Страница 16 из 63
Капитан Уайт сделал краткую сухую запись в судовом журнале: «Матрос свалился с марса. Умер. Выкинули за борт».
«Будь это единственным происшествием за все плавание, мы бы сочли себя счастливцами. Но мы снова подверглись испытанию во вторник, 30 июня, когда ночью пропала Элизабет Баррингтон».
Элизабет, комично низенькую шестнадцатилетнюю девушку с кудрявой шевелюрой, в буквальном смысле приволок на корабль ее собственный отец вместе с несколькими матросами. Девушка всю дорогу брыкалась, кричала и кусалась. «Лион» представлялся ей тюрьмой.
За несколько месяцев до отбытия она влюбилась в молодого служащего в отцовской юридической конторе. Влюбленные понимали, что родители никогда не благословят их союз, поэтому хранили связь в тайне. Секрет открылся и произвел небольшую сенсацию в Судебных иннах, а также серьезно подмочил репутацию отца девушки в адвокатских кругах. Мистер Баррингтон оказался в весьма неловком положении и с радостью ухватился за возможность начать новую жизнь по ту сторону Атлантики, а заодно забрать с собой нахальную дочку.
«В тот вторник погода окончательно испортилась, и корабли плыли сквозь завесу грозовых туч. К закату все, кроме нескольких матросов, ушли с палубы, чтобы укрыться от ливня и ветра. Корабль болтало так сильно, что капитан Уайт приказал задуть свечи, опасаясь, как бы волны не сбили их и не начался пожар. Я обнял Эдеву и устроился рядом с остальными в кромешной тьме под палубой. Я чувствовал головокружительную корабельную качку, слышал, как стонут деревянные балки и как тошнит других пассажиров. Элизабет Баррингтон точно была с нами, когда погасили свет. Я видел ее собственными глазами. Но наутро она пропала».
Гроза миновала, солнце снова пекло. Элизабет и раньше нечасто поднималась на палубу, поэтому ее хватились только поздним утром. Пассажиры звали девушку по имени, но она не откликнулась. Обыск корабля ничего не дал. Во время второго обыска опустошили мешки с мукой, просеяли порох в бочках, но снова никого не нашли. Элизабет исчезла. Капитан Уайт снова сделал сухую и бесстрастную запись в своем журнале: «Девушка свалилась за борт в бурю. Умерла».
«Никто не произносил этого вслух, но все понимали, что несчастная покончила с собой. Кинулась в море и утонула. Мы помолились за ее душу (хотя и знали, что она попадет в ад; самоубийство — непростительный грех в глазах Господа)».
За последние три недели плавания больше ничего не произошло. Им сопутствовала хорошая погода, но все же путешественники были несказанно рады увидеть землю. Колонисты принялись валить деревья, перестраивать заброшенные укрытия, засеивать поля и налаживать контакт с местными, особенно с кроатанами, которые в прошлом уже приветствовали англичан. Однако на этот раз миру быстро пришел конец. Ровно через неделю после того, как первые корабли Джона Уайта достигли острова Роанок, одного из поселенцев, Джорджа Хоува, обнаружили лежащим лицом вниз на мелководье дельты Альбермейла. Он рыбачил в одиночестве, и отряд «дикарей» застал его врасплох. Уайт восстановил картину нападения по уликам на месте трагедии. Вот запись из его журнала:
Трое дикарей затаились в высоком тростнике, где часто охотились на спящих оленей, и следили за нашим соратником. Он бродил в воде один, почти голый, безоружный, с одной только острогой в руках. Хоув ловил крабов и на две мили удалился от остальных. Дикари стали стрелять, и шестнадцать стрел попали в цель. Затем они зарубили его деревянными мечами, разбили голову и скрылись по воде.
Уайт заключил, что в Хоува попало шестнадцать «стрел», потому что на трупе обнаружились небольшие колотые ранки.
«В действительности ни в теле мистера Хоува, ни рядом с ним не было найдено ни одной стрелы. Губернатор Уайт опустил в своих записях еще одну важную подробность: труп уже начал разлагаться, хотя мистер Хоув погиб всего за несколько часов до того, как его разыскали».
Восемнадцатого августа колонисты позабыли о кроатанах и праздновали рождение Вирджинии Дэр, внучки Джона Уайта. Она стала первым английским младенцем, родившимся в Новом Свете, и унаследовала от матери роскошные рыжие волосы. Роды принимал единственный врач в колонии, Томас Кроули.
«Кроули был крепким седеющим мужчиной шестидесяти пяти лет. Он отличался статью, добродушным рябым лицом и любовью к шуткам. За все это да еще за медицинское искусство его высоко ценили. Ничто не доставляло Кроули большее удовольствие, чем рассмешить больного и помочь ему позабыть о бедах».
Убедившись, что колонии положено крепкое начало (если не принимать во внимание недоразумение с кончиной мистера Хоува), Джон Уайт отплыл обратно в Англию, чтобы сообщить об успехах и пополнить запасы. В Новом Свете он оставил сто тринадцать мужчин, женщин и детей, в том числе и свою маленькую внучку Вирджинию. Он рассчитывал вернуться через несколько месяцев с продовольствием, строительными материалами и товарами для торговли с туземцами.
«Его расчет не оправдался».
Череда препятствий, как нарочно, задержала Джона Уайта в Англии на целых три года.
Во-первых, команда отказалась совершать обратный путь в опасные зимние месяцы. Летнее плавание и так вышло достаточно трудным. Уайт не смог подобрать других моряков и, досадуя, остался пережидать тревожную зиму. К весне Англия ввязалась в войну с Испанией, и королеве Елизавете понадобились все боеспособные корабли. Это касалось и тех, которые Уайт собирался повести к Новому Свету. Капитан с трудом отыскал небольшие старые суда, не востребованные Ее Величеством. Однако вскоре после начала плавания оба корабля ограбили испанские пираты. Оставшись без припасов для колонистов, Уайт развернулся и поплыл обратно в Англию. Война с Испанией бушевала еще два года, и растерянному Джону Уайту пришлось сидеть на родине. В 1590 году, отчаявшись собрать запасы, он наконец втиснулся пассажиром на торговое судно. 18 августа, в день рождения своей внучки Вирджинии, Уайт вновь ступил на Роанок.
Все исчезли.
Мужчины, женщины, дети. Его дочь. И маленькая внучка. Баррингтоны. Исчезли. Колония словно растворилась в воздухе. Дома пострадали от непогоды и заросли сорняками, но стояли как прежде. Инструменты и припасы были на своих местах. Не могли ведь они умереть с голоду среди плодородных полей и щедрой природы? Если случился мор, то где братские могилы? Если была война, где ее признаки? Уайт ничего не понимал.
Осталось только две подсказки: слово «кроатаны», вырезанное на столбе внешней ограды, и три буквы, «КРО», на коре дерева, росшего неподалеку. Неужели кроатаны напали на колонию? Эта версия вызывала сомнения. Для начала, они сожгли бы поселение до основания. Остались бы тела. Доказательства. Хоть что-нибудь! Уайт предположил (или по крайней мере понадеялся), что странные надписи означают другое: колонисты по какой-то причине перебрались на близлежащий остров Кроатан. Возможности проверить догадку ему не представилось. Погода ухудшалась, и команда торгового судна отказалась ждать. Уайт три года мечтал о возвращении, на твердой земле он провел всего несколько часов, и теперь перед ним встал выбор: отправиться обратно в Англию и попытаться собрать новую экспедицию или же остаться одному на чужом материке, без малейшего понятия, куда делись его соотечественники и живы ли они вообще. Уайт отплыл и больше не возвращался в Новый Свет. Остаток дней он горевал, его преследовало чувство вины и — самое главное — недоумение, куда же пропали сто тринадцать поселенцев.
«Полагаю, — сказал мне Генри, — хорошо, что правды он так и не узнал».
Вскоре после первого отъезда губернатора Уайта в Англию жителей Роанока поразил странный недуг. У жертв начинался сильный жар, за которым следовали галлюцинации, беспамятство, а затем — смерть.