Страница 35 из 111
Шарль удручённо жевал, его хозяин удручённо раздумывал.
С другой стороны, эти три дня оказались очень полезными, полиция разобралась в случившемся. С набитым ртом и огромным облегчением, не веря своим ушам, выслушал Шарль потрясающую информацию и понял, как ему повезло. Ювелир не скрывал результатов полицейского дознания, тем более они давно уже были опубликованы в печати.
Что же оказалось? Когда о смерти виконта известили полицию, в его кабинете очень быстро, можно сказать молниеносно, появился комиссар полиции, некий месье Симон, на редкость умный и думающий полицейский. Он осмотрел труп, затем мраморную группу, представляющую Тезея и Минотавра, уделив особое внимание могучему бычьему лбу, внимательно изучил опрокинутый столик и острый угол его столешницы, после чего с пристрастием допросил лакея. Лакей простодушно показал, что так оно и было, вот эта колонна, вернее, колонка, подставка скульптурной группы, вечно шаталась, к тому же стояла на мягком ковре. Ну не так чтобы уж совсем падала, но шаталась. Господин виконт даже как-то выразил пожелание, чтобы её закрепить. Известно как, вызвать мастера, тот вот здесь, между окнами, в простенке, и закрепил бы её намертво. Нет, мастера так и не вызывали, пока все кончилось лишь пожеланием, а зря. А сегодня у господина виконта было на редкость много посетителей, все время крутились люди, в салоне рядом с кабинетом ожидали два господина, хорошие приятели виконта, а дверь в кабинет оставалась открытой. Сомнительно, чтобы кто-то отважился совершить преступление при таких обстоятельствах, надо быть совсем уж сумасшедшим…
Спохватившись, лакей извинился перед комиссаром за то, что позволил себе сделать этот комментарий частного порядка, и продолжил официальную дачу показаний. Да, вы правы, господин комиссар, вот эта штука, найденная в полутора метрах от бедного господина виконта, действительно является искусственной челюстью покойного. Господин виконт, невзирая на довольно ещё молодой возраст, вынужден был сделать себе искусственную челюсть, ибо семнадцати лет лишился зубов в одной из трактирных драк. Нет, нет, избави Бог, господин виконт не был забиякой и пьяницей, в тот раз ввязался в кабацкую драку по молодости, по глупости, и она навсегда отбила у него охоту к подобным эксцессам.
А искусственную челюсть скрывал изо всех сил, так что о ней никто и не знал. Он знал, будучи самым доверенным лакеем покойного, упокой Господь его душу. Да, вот именно, что-то с этой челюстью в последнее время случилось, она плохо держалась, свободно могла выпасть.
Впрочем, уже и без допроса этого свидетеля комиссар Симон смог воссоздать полную картину случившегося. Возможно, все началось с того, что виконт, скажем, чихнул, зубы вылетели, в этот момент кто-то вошёл в кабинет, из показаний свидетелей следует — помощник ювелира, виконт в спешке кинулся поднимать челюсть, не желая, чтобы её увидел посторонний, и нечаянно задел колонну с Тезеем и Минотавром, и это привело к столь печальным последствиям. И все-таки вышеупомянутый помощник ювелира пребывал в кабинете виконта какое-то время, поскольку принесённый им браслет валялся на полу у опрокинутого столика. В любом случае помощник ювелира был единственным, кто мог видеть все собственными глазами, поэтому представлялось совершенно необходимым для следствия разыскать бесценного свидетеля.
Услышав в изложении хозяина такую версию происшедшего, его помощник воспрянул духом и к нему вернулась способность соображать. К тому же подзаправился, что, как известно, чрезвычайно благотворно сказывается на умственной деятельности человека. Итак, Шарль взбодрился, расхрабрился, и они с хозяином порешили — он, Шарль, немедленно отправляется к полицейскому комиссару, даже не передохнув после тяжкой дороги.
Что он и сделал. Отсутствие сна и отдыха сказалось, однако, на показаниях молодого человека.
Последовательно изложил он все эпизоды несчастного случая (полицейский мог поздравить себя, практически все отгадал) — у виконта что-то упало, тот в спешке бросился поднимать, задел за шаткую колонку, и проклятая мраморная скульптура свалилась прямо на голову несчастному. И все было бы хорошо, если бы свидетель закончил на этом свои показания. А он не закончил. После бессонной ночи его бдительность притупилась, и следователю удалось вытянуть из молодого человека то, что он увидел, когда вошёл к виконту. В тот самый момент виконт листал книгу. Да, он, Шарль Трепон, видел это собственными глазами. В тот момент, когда вошёл в комнату. Ещё до того, как все перевернулось.
Нет, он понятия не имеет, что это была за книга, только знает — очень старинная. Большая. А в середине книги была дыра… Большая.
Из дыры комиссар сделал вывод. Логичный, хотя и ошибочный. Обнаружив в старинном фолианте, наверняка очень дорогом, большую дыру, виконт так расстроился, что в нервах выплюнул челюсть. Все сходится!
Вот так и получилось, что из сложнейшего положения помощник ювелира вышел чист как слеза младенца, с него сняли все подозрения, все разъяснилось. Очищенный от подозрении Шарль отправился спать, проспав почти трое суток, и сон снял остатки стресса. А комиссар полиции все внимание посвятил теперь злосчастной книге. Для того чтобы довести следствие до обычного конца, расставить все точки над «i», следовало осмотреть книгу, ставшую первопричиной несчастья. А книги не было.
Тут опять пришлось допросить лакея, он выступил на первый план. Лакей показал: книгу забрала мадемуазель Пшилесская, внучка графини де Нуармон. Она как раз появилась здесь в разгар событий.
Да, он, лакей, сам видел это. Нет, нет, никакой ошибки. Он, лакей, поднял с пола старинную книгу, потому что она, видите ли, господин комиссар, валялась на ковре. Так он её поднял и положил на этажерку. А мадемуазель графиня заглянула в комнату, увидела книгу, прихватила её и удалилась. Ну как же можно, господин комиссар, графиня вольна делать, что пожелает, она ведь кузина виконта, близкая родственница и высокопоставленная дама, прислуга ей и слова сказать бы не посмела!
К графине Клементине комиссар полиции Симон отправился лично, хотел побеседовать, чтобы совесть была чиста. И постарался своему визиту придать частный, а не служебный характер.
О смерти несчастного виконта Клементина узнала из трех источников. Первым по очерёдности н по важности источником было сообщение Юстины.
Вторым — газетные публикации. Третьим — телеграмма из Кале от внучки. Не считаясь с расходами, внучка сообщала:
Известное лицо сбежало в Англию Стоп Еду за ним Стоп Наверняка невиновен Стоп С Гастоном просто несчастный случай Стоп Полагаю забрал интересующую нас вещь Стоп Попытаюсь его отыскать пока не сбежал в Америку Стоп Деньги бы от матери Стоп Нет ли мне писем из Пшилесья Вопросительный знак Если есть перешли на адрес конторы мистера Брумапера Стоп А что дальше делать не знаю Стоп
На следующий день по получении Клементиной этой интересной телеграммы прибыла Юстинина горничная и сделала все от неё зависящее, чтобы графиня потеряла голову от беспокойства. Барышня оставила её в фиакре на улице, а сама вошла в дом. Она же, бедняга, ждала и ждала, совсем извелась от нетерпения и беспокойства, и было из-за чего беспокоиться, потому как внезапно поднялась жуткая паника. Барышня выскочила в спешке, помчалась неизвестно куда, появилась какая-то заплаканная девица, её, горничную, барышня послала на почту, а сама, о ужас, за это время успела отплыть на пароме в Англию! А заплаканная девушка такая оказалась бестолковая, что от неё ничего узнать не удалось, она, горничная, от всего этого тоже разрыдалась и вернулась домой. А что ещё ей оставалось делать?
Давно привыкшая размышлять и делать самостоятельно выводы из размышлений, Клементина не испугалась визита комиссара полиции. Подтвердила — да, они действительно забрали старинный фолиант, шедевр научной мысли о соколах, ведь это их семейная реликвия, фамильная, можно сказать, ценность, в своё время маркиз де Руссильон взял её почитать, да обанкротился и незаконно выставил её на аукцион. Графиня предъявила полицейскому в доказательство своих слов расписку, а также продемонстрировала и упомянутый шедевр о соколах. Все это убедило комиссара полиции в правильности его выводов, и он смог закончить расследование с чистой совестью. Сделанные им в ходе расследования собственноручные записи остались в семейном архиве месье Симона.