Отпущение грехов

— Отставку? — спросила удивленная Гейл. Память о подлинной личности Эндрю была еще свежа, но она никак не ожидала, что он лишится работы. — Хочешь сказать, что тебя уволят?

— О да, — невесело рассмеявшись, ответил он. — «Ты должен закончить это дело во что бы то ни стало». Кажется, так сказал Филдинг.

— Но ты закончил его, — возразила она, не смея надеяться, что Эндрю позволит Крису уйти.

Его сиреневые глаза потемнели, и это, как всегда, заставило сердце Гейл биться чуть чаще.

— Они этого не узнают, — тихо ответил Эндрю. — Ни в коем случае. Иначе твоему брату не жить. — Он перевел взгляд на Криса. — Вы сказали Гейл, что скоро вернетесь домой. Вам что-то известно, верно?

Нортон усмехнулся, и Гейл вздрогнула, увидев, каким холодным и безжизненным стал когда-то теплый взгляд брата.

— Всем нам будет лучше, если вы ничего не будете знать… Пока. Когда эта заваруха останется позади, мы разопьем бутылку шотландского и разобьем несколько тарелок на счастье.

Крис протянул руку Эндрю, и тот пожал ее.

— А как быть с запиской, которую вы нашли в досье? — спросил Нортон, собирая документы и вкладывая их обратно в конверт. — Если она завела вас так далеко, следующий агент, которому передадут это дело, тоже сможет взять след.

Эндрю скрестил руки на груди и холодно улыбнулся.

— Какая записка?

Глава 18

Когда солнце едва вышло из-за горизонта, Эндрю припарковался под магнолией у их дома. Он выключил мотор, однако ни он, ни Гейл не торопились выйти из машины. Ночь была долгая и тяжелая для обоих, но Гейл она далась труднее. Впрочем, утро тоже не сулило им ничего хорошего.

Кристофер направлялся в округ Колумбия, чтобы найти Диану Тернер. Перед уходом он сказал сестре, что, если она услышит про обвинение в похищении, это будет означать, что он нашел мисс Тернер и сумел убедить ее перебраться в безопасное место. Гейл все поняла, но не смогла сдержать слез, покатившихся по щекам в ту секунду, когда брат исчез в темноте так же неслышно и незаметно, как появился.

Эндрю ужасно хотелось заверить Гейл, что у Криса все будет хорошо, но он не желал внушать ей ложную надежду. Во всяком случае, сейчас, когда она поняла, какая страшная опасность грозит ее брату. Вера в Криса поможет Гейл справиться с неопределенностью так же, как помогала эти три года.

— Ночь была долгая, — сказал он, нарушая тягостное молчание.

— Да, — тихо ответила Гейл. — Слишком долгая.

Он потянулся к пряжке ремня безопасности.

— Я провожу тебя до дверей.

— Нет. Эндрю… — Гейл тяжело вздохнула и повернулась к нему. Она валилась с ног от усталости, о чем свидетельствовали темные круги под глазами. Но эти круги не портили ее красоты. Эндрю не сводил с нее взгляда, на время забыв о страшной тяжести в груди. — Я хотела поблагодарить тебя за то, что ты сделал сегодня ночью. За Криса. Тебе не следовало отпускать его, — сказала она. — Ты мог арестовать его и сохранить работу. Надеюсь, что ты не сделал этого, руководствуясь правильными соображениями.

Эндрю выдохнул сквозь сжатые зубы и провел рукой по волосам.

— Какими еще соображениями? — Он смертельно устал, и его проклятое сердце разрывалось на части, потому что он сдуру влюбился в эту женщину. — Думаешь, я позволил Кристоферу уйти, стремясь произвести выгодное впечатление на его сестру?

— Я не знаю, почему ты это сделал.

Он обеими руками схватился за руль и уставился прямо перед собой.

— Твой брат невиновен. Кто-то из руководства Бюро использует Криса, чтобы прикрыть собственную задницу. Я могу позволить себе лишнее и слегка нарушить правила, когда делу грозит провал, но, будь я проклят, если на тарелочке подам этим сволочам невинного человека, чтобы они его раздели, привязали к креслу и ввели в вену синюю жидкость! Это не великодушный жест, — продолжил он, наконец повернувшись к ней. — Справедливость, Гейл. Ни больше, ни меньше. Можешь думать что хочешь, но речь идет только о справедливости.

Она кивнула.

— Просто я боялась, что ты нарушил закон в надежде, что у нас с тобой появится шанс.

Эндрю крепко сжал руль, заранее зная, что она скажет. «Прощай, специальный агент Лавкрафт»…

— А почему он не может появиться? — против воли вырвалось у него.

Она расстегнула пряжку ремня и потянулась к ручке. Эндрю услышал щелчок замка. Он был бессилен. Оставалось только следить за тем, как она выбирается из фургончика и навсегда уходит из его жизни.

Гейл остановилась у открытой двери и повернулась к нему лицом.

— Потому что ты не тот человек, которого я полюбила, — сказала она. Ее лицо было спокойным, но Эндрю не попался на эту удочку. Гейл страдала так же, как и он. Лавкрафт знал это так же точно, как то, что еще до конца дня останется без работы. — Человек, которого я любила, — продолжила она, — это тренер баскетбольной команды местной средней школы. Он преподавал уголовное право и боялся читать старшеклассникам лекции по половому воспитанию. Он упрям, сексуален и заставлял меня смеяться… — Гейл сделала паузу и судорожно вздохнула. — Заставлял меня чувствовать, что я живая. И он единственный, кто заставлял меня думать… кто заставлял меня думать, что я именно та женщина, отражение которой вижу в его глазах.

— Все это осталось в силе, — сказал Эндрю. — Изменилось только название работы.

— Ты ошибаешься, Эндрю. Вместе с названием работы изменилось и все остальное.

Гейл закрыла дверь и пошла по дорожке, которая вела к ее крыльцу.

Эндрю не знал, сколько времени он просидел в своем фургончике, глядя в никуда и вспоминая все, что было между ними.

Он всегда считал себя отверженным и работал изо всех сил, тщетно пытаясь заставить других забыть о его происхождении. Неизменно стремился быть лучшим. И чем это кончилось? Да ничем. Женщина, которую он полюбил, не захотела иметь с ним ничего общего. Через несколько часов он станет безработным. Каким был, таким и остался. Ничто не смогло изменить этот факт. Неважно, как он начал свою жизнь. Важно то, как он ею распорядился.

Теперь он должен решить, как прожить ее остаток. И сделать это сам. Ни Бюро, ни Гейл тут ни при чем. Речь идет только о нем, Эндрю Лавкрафте. Но какое бы решение Эндрю ни принял, в глубине души он знал, что жизнь еще не кончена. Ни под каким видом.

Стояло утро. Гейл вынесла на крыльцо белый плетеный стол и поставила на него кружку с чаем. По дощатому полу прыгали два воробья и клевали кусочки засохшего тоста, которые она приносила каждую субботу. Гейл открыла «Нью-Йорк таймс» на странице, посвященной новостям федерального значения. Она не видела Криса и ничего не слышала о нем уже три недели. Теперь, когда Эндрю обнаружил убежище брата, она волновалась за Криса больше, чем раньше. Вместо того чтобы слушать лазерный проигрыватель, она то и дело щелкала пультом дистанционного управления, переключаясь с канала на канал. Вместо того чтобы каждое утро читать за чаем «Вестник Оуквуда», она выписывала все центральные газеты, которые выходили в крошечном Вермонте. Но ничего не происходило. До сих пор она придерживалась мнения, что самая хорошая новость — это отсутствие новостей. Однако в данном случае дело касается Криса…

Как всегда бывает в маленьких городках, весть о ее разрыве с Эндрю распространилась мгновенно. Но только два человека в Оуквуде знали правду. Всю правду. Это были Айрин и Бартоломью. С того дня как Гейл согласилась принять клинику, каждый четверг все трое обедали на уютной кухне Айрин и каждый четверг старики дружно ругали Гейл за то, что она отпустила Эндрю без борьбы.

Бартоломью казался таким же крепким и сварливым, как прежде, но начал сокращать часы своего пребывания в клинике. То же самое делала Айрин, подтверждая подозрения Гейл о существовании долгого романа между доктором и медсестрой. Она беззлобно подтрунивала над стариками, а те яростно отпирались. На взгляд Гейл, слишком яростно.

Она уже наняла новую медсестру на неполный рабочий день, чтобы компенсировать уходы Айрин, старавшейся как можно больше времени проводить с Бартом. А на следующий год, если позволят средства, собиралась нанять фельдшера. Как ни странно, Ширли сохранила свое место и даже не стала возмущаться, когда Гейл возложила на нее дополнительные обязанности.