Пирамиды

Теппик вздохнул. Он привык к рекам, и ему всегда казалось, что они предназначены исключительно для кувшинок и крокодилов. Анк действовал на него удручающе: стоило опустить туда кувшинку, и она тут же растворилась бы. На всем своем протяжении, от самых Овцепикских гор, Анк питался источниками илистых равнин, и там, где он протекал через Анк-Морпорк (числ. нас. – 1 млн. чел.), воду в его берегах можно было назвать жидкостью только потому, что она двигалась чуть быстрее окружающих земель. Так что, если бы вас и вытошнило в реку, прибрежные воды стали бы, пожалуй, только чище.

Теппик взглянул на вьющуюся между центральных опор моста чахлую струйку, затем перевел взгляд на пасмурное небо над горизонтом.

– Солнце поднимается, – сообщил он.

– Что-то поднимается, но точно не солнце. Я такого вчера не ел, – слабо пробормотал Чиддер.

Теппик отпрянул: нож со свистом пролетел у него перед носом и по самую рукоятку вонзился в огромный зад ближайшего гиппопотама.

Пять человек выступили из густого тумана. Приятели инстинктивно придвинулись друг к другу.

– Ближе не подходи – пожалеешь, – простонал Чиддер, схватившись обеими руками за живот. – Счет за прачечную сведет тебя с ума!

– Ну и что мы тут имеем? – вопросил главарь. В подобных ситуациях всегда говорится нечто вроде этого.

– Гильдия Воров, если не ошибаюсь? – поинтересовался Артур.

– Ошибаешься, – ответил главарь, – мы – представители непредставительного меньшинства, которое все пытаются оклеветать. Пожалуйста, сдайте нам ценные вещи и оружие. Хотя, как вы понимаете, на конечный исход дела это не повлияет. Просто грабить трупы не очень приятно и совсем неэстетично.

– Можно навалиться на них разом, – предложил Теппик, впрочем, не слишком уверенно.

– Что ты на меня вылупился? – ответил Артур. – Я сейчас свою задницу даже с географической картой не найду.

– Вы действительно пожалеете, если меня стошнит, – предупредил Чиддер.

Теппик вспомнил о метательных ножах, спрятанных в рукаве, но тут же подумал, что шансы достать и метнуть их стремятся к нулю.

В такие минуты наилучшим утешением служит религия. Теппик повернулся и взглянул на солнце, медленно выплывающее из-за гряды рассветных облаков.

Посреди солнца виднелось маленькое пятнышко.

Покойный царь Теппицимон XXVII открыл глаза.

– Я летал, – еле слышно шепнул он. – Помню, как упруго несли меня крылья. Но что я делаю здесь?

Он попытался встать. Чувство навалившейся сверху тяжести внезапно отпустило, и он легко, почти без усилий поднялся на ноги. Потом взглянул вниз – посмотреть, в чем дело.

– Ого!

Культура речного царства многое могла поведать о смерти и о том, что случается после. И наоборот, о жизни она мало что могла сказать, рассматривая ее как неуклюжую и обременительную прелюдию к главному событию, как вступление, которое надо преодолеть побыстрее и со всей возможной учтивостью. Одним словом, фараон быстро пришел к выводу, что в данную минуту он мертв. Немалую роль в этом решении сыграл вид его искалеченного тела, валяющегося на песке внизу.

Все вокруг подернулось серой пеленой. Пейзаж выглядел призрачно – так, словно сквозь него можно было пройти. «Разумеется, – подумал Теппицимон, – скорее всего, я это смогу».

Он потер свои теперь уже потусторонние ладони. Так вот оно. Вот где начинается самое интересное; вот где начало настоящей жизни.

– ДОБРОЕ УТРО, – произнес голос у него за спиной.

Царь обернулся.

– Приветствую, – сказал он. – Ты, наверное…

– СМЕРТЬ, – ответил Смерть.

– А я-то думал, что Смерть является в образе огромного трехглавого скарабея, – удивился царь.

– ЧТО Ж, ТЕПЕРЬ ТЫ ЗНАЕШЬ, ЧТО ЭТО НЕ ТАК, – пожал плечами Смерть.

– А что это у тебя в руке?

– ЭТО? ЭТО КОСА.

– Странная штука, верно? Я думал, у Смерти с собой Цеп Милосердия и Серп Справедливости. Смерть задумался.

– И ГДЕ ОН ЭТО ТАСКАЕТ? – спросил он наконец.

– Кто таскает?

– МЫ ДО СИХ ПОР ГОВОРИМ ОБ ОГРОМНОМ ЖУКЕ?

– Ах да. В зубах, полагаю. Но мне кажется, что на одной из фресок во дворце у него есть руки, – неуверенно сказал царь. – Действительно, звучит несколько глупо, если кому-нибудь рассказать. Огромный жук, да еще с руками. И с головой ибиса, насколько помнится.

Смерть вздохнул. Он не был творением Времени, и потому прошлое и будущее для него не существовали, однако раньше он пытался представать в том виде, в каком его желал видеть клиент. Что было весьма обременительно, поскольку клиент, как правило, никогда не знал, чего хочет. И тогда Смерть решил: так как никто заранее не планирует свою, вернее своего, Смерть, ему вполне можно являться в старом черном балахоне с капюшоном, в таком привычном и удобном, который везде охотно принимают, как кредитную карточку лучшего банка.

– Как бы там ни было, – сказал фараон, – думаю, нам пора.

– КУДА НАПРАВИМСЯ?

– А разве ты не знаешь?

– Я ЗДЕСЬ ЛИШЬ ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ ПРОСЛЕДИТЬ, УМЕР ЛИ ТЫ В ПОЛОЖЕННЫЙ СРОК. ОСТАЛЬНОЕ ЗАВИСИТ ОТ ТЕБЯ.

– Что ж… – царь по привычке поскреб подбородок. – Полагаю, мне придется побыть здесь, пока мои слуги не закончат все приготовления и все прочее. То есть пока меня не мумифицируют. И пока не построят еще одну проклятую пирамиду. Хм. И стоит мне болтаться здесь столько времени?

– ПОЛАГАЮ, ДА.

Смерть щелкнул пальцами. Великолепная белая лошадь, мирно пощипывавшая траву в садовой оранжерее, оторвалась от своего занятия и рысцой подбежала к хозяину.

– Что ж, хорошо. Но, думаю, мне лучше не смотреть. Знаешь, ведь сначала из меня вытащат все внутренности.

Тень беспокойства скользнула по лицу царя. То, что при жизни могло показаться весьма разумным, теперь, когда он умер, вызывало некоторые сомнения.

– Так надо, чтобы сохранить тело и оно могло начать новую жизнь в Загробном мире, – добавил он несколько растерянно. – А еще меня обмотают бинтами. По крайней мере, это не лишено логики.

Теппицимон почесал переносицу.

– Зато потом вместе со мной в пирамиду положат кучу еды и питья. Чудаки, правда?

– А ГДЕ В ЭТО ВРЕМЯ НАХОДЯТСЯ ВНУТРЕННИЕ ОРГАНЫ?

– В соседней комнате, в специальном сосуде. Забавно, не так ли? – сказал царь с сомнением в голосе. – А в папину пирамиду мы засунули преогромную модель колесницы.

Лоб его прорезала глубокая морщина.

– Дерево было прочное, как железо, – сообщил он вполголоса, как бы делясь сам с собой сокровенными воспоминаниями. – И все обшито сусальным золотом. Четыре деревянных вола тянули ее. В конце концов мы завалили вход огромным камнем…

Он попытался думать, и это оказалось на удивление легко. Новые мысли, прохладные, родниково-прозрачные, вереницей текли в голове. Он думал об игре света на скалах, о том, как глубока синь небес, каких бесконечных возможностей полон лежащий вокруг мир. Теперь, когда тело перестало докучать ему беспрестанными просьбами, мир, казалось, сплошь состоит из удивительных сюрпризов, однако, к сожалению, главный сюрприз заключался в том, что все на первый взгляд прочное и надежное было не более надежно и прочно, чем болотные огоньки. Мучительно было и то, что теперь, когда он приготовился в полной мере насладиться мирскими радостями, ему предстояло быть погребенным внутри пирамиды.

Первое, чего вы лишаетесь, умерев, – это ваша жизнь. Второе – ваши иллюзии.

– ВИЖУ, ТЕБЕ ЕСТЬ НАД ЧЕМ ПОРАЗМЫСЛИТЬ, – заметил Смерть, садясь на своего скакуна. – НУ А ТЕПЕРЬ ПРОШУ МЕНЯ ИЗВИНИТЬ…

– Подожди минутку…

– СЛУШАЮ.

– Когда я… упал. Могу поклясться, что перед этим я летал.

– ЕСТЕСТВЕННО. ЭТО ЛЕТАЛА БОЖЕСТВЕННАЯ ЧАСТЬ ТВОЕЙ НАТУРЫ. ТЕПЕРЬ ЖЕ ТЫ СМЕРТЕН С НОГ ДО ГОЛОВЫ.

– Смертен?

– ПОВЕРЬ МНЕ. Я В ЭТИХ ДЕЛАХ РАЗБИРАЮСЬ.

– Послушай, у меня всего несколько вопросов, я хотел только спросить…

– ВОПРОСЫ У ВСЕХ ЕСТЬ. ИЗВИНИ. Смерть пришпорил свою лошадь и скрылся.

Царь стоял не шелохнувшись, глядя, как несколько слуг торопливо приближаются к дворцовой стене и, постепенно замедляя шаг, подходят к его телу.