Я призываю любовь

Странно, что сейчас он уделял столько времени размышлениям о Розалин Паркер, поскольку ее общество не сулило обычного отдохновения. Всегдашняя непринужденность начала оставлять Скотта с той минуты, когда он увидел ее. А все его старания выглядеть обаятельным были встречены с неприятием.

Он разделся на ходу, бросая вещи как попало. Эту привычку искореняла его бывшая жена, но он вернулся к ней, едва за Ребеккой захлопнулась дверь. Приняв душ, он в одних трусах забрался под одеяло.

Вообще-то Скотт собирался перед сном заняться счетами, которые Майк, управляющий имением, оставил для него на столе. Но понял, что не сможет сосредоточиться ни на чем, пока начисто не выкинет из памяти Розалин Паркер.

Он лежал на кровати, заложив руки за голову, и смотрел в потолок. Возможно, если бы Скотт подумал о бывшей жене, то смог бы найти несколько полезных сравнений с Розалин, чтобы избавиться от нежеланных образов.

Одной мысли о Ребекке было достаточно, чтобы прийти в отвратительное настроение. Скотт не мог вспомнить, что же хорошего было в их жизни, хотя знал, что что-то должно было быть, иначе о женитьбе и речь бы не зашла. Дело заключалось в том, что плохое случалось значительно чаще. И в основном это было связано с тем, что Ребекка была всецело поглощена своей карьерой, словно у нее отсутствовал своеобразный выключатель — устройство, позволяющее большинству людей забывать о работе, едва за ними закроется дверь их конторы.

— А ты, Розалин Паркер, — громко сказал Скотт в потолок, — точно такая же!

Нет, еще хуже, пожалуй, подумал он. Врачи особенно славятся тем, что никогда не могут отключаться. Вероятно, лишь крохотная часть ее сознания занята тем, что не имеет отношения к работе. Он со злорадным смешком представил Розалин и Роджера, занятых обсуждением симптомов болезней. О чем же еще разговаривают врачи перед сном, лежа каждый на своей половине кровати!

Розалин, вероятно, уже забыла — если и знала когда-то, — об искусстве получать удовольствие. Удовольствие ради самого удовольствия. В общем, скучная личность. Не столь беспросветно скучная, как Ребекка, потому что медицина, по меньшей мере, предполагает сочувствие, но все равно скучная.

Скучная и эгоистичная. Скотта удивило, почему старый доктор Паркер так не хотел, чтобы его единственная дочь приехала, когда его хватил удар. Он предполагал, что их отношениям недоставало тепла, но это нисколько не оправдывало в его глазах Розалин, пренебрегающую дочерним долгом все последние годы. Скотт с неудовольствием припомнил, что заставил ее остаться едва ли не под дулом пистолета. И даже сейчас, согласившись пробыть здесь какое-то время, она торопится хоть на день уехать. Какой бы ни была внешняя упаковка, все деловые женщины по сути одинаковы — они свихнулись на своей работе.

И тем не менее несколько последующих дней мысли о Розалин Паркер посещали его в самые неподходящие моменты.

Когда один из его сотрудников после обычной встречи с клиентом спросил: «С тобой все в порядке, Скотт? Ты выглядишь странно», — он неожиданно сорвался. Ему всегда удавалось сдерживать свои эмоции — зачем кричать, если того же самого можно добиться тихим голосом?

— Наверное, это из-за погоды, Дилан, — пробормотал он в свое оправдание. — Может быть, я простудился.

Дилан посмотрел на него с облегчением.

— Слава Богу! А то в какой-то момент мне показалось, что ты утратил интерес к сделке.

— Ни в коем случае! — с преувеличенной живостью возразил Скотт.

Они вышли из комнаты для совещаний, и он постарался припомнить, как шли переговоры. Скотт знал, что убедил клиента, но не помнил как. Возможно, действовал автоматически.

— Может, тебе лучше полежать в постели пару дней? — посоветовал Дилан, задерживаясь возле выхода из офиса. — Пусть эта зараза пройдет. А Лондон подождет.

Лондон? Подождет? Скотт с огорчением вспомнил, что ему предстоит этот чертов полет с этой чертовой бабой, и от этого настроение у него испортилось еще больше. Он заставил себя улыбнуться.

— Ты излишне беспокоишься, Дилан. А это признак старости.

Дилан был всего на четыре года старше Скотта, но небольшая разница в возрасте служила поводом для добродушного подшучивания друг над другом.

— Но раз уж ты летишь, — ответил тот, усмехнувшись, — то не перенапрягайся. Никакого вина, никаких женщин, никаких развлечений.

— Ну не знаю, — покачал головой Скотт, вспомнив длинные, светлые волосы и удивительно правильные черты лица. — Вино, женщины и развлечения — это лучшее лекарство против надвигающейся болезни.

Дилан был счастливо женат, имел троих детей. Но тем не менее с тоской узнавал об очередных успехах Скотта у представительниц прекрасного пола, словно судьба его чем-то обделила.

Позже, в тот же вечер, Скотт понял, что тоже завидует своему помощнику. Например, постоянству его супружеских отношений. Скотт считал, что избавился от иллюзий относительно брака. Однако теперь задумался, каково это — быть счастливо женатым, защищенным от множества мелких домашних забот, досаждавших ему порой.

Пора взять себя в руки, решил Скотт. Избавиться от эмоциональных терзаний подростка. Когда утром он увидит Розалин, то поймет, что любопытство его удовлетворено. Она для него полностью прочитанная книга. Тем более что у нее есть кто-то другой, весьма ей подходящий.

Скотт позволил себе усмехнуться собственной глупости. Возможно, его женское окружение в последнее время было слишком однообразно. Избыток внешнего блеска привел к тому, что появление женщины, отличной от остальных, вызвало у него такой же интерес, как у ученого — открытие новой формы жизни…

Но едва ли он сам заинтересовал ее. Эта мысль пришла утром, когда Скотт одевался. Он перестал завязывать галстук и посмотрел в зеркало. Что ж, подумал он, в конце концов, выигрыш невелик, проигрыш — тоже. Эта женщина не имеет для меня никакого значения, так что нет смысла бороться за то, чтобы внести ее имя в список моих побед.

Это верно, он поцеловал ее после обеда, но только вроде как на прощание. Скотт вспомнил свои ощущения после прикосновения своих губ к ее и поспешил поскорее одеться…

Когда незадолго до семи он заехал за Розалин, она была готова и ждала его. Волосы туго стянуты сзади. Ни одной свободной пряди. Костюм темно-серый, с длинным жакетом и юбкой такой длины, которая не казалась ни провоцирующей, ни старомодной. Единственное, чего не хватало, — это очков и стетоскопа… да, и белого халата.

— Мы можем идти? — вежливо спросила Розалин.

Но Скотт посмотрел на часы и поинтересовался, где ее отец.

— Я бы хотел повидаться с ним до отъезда. У нас еще много времени.

— Он в кухне, пытается уговорить себя съесть омлет.

Роналд выглядел лучше, чем в первое время после удара. Его щеки порозовели, он был заметно бодрее. Но Розалин, похоже, этого не замечала.

— Терпеть не могу омлет, — пожаловался отец, ковыряя вилкой в тарелке.

— Это тебе полезно, — сказала Розалин из-за плеча Скотта.

— Как и большинство того в этой жизни, чего не стоит иметь, есть или делать.

— Тебе видней, папа, — кротко отозвалась дочь.

— Ты должна обзавестись какими-нибудь недостатками, девочка моя. Это пойдет тебе только на пользу.

Розалин густо покраснела.

— Я и так слишком скучная, ты знаешь об этом.

Ответ был вроде бы простым и искренним, но Скотт почувствовал в нем какой-то подтекст. Отец — тоже, потому что прекратил есть и пристально посмотрел на дочь.

— Я так понимаю, это была шутка, Рози, — серьезно сказал он.

Розалин, покраснев еще больше, отвернулась и кивнула.

Скотт подумал, что позднее задаст ей несколько вопросов, чтобы разобраться в сути этих странных разногласий между отцом и дочерью. Но потом он спросил себя: «А зачем мне все это нужно?» И решил, что незачем…

Едва они оказались в самолете, Розалин с беспокойством оглянулась и сказала:

— Эта штука безопасна?

— Вы нервничаете? — удивился Скотт. Сидя так близко к ней, он мог разглядеть маленькие морщинки возле глаз, но, если не считать этого, Розалин выглядела моложе своих лет. Странно, подумал Скотт, учитывая стрессы, связанные с ее работой.