Страница 39 из 63
— Две женщины и — любовницы?
— Незначительная деталь. Неизвестно, когда именно Эржебет узнала, что Анна — вампир, или же когда сама сделалась вампиршей, но они намеревались провести вдвоем целую вечность. После загадочной кончины графа в 1604 году любовницы начали заманивать молоденьких крестьянок в Чахтицкий замок, обещая им работу и деньги для голодающих семей. В действительности девушкам предстояло стать игрушками для высших существ, лишиться крови и самой жизни. Эржебет с Анной за три года убили более шестисот девиц.
— Господи…
— Да, но что еще хуже, обе, похоже, гордились тем, что изобретали самые жуткие, самые унизительные, самые болезненные способы убийства. Крестьянок пытали. Высасывали до капли. Пожирали на протяжении нескольких дней. Подвешивали на крюках за руки и за ноги. Эржебет с Анной ложились на пол и с помощью ножичка делали надрезы на коже несчастных, чтобы кровь по капле стекала вниз, а сами в это время занимались любовью. Некоторых девушек подвешивали на некое подобие распятия: руки приколачивали к деревянной…
— Довольно, По, прошу тебя. Это уж слишком.
— Наконец крестьяне не выдержали и взяли замок штурмом. Внутри они отыскали подвал с железными клетками, где сидели полумертвые жертвы, у которых из рук и живота были вырваны целые куски плоти. Некоторых девушек держали над огнем, пока их лица и руки не обгорели до кости. Но вампиров в замке не оказалось. Провели судебный процесс, пару невинных женщин сожгли на костре, чтобы удовлетворить крестьян, но настоящие Эржебет Батори и Анна Дарвулия исчезли без следа. Кошмары, Линкольн… Сколько кошмаров они создали за столь короткий срок… Мастерство и изобретательность, с которыми они убивали… В этом есть свое очарование. Ими волей-неволей восхищаешься.
— Чудовищно, — проронил Эйб.
— Думаю, жизнь научила тебя, что один и тот же предмет может одновременно быть прекрасен и чудовищен.
— Ты обещал рассказать про значимую фигуру в истории нашей страны. Скажи на милость, в кошмарах кроется урок или же ты просто решил поиздеваться над старым другом?
— Урок, друг мой, в следующем: в какой-то степени именно Эржебет Батори несет ответственность за то, что в Америки появились вампиры.
Теперь Линкольн всецело обратился в слух.
— История о зверствах разлетелась по всей Европе, — продолжал По. — Поговаривали о вампирше по прозвищу Кровавая графиня и о сотнях загубленных ею девушек. За десять лет суеверия, о которых шептались веками, переросли в открытую ненависть. Ни одно событие в истории не порождало такого пыла. Дни, когда вампиров принимали как неотъемлемую часть жизни, остались в прошлом. Теперь люди осмелились противостоять кровопийцам. От Англии до Хорватии стали появляться охотники на вампиров. Они учились друг у друга и преследовали неупокоенных по всему континенту. Охотники гонялись за вампирами по вонючим сточным канавам и трущобам Парижа. Преследовали их в темных переулках Лондона. Вампиров вынуждали обходиться кровью бродячих собак. Овцы дерзнули охотиться на львов! Жизнь кровососов в Европе сделалась невыносимой. Они жаждали свободы. Свободы от преследований. От страха. И где же они могли обрести эту свободу?
— В Америке.
— В Америке, Линкольн! Америка стала для вампиров раем, где им не приходилось драться за кровь. Здесь в семьях принято рожать по пять, восемь, двенадцать детей. Вампирам полюбилось американское беззаконие. Простор. Уединенные деревеньки и порты, кишащие новоприбывшими людьми. Но больше всего на свете, Линкольн, вампирам полюбились рабы. Ведь здесь, в отличие от любой другой цивилизованной страны, можно было кормиться пьянящей человеческой кровью — и не бояться возмездия!
Когда англичане прибыли на наши берега и попытались вернуть Америку во власть Старого Света, вампиры приняли бой. Они встали под Лексингтоном и Конкордом, сражались при Тикондероге и Мурс-Крик. Некоторые из них вернулись на родину, во Францию, и убедили короля Людовика послать свой флот к нам на помощь. Они такие же американцы, как и мы с тобой, Линкольн. Настоящие патриоты, ведь независимость Америки — залог их выживания.
— Я слышал, как про вампиров говорят в Капитолии, — прошептал Эйб. — Даже там ощущается их присутствие.
— Они повсюду, Линкольн! И их влияние будет только усиливаться, как это происходило в Европе на протяжении многих веков. Сколько это может продолжаться? Сколько еще вампиров переберется на наши берега, прежде чем простые люди заметят их? И что тогда? Неужели ты думаешь, что добропорядочные жители Бостона или Нью-Йорка согласятся обитать бок о бок с вампирами? Полагаешь, все вампиры отличаются таким же добрым нравом, как твой Генри или мой Рейнольдс? Вообрази, Линкольн. Вообрази, что случилось бы с Европой, если бы вампирам некуда было бежать. Как долго львы будут терпеть охотников-овец? Сколько времени пройдет, прежде чем они снова вспомнят львиные повадки?
Эйб пытался представить себе то, о чем говорил По, и картина ему не нравилась.
— Говорю тебе, — продолжал гость, — нас ожидает большая беда…
Для самого По, во всяком случае, предсказание оказалось пророческим.
Третьего октября 1849 года (менее чем через восемь месяцев после встречи с Эйбом) его нашли на улицах Балтимора — полумертвого, в беспамятстве, в чужой одежде. По препроводили в больницу Вашингтон-колледж, где врачи безуспешно пытались поставить диагноз.
У пациента высокая температура и галлюцинации. Приходя в сознание, зовет какого-то Рейнольдса. Судя по симптомам, мы имеем дело с брюшным тифом, однако стремительное развитие заболевания свидетельствует об иной, глубинной причине. Случай безнадежен.
В воскресенье, 7 октября, в пять часов утра, По неожиданно очнулся. Он пробормотал: «Господи, помилуй мою бедную душу!» — и скончался.
IV
Пятого марта 1849 года пришел конец краткой и непримечательной карьере Эйба в Конгрессе. Он решил не баллотироваться на второй срок.
Место в Конгрессе… не принесло мне радости, на которую я рассчитывал. Все два года я ужасно скучал по жене и маленьким проказникам. В Вашингтоне не найдется ничего, что удержало бы меня здесь хоть минутой долее.
Линкольн вернулся в Спрингфилд и с головой окунулся в адвокатскую практику. К нему присоединился тридцатилетний адвокат по имени Уильям Г. Херндон (тот самый, который после убийства Линкольна напишет его полную и столь противоречивую биографию). Авраам всеми силами старался скрыть от партнера правду о своем темном прошлом.
Он писал друзьям в поисках клиентов. Выступал на судах по всему Иллинойсу. Играл с мальчиками и подолгу гулял с женой.
Он жил.
Его желанию не суждено было сбыться.
Эдди Линкольн умер, когда ему было три года, десять месяцев и восемнадцать дней.
Первого февраля 1850 года, всего через несколько часов после смерти сына, Авраам записал в дневнике:
Я потерял своего малыша… Как же я по нему тоскую. В жизни больше нет радости.
Нет причин подозревать, что вампиры имели какое-либо отношение к кончине Эдди. Он болел еще с декабря (вероятно, туберкулезом) и постепенно угас. Мать неусыпно бодрствовала у постели сына и втирала мазь в его тщедушную грудь — но это не помогло.
Мэри не могла допустить, чтобы Эдди умер в одиночестве. Она прижимала к груди его бесчувственное тело и всю ночь качала малыша… пока он не скончался.
Мэри никогда не станет прежней. Она потеряет еще двоих сыновей, но эти утраты не сравнятся с кончиной ее любимого «ангелочка». Три дня после смерти сына она не ела, не спала и постоянно рыдала.