Добрая фея

— Я? — Хилари вцепилась в край льняной скатерти и призвала на помощь все свое самообладание. — Даже не знаю… Вероятно, доброту, нежность ну и все такое прочее…

Он понимающе кивнул.

— Не стану интересоваться, обладал ли ваш бывший супруг перечисленными добродетелями, не мое дело, но, признаюсь, что сомневаюсь в этом. А вот и наш милый Пьер с фруктами и сырами! Закажем кофе?

— Кофе? Ах, кофе! Да, с удовольствием, — пробормотала она с дрожью в голосе, чувствуя, как пылает лицо, а кровь едва ли не закипает от избытка адреналина.

На протяжении всего оставшегося до ухода из трактира времени Хилари не могла преодолеть смущение от близости крупного смуглого мужчины, сидящего напротив нее и рассуждающего о красотах Лазурного берега и национальном колорите интерьера его виллы. Он разбудил в Хилари нечто такое, что вопреки ее воле настоятельно требовало к себе внимания. Но ей страшно было даже представить, что она способна ему поверить, она этого не желала, боясь вновь обжечься. А потому предпочла запретить себе размышлять об этом.

Я поборола смущение и сумела взять себя в руки, твердила себе Хилари. Следовательно, так будет и впредь, и я не позволю мужчинам дурачить меня, стану держаться от них на безопасном расстоянии. Я отведала свою порцию пресловутой любви до гроба и семейного счастья и сыта по горло. Хорошо еще, что не подавилась. Осторожность и сдержанность — вот мои основные принципы поведения на будущее, а путеводная звезда — благоразумие! И не нужно в себе сомневаться, тогда все будет в полном порядке.

До Антиба они добрались уже после полудня. Хилари потрясла красота этого городка — его тенистые аллеи, парки, улицы и дома утопали в зелени магнолий, олеандров и гранатов, а воздух казался нектаром, струящимся с моря.

Вилла Генри располагалась на окраине городка. Увидев ее, Хилари невольно подалась вперед, чтобы получше разглядеть. Автомобиль миновал ажурные чугунные ворота и плавно выехал на подъездную дорожку в форме полукруга, разрезая корпусом густой горячий воздух, словно нож масло. По обе стороны от дорожки пестрели зеленые насаждения, откуда-то доносился едва уловимый запах костра. Они завернули за угол аллеи и очутились перед домом.

— Вот и мои владения, — негромко сказал Генри, заметив, с каким восхищением рассматривает здание Хилари. — Не могу похвастаться, что виллой владело несколько поколений моих предков, но льщу себя надеждой, что ее облюбует со временем для постоянного проживания Доминико. По-моему, дом ему нравится не меньше, чем мне.

Хилари была поражена увиденным великолепием. Она знала, что Генри богат, однако не ожидала такой роскоши. Изящное строение потрясло ее воображение.

Каменные ступени в форме подковы вели к массивным парадным дверям сказочного замка с башенками и шпилями под красной черепицей. Каменные стены были увиты зеленым плющом и багровой вьющейся розой. Узорчатые чугунные балконы на втором этаже украшали буйно растущие декоративные цветы — алая герань, пурпурный вьюнок и огненная бугенвиллея.

Воздух был насыщен ароматом миндаля, апельсина и лимона. Деревья, окружающие дом, придавали ему дополнительное изящество. Все в целом походило на сказку и вызывало трепетный восторг: подобный замок Хилари могла увидеть лишь в волшебном сне, но не наяву. Ей предстояло прожить здесь несколько месяцев, ежедневно наслаждаясь этой райской красотой. В сердце Хилари вспыхнула радость, и она поняла, что именно в этом райском уголке к ней вернется наконец душевный покой.

Она не проронила ни слова, однако Генри, наблюдавший смену эмоций на лице гостьи, остался доволен увиденным. Вздохнув с облегчением, он открыл дверцу автомобиля и помог Хилари выйти.

Не успели они сделать и нескольких шагов к дому, как из его дверей вышли женщина крупного телосложения, высокая стройная девушка и маленький мальчик. Он держался особняком, всем видом подчеркивая свою самостоятельность. Хилари сразу же узнала Доминико. В жизни сын Генри выглядел несколько иначе, чем на фотографии: более хрупким и большеглазым.

Поднимаясь по лестнице, Хилари не сводила с мальчика глаз. Доминико оглянулся на экономку и няню и сбежал по ступенькам.

— Здравствуйте, меня зовут Доминико! — громко произнес он, протянув Хилари руку. — Рад приветствовать вас в нашем доме. Надеюсь, вам у нас понравится.

Было ясно, что ребенок произнес заученную фразу. Выпалив все, чему его научили, он покосился на папу.

Хилари присела на корточки и, глядя мальчику в глаза, дружелюбно сказала:

— Привет, Доминико!

Мальчик, удивительно похожий на своего отца, обнял ее за шею и доверчиво прижался щекой к ее щеке. Хилари погладила его по спине и, осторожно отстранившись, звонко спросила:

— Ты покажешь мне свой дом, Доминико? Мне не терпится его осмотреть.

Ребенок вопросительно посмотрел на папу и, заручившись его молчаливым согласием, с важным видом произнес:

— Сначала я покажу вам ваши комнаты, мадмуазель Пристли.

— Доминико! — строго одернул сына Генри. — Ты забыл наш уговор? Как следует обращаться к даме по-английски?

— Я все помню, папа! — испуганно пролепетал мальчик. — Я исправлюсь. Пойдемте, мисс Пристли, я провожу вас!

— Доминико, пожалуйста, называй меня Хилари, так зовут меня все мои друзья. Мы ведь станем друзьями, не так ли?

— Да, конечно. Но папа…

— Он просто не знал, что я предпочту, чтобы ты обращался ко мне по имени. — Хилари натянуто улыбнулась Генри. — Полагаю, он не станет на нас за это сердиться.

Генри нахмурился, но промолчал, а Хилари сделала вид, что не замечает этого. Как можно сблизиться с ребенком, если он панически боится отца? Разве формальное обращение к наставнице способствует установлению доверительных отношений между ней и воспитанником? Отец настаивает, чтобы Доминико называл ее не иначе, как мисс Пристли, но хочет, чтобы она стала ему как родная мать. Это просто смешно! Так ей никогда не добиться желанного результата.

— Доминико! — раздался за ее спиной строгий голос Генри. — Прежде чем показать мисс Пристли ее комнаты, разыщи, пожалуйста, Поля и попроси его отнести в дом ее багаж! Мы будем ждать тебя в гостиной.

— Хорошо, папа! — неохотно отозвался мальчик.

Генри представил Хилари Николь и Сильвии, после чего отослал няню с ребенком за Полем, а экономке велел подать в гостиную кофе. Сопровождаемые Николь, они с Хилари вошли в дом и очутились в просторном зале с мраморным полом, изумительными люстрами и широкой лестницей. Оттуда хозяин замка и его гостья проследовали в гостиную.

— Полагаю, я должен внести ясность в некоторые вопросы, прежде чем мы двинемся дальше, — сухо сказал Генри и взмахнул рукой. — Присаживайтесь!

— Я вас слушаю. — Оставшись стоять, Хилари вскинула подбородок и расправила плечи.

— Как я вам уже говорил, Доминико избалован матерью моей покойной супруги и ее родственниками. Я считаю необходимым приучить мальчика к строгой дисциплине во всем, иначе он не вырастет таким, как я хочу. — Поскольку Хилари продолжала молча слушать, глядя ему в глаза, он с раздражением добавил: — Надеюсь, вы меня поняли? Ему не следует во всем потакать.

— По-вашему, позволить мальчику называть гувернантку по имени означает потворствовать ему? — искренне удивилась Хилари.

— В некотором смысле, разумеется. — Генри нахмурился. — Видите ли, я опасаюсь, что его бабушка сделает для себя неправильные выводы. Порой она позволяет себе бесцеремонность в обращении с прислугой, мне бы не хотелось, чтобы Доминико брал с нее пример. Вы улавливаете мысль?

Хилари поняла, к чему он клонит, но затруднялась с ответом.

— Как-то раз я заметил, что, погостив у бабушки дольше, чем обычно, Доминико начал грубо разговаривать с Полем, — продолжал Генри. — Я считаю это недопустимым. К сожалению, моя теща живет неподалеку от нас, так что помешать ее влиянию на ребенка довольно сложно. Однако можно постараться исправить его, пока не поздно.

— А как Поль воспринял бесцеремонное отношение к нему Доминико? — спокойно спросила Хилари. Она чувствовала, что отец желает сыну добра, но в своем рвении может добиться обратного результата.