Страница 103 из 111
— Ага, вот они! — радостно воскликнула Кристина, но осеклась. — Хотела сказать — вот они, те самые письма, с которых я срезала марки лет пятнадцать назад, но ничего подобного. Не они! Этих я никогда не видела, хотя старая семейная переписка меня интересовала. Точно, этих я не видела, а ведь лично рылась в сундуке… Погоди, это же не тот сундук! Тот был поменьше. Куда же тот подевался?
— Ясно, не тот, за каких-то пятнадцать лет столько пыли не накопится. А ты копалась на этом чердаке?
Кристина тупо глянула на меня, подумала и наконец сообразила.
— Да нет же! На чердаке, но не на этом! На этом я никогда в жизни не была. Он всегда оставался запертым. Постой… сдаётся мне, копалась я в той, другой части чердака, где Кацперские устроили зимнюю сушку для белья.
Со стоном поднявшись с карачек и растирая задеревеневшую поясницу, я решительно направилась к выходу. Какое нужно терпение, чтобы общаться с такой дурындой, как моя сестра!
— Неужели ещё за тебя думать? Совсем из головы вылетели твои паршивые марки, а ведь ещё в Нуармоне твёрдо решила — начинать нужно с переписки предков. Ну, вспоминай, откуда ты брала те самые письма с марками?
— Говорю же тебе — из сундука! — оправдывалась сестра, топая следом. — Но он был поменьше. Не вырос же за пятнадцать лет? Холера, где он может быть?
Сундук поменьше как бык стоял в углу второго, обжитого, чердака, где Кацперские сушили бельё в непогоду и в зимнее время. В тот раз, когда нам демонстрировали эту часть чердака, мы не заметили сундук, ибо все помещение было завещано выстиранным бельём. Эльжуня обожала стирку, у неё вечно что-нибудь сохло.
— О, вот он! — обрадовалась Кристина, бросаясь к старому знакомцу. — Тогда он тоже стоял в этом углу. Видишь, и старая этажерка рядом. Помню, зачитывалась журналами, что на ней лежали. И лежат. В те времена все было на виду, никакое бельё их не заслоняло, а ты придираешься!
— Ведь мы же тогда приехали в Пежанов летом, на каникулы, забыла? Бельё Эльжуня развешивала для просушки в саду.
— Да, да, всегда в саду что-нибудь висело…
— Хватит о бельё, берись с той стороны, отнесём его в комнату, там работать сподручнее.
Сундучок был тяжёлый, но мы справились. Отдыхая по дороге, перетащили его вдвоём в мою комнату, и я, не теряя драгоценного времени, немедленно принялась разбирать письма. Наверное, Кристину все-таки замучили угрызения совести, потому что она по собственной инициативе принялась сносить в мою комнату бумаги, обнаруженные в первом, большом сундуке. Носила частями. Должно быть, ей доставляло удовольствие постепенно превращать мою комнату в склад макулатуры.
Вот наконец дорвались мы до полного собрания переписки наших предков, которые, похоже, никогда ни одного письма не выбросили, все сохранили в полном объёме. И перед нами предстала история двух семейств, Дембских и Пшилесских, а также бескрайнее окружение их родных и знакомых. Читая, я забыла, для чего изучаю эти документы, такими увлекательными оказались перипетии биографий, извилистые жизненные пути и тропки, а главное, детали, подробности, живые чёрточки давно минувшего.
Скандал в благородном семействе — мезальянс новоиспечённого графа Дембского, деда (пра— и так далее, эти бесчисленные «пра» буду опускать, иначе запутаешься) прабабки Каролины, с дочерью гданьского купца и английской леди, дочери лорда, мультимиллионерки. Одного этого скандала хватило, чтобы заполнить чуть ли не полсундука. А как интересно было читать, ну и повеселились же мы с Крыськой! Благодарственное послание Кацперского — участника восстания, адресованное бабке — купецкой дочери, в котором красочно описывалась его, повстанца, клиническая смерть и воскрешение благодаря сверхчеловеческим усилиям ясновельможной паненки Клементины. Ага, вот они, истоки опять же сверхчеловеческой любви к нам рода Кацперских.
Письма Клементины бабке сначала извещали об ухаживании за ней виконта де Нуармона, а затем о сделанном ей предложении, обручении и, наконец, свадьбе. Ироничное и остроумное письмо отца Клементины давало представление о характере виконта, в котором отмечалось немало достоинств, и в то же время в этом письме поднимались вопросы финансового порядка, подтверждающие поступление средств из Лондона.
— Гляди-ка, прадедушка был настоящим денди! — обратила я внимание сестры. — Жилет ценою в две гинеи, с ручной вышивкой. Вот интересно, жемчугом, что ли, эту жилетку вышивали, такие деньги! И в таком возрасте!
— Тоже мне возраст! — хмыкнула Кристина, которая в отличие от меня считала быстро. — Сорок восемь лет, совсем молодой человек. И вообще, не отвлекайся, у нас вон ещё сколько работы. А об алмазе никакого упоминания. Его к тому времени ещё не было?
— Был. Мариэтта попала под машину ещё до этого. То есть я хотела сказать — под фиакр. Или под карету? Да нет же, послушай, это просто прелесть. «На этом балу маркграфиня де Мерсье блистала в платье абрикосового атласа, украшенном оборками из алансонских кружев цвета слоновой кости». Интересное сочетание. И ко всему этому рубины в ушах, на шее и диадема в волосах. Наверное, очень эффектно баба выглядела!
— Говорю тебе, успокойся и давай делом займёмся, а исторические изыскания оставь до лучших времён. Поищи письма более близкой нам эпохи.
С трудом оторвалась я от потрясающего письма, в котором описывался в подробностях бал по случаю именин какой-то из прабабок и на котором глупенькая Элеонора имела бестактность учинить афронт графине Потоцкой, а ей, прабабке, теперь расхлёбывать. А сделать это надо срочно, иначе вредная графиня нипочём не допустит до желанного брака. Так и не выяснила, о каком марьяже шла речь, а жаль, безумно интересно! Ладно, и в самом деле потом, в свободное время снова вернусь к этим письмам и почитаю без спешки, в своё удовольствие.
Пришлось отложить в сторону массу интереснейших сообщений. К примеру, о сломанной оси новой кареты и неслыханной компрометации молодой пани Имельской, которая всенародно продемонстрировала в катастрофе ногу по самое колено, и теперь бедняжке только в монастырь удалиться. О заливном поросёнке, который неосторожно был подан на стол «вроде как бы малость засмердевши», и опять была жуткая «компрометация», о водке, настоянной на золототысячнике, которая очень помогает «при звоне в ушах и лишаях по всему телу», о бесчисленных недомоганиях членов семьи и прислуги, всех этих вздутиях живота, колотьё в боку, болях в пояснице и пр. и пр. И о тысяче всяких других мелочей, благодаря которым словно воочию видишь минувшую жизнь с её красками и запахами. Обязательно вернусь к этим письмам.
Один из объёмистых пакетов я сунула Кристине, коротко заявив:
— Травки.
— Холера! — услышала в ответ.
Однако пакет Крыська аккуратно спрятала в свою сумку.
Наконец мы опорожнили сундучок. Ни одного словечка об алмазе! Крыська в полном отчаянии принялась рыться в кучах бумаг, принесённых ею из большого сундука.
— Гляди-ка, Иоаська! — оживилась она. — Наконец-то письма Кацперских. От и до… И наши тоже. О, как раз те годы, которые нужнее всего!
А я-то собралась передохнуть. С тяжким вздохом взялась за работу, но не успела ничего стоящего разыскать, как пришла Эльжуня.
— Я, конечно, молчу! — веско заявила эта энергичная женщина. — Сижу тихо, не мешаю, с обедом не навязываюсь. Но ужин-то вы у меня съедите как миленькие! И не здесь, не на полу же есть, так что извольте спуститься в столовую. О боже, сколько тут бумаг! И все надо прочесть?
— Надо! — печально подтвердила Кристина. — Эльжуня, вы как раз вовремя появились, не знаю, как Иоаська, а я как волк голодна. Пошли скорее!
Ужин, как всегда, затянулся, и к прерванной работе мы вернулись за полночь. А полезная переписка отыскалась и ещё позже. На неё наткнулась сестра, потому что я опять застряла на каком-то историческом описании, оторваться от которого было выше моих сил.
— Вот она! — шёпотом, чтобы не разбудить всех в доме, заорала Крыська. — Антуанетта! Наконец что-то о ней!