Упрямая гувернантка

Почти через полчаса она услышала скрежет цепей на автомобильных колесах. Звук приближался, впереди на дороге ревел мотор. На гребне показались фары, и она автоматически отвела Фрица в сторону на случай, если автомобиль едет на скорости. Машина перевалила через гребень и осветила фарами их участок дороги. Сразу же раздался визг тормозов, машина остановилась, немного проехав по мерзлой поверхности. Фары не погасли, и Виктория заморгала в их резком свете. Фриц радостно бросился к человеку, который вышел из автомобиля, но Виктория слишком устала, чтобы беспокоиться, ее ли это хозяин.

Впрочем, Фриц отлетел в сторону после самых беглых приветствий, и мужчина направился в лучах фар к ней. Теперь Виктория видела, что это барон, и, хотя его лицо оставалось в тени, ощущала его гнев. Он подбежал, схватил ее за плечи и выкрикнул:

— Mein Gott [26], Виктория, я чуть не сошел с ума! Где вы были?

Виктория слегка покачнулась и была рада, что его руки поддерживают ее.

— Я упала… — неуверенно начала она, но барон не слушал.

Он поднял ее на руки, отнес в машину и сел рядом. В лунном свете Виктория увидела, что его лицо осунулось, а глаза ярко блестят.

— Вы замерзли, — свирепо пробормотал он, расстегивая толстую овчинную парку.

— Все в порядке, — слабо сказала она, думая, что он хочет отдать ей парку. — Пожалуйста…

— Пожалуйста, что? — резко спросил он и, прежде чем она поняла его намерение, притянул девушку к себе, под куртку, к теплому сатину кремовой рубашки, так что жар его тела проник в нее, вызывая необыкновенную вялость. Он положил ее руки себе на пояс и запахнул парку.

Виктория потеряла связность мысли. Близость барона, его чистый мужской запах не позволяли думать ни о чем, кроме него. Твердость тела под щекой одновременно успокаивала и волновала, и она слегка вздрогнула в его объятиях. Тотчас он повернул ее лицо за подбородок к себе и странным неуверенным тоном произнес:

— Вы еще мерзнете?

Виктория сглотнула.

— Нет, — пробормотала она, бессознательно прильнув к нему, и на миг забыла, что этот мужчина так же не свободен и вдвое опаснее Мередита Хэммонда.

В ходе осмотра пальцы барона медленно перемещались по ее подбородку и горлу.

— Мы подумали, ты умерла! — хрипло выдавил он. — Когда Хельга пришла одна…

— Она вернулась? — потрясенно воскликнула Виктория.

— Конечно. Когда я приехал из Хоффенштейна, Мария и Густав места себе не находили от тревоги. Густав прочесал ближайшие окрестности, но тебя там, разумеется, не было!

Виктория поежилась, но не от холода.

— Я… Думаю, мне следует извиниться… — прошептала она, остро ощущая ритмичные прикосновения его пальцев к нежной коже вокруг ушей.

Барон не отвечал, его прищуренные глаза внимательно осматривали ее лицо, отметив багровую припухлость на правом виске и бледность кожи. Казалось, он полностью ушел в это занятие, и Виктория заметила, что давление его тела усиливается. Он все сильнее прижимал ее к себе…

— Не извиняйся, — глухо проговорил он, — ты жива, вот что важно, — и коснулся губами раненого места над правым глазом.

Прикосновение было легким, и Виктория поняла, что он управляет собой с обычной железной волей.

Но Виктория также поняла, что не хочет этого. Сейчас, когда ее тело наполняли жизнь, тепло и некое странное чувство, ей требовалось больше, чем отеческие поцелуи. Все ее тело просило намного больше. Но что она могла? Сейчас ей следует отодвинуться, он отвезет ее в замок, и конец. Барон извинится за минутную слабость, допущенную от радости, что она жива, а Виктория всю жизнь будет гадать, что получится, если пробудить в нем страсть.

Почти невольно она протянула руку к его щеке, и он отпрянул.

— Виктория, — хрипло бросил он. — Я понимаю, события последних часов вызвали у нас эмоциональное смятение, но даже моему терпению есть предел…

— Неужели есть, герр барон? — тихо спросила она, гладя его по лицу.

— Да, — выпалил он, — и перестань называть меня герр барон!

Пронзительно глядя на Викторию, он коснулся ртом ее ладони. Прикосновение было твердым и теплым. Виктория взглянула на него и полураскрыла рот. Барон отпустил ее руку и с неясным возгласом прижался к ее губам. В поцелуе не было нежности, только страстное желание, и Виктория закрыла глаза, прижимаясь к нему всем телом.

Она всегда знала, что в бароне скрыты нетронутые глубины страсти, о которых он вряд ли подозревал. Но сейчас он был на грани, все барьеры сметены тревогой за ее жизнь. Поцелуи становились все крепче и длиннее, вызывая в Виктории восхитительную истому, сменившую прежнее напряжение, и девушка поняла, что находится в опасности…

В конце концов, он настоящий мужчина, и опытный. Нет сомнений, что Софи его дочь, и не важно, если его чувства к жене были чем-то большим, чем сексуальные отношения.

Его жена…

Виктория всхлипнула и вырвалась из рук барона, трясущимися пальцами застегивая пальто. Ее волосы растрепались и пришли в полный беспорядок, а рот болел от его поцелуев. Она почувствовала себя больной и испуганной. Что она за существо, если позволяет любому женатому мужчине заниматься с ней любовью? Что он подумает о запрещенном приеме, который она применила, чтобы возбудить в нем страсть?

Виктория метнула в его сторону смятенный взгляд. Барон с холодной задумчивостью смотрел в ветровое стекло, застегивая парку. Его пепельные волосы взъерошились, когда она зарылась в них пальцами. Казалось нелепым даже вспоминать, на какую жестокую страсть он был только что способен. Сейчас перед ней снова барон фон Райхштейн, и Виктория почувствовала неловкость, словно он уже сожалел о временной потере самоконтроля.

— Итак, фройляйн, — резко сказал барон, — вы узнали, что я несколько отличаюсь от предков. Я способен вести себя безжалостно и безответственно! — Он включил зажигание. — Разумеется, я прошу прощения. Мои действия стали результатом чрезмерных эмоций. У вас есть все основания презирать меня.

Виктория слушала это высказывание и кусала губы, пока не почувствовала вкус крови. Если он может сдерживать свои чувства, она тоже сумеет.

— Не стоит извиняться, герр барон, — осторожно сказал она. — Я… сама привлекла ваше внимание. Впрочем, тут не о чем говорить. Такой… такой случай не считается…

— Genug! [27]— Тон барона был свиреп. — Не желаю слышать о так называемом терпимом обществе, в котором вы живете! Я извинился! Если возможно, прошу вас полностью забыть, что произошло!

Лицевые мускулы Виктории одеревенели.

— Да, герр барон, — выдавила она.

Не говоря больше ни слова, он открыл заднюю дверь и позволил Фрицу запрыгнуть внутрь, умело развернулся и быстро поехал к замку.

Уже во дворе замка барон бросил на нее взгляд.

— У нас гостья, — холодно сообщил он. — Друг, которого мы с Софи встретили в Хоффенштейне, Она останется на уик-энд. Если позволите, Мария займется вашим лбом.

Виктория изумленно уставилась на него, отчаянно пытаясь восстановить самообладание. Неожиданное заявление барона заставило ее вспомнить о собственном растрепанном виде — кто бы ни был этот друг, казалось очевидным, что барон вежливо предлагает отправиться на кухню и привести себя в порядок.

Она довольно неуверенно вышла из машины и, закрывая дверь, пошатнулась. Барон немедленно обошел вокруг и поймал ее запястье своими твердыми пальцами.

— С вами все хорошо? — воскликнул он. — Хотите, вызову доктора Циммермана?

Виктория сжала губы, качая головой.

— Я… я буду в порядке. Вы позволите? — неуверенно ответила она, вырвалась и пошатываясь, но целенаправленно зашагала по крытому проходу к кухонной двери.

— Фройляйн! — сердито крикнул он вслед, но Виктория не обернулась.

Пусть использует главный вход! Если гостья ждет его к ужину в большом зале, Виктория не желает встречаться с ней в таком состоянии. К тому же она очень сомневалась, что сможет вообще что-то съесть.

26

Боже мой (нем.).

27

Довольно! (нем.)