Колдовское зелье

— Все всегда хвалят только Лупе, даже ты, — произнесла Пита сдавленным, оскорбленным голосом.

Последовало неловкое, ледяное молчание. Обе женщины почувствовали страх отчуждения.

Слишком поздно Кэти поняла, что собственная боль ослепила ее и привела к необдуманной жестокости.

Простого извинения здесь уже было мало.

Одно дело — когда Пита сама пыталась принизить себя и свои таланты, и совсем другое — критика со стороны. Кэти знала: одного неосторожного замечания или шутки по поводу того, что Пита — сплошное разочарование по сравнению с ее матерью, хватало, чтобы обычно жизнерадостная Пита несколько дней ходила мрачнее тучи.

— Пита, я и вправду не хотела тебя обидеть. Ты же сама понимаешь. Я даже не верю...

— Нет, веришь, — угрюмо перебила Пита.

И ты права: дара Лупе у меня нет. Я всего лишь жалкая обманщица. Мои заклинания никогда не действуют — вспомни Пачеко! Так кого же я пытаюсь обмануть?

Кэти медленно подошла к Пите, но, когда попыталась обнять и утешить ее, та отстранилась.

— Прошу тебя, прости! Мне невыносимо думать о том, что завтра я уеду, так и не помирившись с тобой...

Взгляд обиженной Питы метнулся мимо Кэти и остановился на суровой фотографии Лупе, которая вновь стала испускать радужное свечение.

— В меня никто никогда не верил. Особенно мать... а я так старалась! И до сих пор стараюсь...

— Я верю в тебя, Пита, и всегда верила. Если бы не ты, в детстве я была бы несчастна.

Но Пита еще колебалась и заговорила, лишь выдержав продолжительную паузу:

— Значит, ты позволишь мне доказать и тебе, и матери, что все вы ошибались?

— Я и так знаю, что совершила ошибку.

— Нет. Я — дочь великой Лупе Санчес, а это кое-что значит! — провозгласила она с оттенком надменности, свойственной Лупе. — Если я приготовлю снадобье матери, вызывающее истинную любовь, ты дашь его Морису и примешь сама, когда приедешь забрать отсюда Сейди?

Кэти считала, что прибегать к помощи колдовских снадобий нелепо. Но сейчас она была готова на все, лишь бы умилостивить Питу.

— Разумеется, Пита.

В черных глазах Питы вспыхнуло внезапное воодушевление, и, пройдя через комнату, она взяла дневник матери.

— Хотя бы раз в жизни я докажу ей! И тебе тоже, Кэти. Мое заклинание преобразит весь мир!

Кэти припомнила, как Абелардо превратился в примерного мужа, и ощутила легкую тревогу. Земляной пол вновь задрожал под ее ногами.

— Еще один толчок, — обронила Пита по пути в кухню с дневником, прижатым к объемистой груди.

— Пита, может, тебе не следует слишком увлекаться? Не забывай, я хочу всего лишь влюбиться.

— Клянусь тебе тщеславной душой моей достопочтенной матери — а она, как тебе известно, была величайшей колдуньей и знахаркой, — ты влюбишься без памяти! Ты потеряешь голову от любви, и это будет лучше, чем в прошлый раз.

Фотография Лупе Санчес затряслась. Весь алтарь опасно накренился.

Кэти вскрикнула, но Пита с вернувшимся к ней добродушием улыбнулась и успокоила:

— Не волнуйся. Это всего лишь подземный толчок.

Глава третья

Он зверел, вспоминая, где оказался: самоубийством было забираться в глубь Мексики, когда одного упоминания об этой стране хватало, чтобы свести его с ума.

Рейф невольно потянулся к нагрудному карману рубашки за сигаретами, прежде чем вспомнил, что бросил курить полгода назад.

Проклятье!

Продолжая одним глазом следить за дорогой, Рейф то и дело поглядывал через плечо. Но беспокоился он не только о новом грузовичке.

Вся эта затея, возможно, лишь очередной предлог, чтобы заставить его пересечь границу.

Синеглазое существо на дрянной фотографии, которую прислал Мануэль, никак не могло состоять в родстве с Рейфом!

Рейф ни в коем случае не хотел иметь никаких дел с богатым кретином, который чуть не погубил его. После нескольких неудачных лет дело, которое Рейф начал вместе с Майком, наконец-то начало налаживаться. Меньше всего ему были нужны неприятности вроде Кэти, которая обладала особым талантом превращать его жизнь в кошмар. А она наверняка отдаст его на растерзание волкам, как только почует неладное.

Впрочем, волк был всего один, но очень опасный — Арми Колдерон.

Рейф прекрасно осознавал, что на стороне его противника преимущество в виде миллиарда долларов. Но Арми был не просто богат и способен купить кого угодно. Он мог легко раздавить соперника, обратить его в пыль.

Рейф, который гордился своим стилем «крутого парня», втайне стыдился, что до сих пор видит в кошмарных снах ту ночь, когда он напился после расставания с Кэти. Он был настолько пьян, что потерял профессиональную бдительность и стал легкой добычей для четырех охранников Арми, едва вывалился из бара. На него напали сзади и потащили в темный переулок. Когда он отказался принять деловое предложение Арми, тот приказал намять ему бока.

Рейф всхлипывал, как ребенок, заверяя, что возьмет деньги, когда Арми наконец отозвал своих громил. Этот богатый ублюдок в шикарном костюме-тройке стоял и улыбался, глядя, как Рейф корчится в пыли. Наконец Арми присел, леденяще-вкрадчивым голосом сообщил, что его любимое блюдо — американский гамбургер, а затем вытащил из кармана платок с монограммой и вытер кровь с губ Рейфа так бережно, словно ухаживал за ребенком. Неторопливо поднялся и произнес: «Слушай, ты, пьянь, дешевый потрох, если когда-нибудь попадешься мне на глаза или подойдешь к моей падчерице, я прикажу этим парням сделать из тебя гамбургер».

Арми швырнул толстую пачку наличных в грязь, смешанную с кровью. Туда же отправились изорванные фотографии, отнятые у Кэти. Арми повернулся на каблуках и зашагал прочь, оглянувшись только в конце переулка, чтобы заявить: «Больше ты от меня ничего не дождешься, — и еле слышным шепотом добавил: — Твоя жизнь — вот моя благодарность за то, что ты когда-то спас меня».

Арми Колдерон делал вид, что с рождения принадлежит к высшему обществу. И большинство людей были уверены: каждый, у кого есть деньги, — аристократ. Но в действительности Арми происходил из самых низов, а разбогател только благодаря своей хитрости и решительности. Он был ловкачом, умело покупающим людей, облеченных властью. Шесть с половиной лет назад он с наслаждением раздавил Рейфа, словно клопа. Рейф понимал: Арми с особым удовольствием осуществит свою угрозу.

Так почему же он, Рейф, мчался сюда?

Потому, что, когда речь заходила о Кэти Колдерон, он буквально терял разум. То же самое произошло и в ту ночь, когда Рейф увидел, как через стену перелетают туфельки Кэти на шпильках, так же он чувствовал себя, когда она поддернула шифоновые юбки и перекинула обнаженную ногу через сиденье мотоцикла.

Та невероятная ночь бурно началась и завершилась настоящим шквалом страсти.

Он не смог бороться с вожделением к Кэти Колдерон. Ни одна другая женщина не заводила его так, как она; впрочем, Рейфу тогда показалось, что и Кэти испытывает такие же чувства по отношению к нему.

Отчетливо, словно все произошло только вчера, он помнил, как трясся на сиденье мотоцикла за спиной Кэти, обнимая ее за талию и выкрикивая ей в ухо, в какую сторону повернуть, пока они мчались сквозь жаркую ночь к дому Рейфа и Майка.

Она быстро освоилась с огромным и мощным мотоциклом.

Так же быстро, как и с другими развлечениями, которые нравились Рейфу еще больше.

Если бы только он не был так самонадеян, считая, что контролирует ситуацию! Если бы по глупости не забыл, что Кэти — падчерица Арми Колдерона! Если бы помнил, что богачи склонны к грязным и жестоким играм...

Ее шифоновые юбки порхали по бедрам Рейфа, пока они неслись по 610-й окружной дороге мимо обсерватории и наконец вывернули на пустое шоссе Галф, оставив позади мир Кэти и приближаясь к миру Рейфа.

— Где мы? — озадаченно прошептала Кэти, когда Рейф велел ей остановиться перед маленьким, обшитым досками домом, стоящим в тени десятка высоких пекановых деревьев.