Ты будешь моей

Рори обхватил ладонь Элизабет сразу двумя руками и подмигнул.

- Не верьте ни одному его слову, мадам. Он просто ревнует, ведь это я воплотил в себе весь интеллект и всю красоту семьи.

Он очень симпатичный, подумала она, очарованная его глазами. Они были такими же голубыми, как у его братьев, но более мягкими и искрящимися смехом. И прежде чем она успела опомниться, он поднес ее руку к губам и поцеловал.

- Полегче, Рори, — предупредил его Вудроу из-за спины Элизабет.

Рори взглянул на Вудроу, затем отошел, что-то бормоча себе под нос.

- А вот и последний брат, Вит, — сказал Эйс.

Вит, хотя и такой же красивый, как остальные братья, был совсем на них не похож. У него были светло-песочные, с выгоревшими на солнце прядями волосы. И он смущался. Элизабет поняла это по тому, что он не отрывал своих глаз от шляпы, которую держал в руках, и теребил пальцами ее края.

Когда Вит взглянул на нее, она увидела огромные, как блюдца, глаза цвета старого виски. Очарованная его смущением, она протянула руку:

— Привет, Вит. Меня зовут Элизабет.

Мальчишеский румяней, окрасил его щеки.

— Рад познакомиться с вами, мадам.

Эйс сделал пригласительный жест рукой.

— Не желаете ли присесть, Элизабет?

Она быстро огляделась вокруг, увидела диван и расставленные вокруг него кресла. Нет, подумала она, это не формальная встреча.

Элизабет уселась в ближайшее кресло. Вудроу быстро сел рядом с ней, опередив Рори, который уже собирался занять это место. Эйс присел на краешек письменного стола. Уперев одну руку в бок, он улыбнулся ей доброй улыбкой.

— Наверное, вы удивились, почему я пригласил вас сюда, — начал он.

Элизабет обвела взглядом братьев, затем медленно кивнула.

— Да. Признаюсь, я была несколько обескуражена.

Эйс сделал глубокий вдох.

— Скажу прямо, — произнес он, выдыхая воздух. — Речь пойдет о Лауре. Как вам известно, ваша сестра оставила Лауру на попечение Мэгги, сказав, что если с ней что-то случится, то пусть она отдаст ребенка нашему отцу. Но старик умер через несколько дней после смерти вашей сестры, поэтому Мэгги принесла ребенка сюда. — Он помолчал и взглянул на Элизабет. - Но теперь ситуация усложнилась. Мы с Мэгги любим девочку так, словно она наша собственная дочь, и мы хотим ее удочерить, однако прежде нам надо решить некоторые юридические вопросы.

Кровь похолодела у Элизабет в жилах.

— Вы хотите узнать, буду ли я оспаривать ваше право на удочерение малышки?

Эйс пожал плечами, услышав слово «оспаривать», и покачал головой.

— Нет, мадам, я надеюсь, до этого дело не дойдет. Каждый из нас, — он обвел рукой всех присутствующих, — имеет одинаковое право на ребенка, но мои братья согласились отдать девочку мне и Мэгги. Мне хотелось бы знать, согласны ли вы на это?

В груди Элизабет поднялась буря. Она не была готова к такому разговору.

— Она не имеет никаких прав на ребенка.

Все головы повернулись к дверям, в которых стояла Мэгги, держа на руках малышку.

— Ну, Мэгги... — успокаивающе проговорил Эйс.

- Нет! - вскричала та, сердито прерывая его и входя в комнату. - Если бы Стар хотела передать своего ребенка сестре, она сказала бы мне об этом. Но она просила отдать ребенка Баку.

Боль пронзила сердце Элизабет, открывая старые раны. Она встала, руки и колени у нее дрожали.

- Я хотела бы уйти, - сказала она Вудроу, направляясь к двери.

Он, вздохнув, последовал за ней.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Вудроу как-то слышал такое выражение -«оказаться- между Сциллой и Харибдой», - но никогда не представлял, что это такое на деле... до сих пор не представлял. Кто-то должен был пострадать в этом деле с ребенком, и в любом случае Вудроу был бы виноват.

Разрываясь между преданностью семье и все возрастающим чувством к Элизабет, он вошел за нею в дом, желая чем-то ее утешить, но не зная, как это сделать.

- Может быть, хочешь что-нибудь выпить? — спросил он, затем внутренне застонал, понимая, насколько тривиально прозвучало его предложение.

Покачав головой, она остановилась возле окна и обхватила плечи руками.

- Я понимаю, Мэгги сказала очень неприятные слова, но она вспылила и не подумала, какую боль они могли тебе причинить.

- Как бы там ни было, то, что она сказала, правда, - ответила Элизабет, и слезы навернулись ей на глаза. - Рене не хотела оставлять мне ребенка. Именно это причиняет мне боль. Рене ненавидела меня. — Она прижала пальцы к губам.

Чувствуя, что сердце его разрывается на части, Вудроу обнял ее сзади за плечи.

- Вряд ли она тебя ненавидела, - сказал он, прижимая ее к себе. - Братья и сестры часто ссорятся, но это вовсе не значит, что они ненавидят друг друга.

Элизабет покачала головой.

- Нет. С двенадцати лет Рене стала откровенно ненавидеть меня, и я не понимала, почему.

Вудроу увлек ее к дивану и посадил к себе на колени.

- Расскажи мне о ней, — мягко попросил он, надеясь, что рассказ о сестре поможет ей понять, почему они враждовали.

Повисло долгое молчание. Было слышно, как на кухне тикают часы.

Когда Элизабет заговорила, ее голос был таким тихим, что Вудроу пришлось напрячь весь свой слух.

- Она была прелестным ребенком: длинные светлые волосы и завораживающие голубые глаза. И все ее баловали — знакомые и незнакомые люди. Она имела необыкновенную способность очаровывать людей и получать от них то, чего ей хотелось.

Мы потеряли отца, когда Рене была совсем маленькой, нашей матери пришлось пойти на работу. Нам не хватало средств на жизнь. В то время, когда я находилась в школе, Рене оставалась у соседей, но после школы и вовремя летних каникул она целиком и полностью оказывалась на моем попечении. Я тогда была совсем юной. Я заботилась о Рене так, словно играла в куклы. Я кормила ее, купала и одевала. Я обожала ее, она — меня. Вскоре она так привыкла к тому, что о ней забочусь я, что не позволяла делать это никому другому, даже матери. Она поднимала жуткий крик, требуя, чтобы к ней немедленно пришла я. Она росла и становилась все более и более капризной. Моя любовь и забота больше не приносили ей радости. Постепенно я поняла: мы... я... испортила ее — и постаралась вести себя с ней строже. — Элизабет покачала головой. — Но было уже поздно. Рене стала вести себя вызывающе, уходила из дому, одевалась очень броско. Когда я училась в колледже, но все еще жила дома. Мать совершенно не знала, что с ней делать. Я перепробовала все. Говорила с ней то ласково, то строго — ничего не помогало. А потом она сбежала. — Элизабет содрогнулась и прижалась к Груди Вудроу, словно воспоминания душили ее. — Это было ужасно. Не знать, где она находится, жива ли она... Примерно через месяц Рене вернулась домой как ни в чем не бывало. Мы с матерью так обрадовались, что позволили ей вести себя по-прежнему, не задумываясь о последствиях.

И это было ошибкой, — с горечью признала Элизабет. — Очень большой ошибкой. Вскоре Рене снова сбежала, а потом — еще раз. И каждый раз, когда она возвращалась, она вела себя все более отвратительно. Она крала деньги у матери и у меня, тратила их бог знает на что. В последний раз, когда Рене ушла из дома, я уже окончила колледж и жила на своей квартире. Здоровье матери ухудшалось с каждым днем, но Рене была безжалостна к ней и требовала все больше и больше денег. В итоге я положила этому конец, взявшись сама распоряжаться деньгами матери, и теперь Рене приходилось обращаться по этому вопросу ко мне. О, как она меня возненавидела! Тогда-то она и сказала матери и мне, что вычеркивает нас из своей жизни.

В последующие годы Рене обращалась ко мне время от времени, обычно тогда, когда с ней случалась какая-нибудь неприятность. Мать она больше не навещала, даже не звонила ей. В последний раз я видела сестру на похоронах матери. Я бы хотела ее возненавидеть, не столько за то, что она сделала мне, но за ту боль, которую она причинила матери. - Элизабет откинула голову назад и взглянула на Вудроу. Глаза ее наполнились слезами. — Но я не смогла. Несмотря ни на что, я по-прежнему ее любила.