него замуж, обещая вернуть долю Симона в компании ее отца…

И все происходит наяву!

Смуглое лицо было полно решимости, блестящие темные глаза многообещающе смотрели на нее.

— Я уверена, папа охотно выкупит у вас эти акции по полной рыночной цене.

— Они не для продажи, ни по какой цене. Я, как и говорил, купил их анонимно, мое имя не зарегистрировано в списке владельцев компании. Однако если вы не согласитесь на мои условия, я зарегистрирую их на свое имя и войду в правление. И стану очень активным членом правления.

В этом Робин нисколько не сомневалась. Теперь, зная отношение Чезаре к их семье, она была уверена — он сделает все возможное, чтобы разрушить дело ее отца — и уничтожить его самого.

Компания значила очень много для отца — все. Они с матерью Робин основали ее в начале своей семейной жизни, и она выросла в мультимиллионную империю.

Это созданное семьей, управляемое семьей предприятие. Робин тоже работала в компании уже шесть лет, закончив университет. Последние два года она являлась помощником отца, поскольку Симон из-за своих выходок был уже не в состоянии делать это.

— Кажется, ваш отец тяжело болел после смерти сына? — сочувственно спросил Чезаре.

Сострадательность тона нисколько не обманула Робин, напротив, она почувствовала в этом дополнительную угрозу.

И очень реальную…

Врачи очень серьезно советовали отцу легче воспринимать происходящее. Но как, ведь каждый день обнаруживались новые проблемы, созданные игорной страстью Симона. И даже в этот момент отец обсуждал где-то все те же вопросы…

— У меня нет ни малейшего желания обсуждать с вами здоровье моего отца.

— Согласен. Не нужно ничего обсуждать. Я уверен, если ваш отец узнает, до какой степени Симон проиграл свою жизнь… Следующий приступ может быть фатальным.

— Что же вы за человек, — потрясенная, Робин была смертельно бледна.

— Я сицилиец! — его ответ звучал гордо. — В моей стране кровная месть означает лишь одно — кровь за кровь! За смерть платят либо смертью, либо браком между двумя семействами.

Отец предупреждал ее: держаться от него подальше. Но как она могла избежать этойвстречи? Он пришел в их дом!

Как отец мог знать, что Чезаре Гамбрелли так опасен? Вероятно, он получил в каком-то виде ответ на свое письмо сочувствия…

Чезаре явно не трогали ее боль и шок. Его замечательная сестра погибла по вине брата этой женщины, тоже погибшего. За это должно быть заплачено кровью, тем или иным способом.

Робин не сразу смогла говорить, мешал спазм в горле. Наконец ей удалось собраться:

— Отец никогда не согласится на брак при таких обстоятельствах.

— Выбирать вам. Откажетесь быть моей женой, и я сделаю все возможное, чтобы разрушить «Ингрэм паблишинг».

Не пустая угроза. Пакет акций, который он приобрел, делает его вторым держателем. Первый — пятьдесят процентов — пакет Чарлза Ингрэма, у Робин двадцать процентов, доставшиеся ей от матери… Чезаре точно понимал свои возможности разрушить «Ингрэм паблишинг». Он и собирался, пока не изменил планы, встретив Робин, поставить на колени эту компанию.