Страница 72 из 87
В полутемных сенях топтался караул стрелецкий, человек с двенадцать, все вороной масти и в ладных малинового сукна кафтанах.
Из щели узкой двери высунулась лисья морда думного дьяка.
– Кто гамит?
– Казаки.
– Господи Исусе! Кого вам?
Наученный головой стрелецким, Иван Кольцо ответил уже по чину:
– До великого государя и царя Ивана Васильевича с добрыми вестями волские и донские казаки.
Дьяк еще раз оглядел их и скрылся, а голова попросил казаков снять оружие. Отдали пистолеты, чаканы, но шашки не снял [157/158] ни один. Заспорили. Егорка Поморец, колотя себя кулаком в грудь, так, что грудь гудела, стал кричать о сибирской славе. На шум из внутренних покоев вышел боярин и, снова обо всем казаков расспросив, успокоил и втолковал, что с оружием к царю никто не допускается, велел оставить шашки и провел в переднюю.
Государева Москва жила в горе. Последние проигранные войны вконец разорили казну, пошатнулась торговля, – большинство лавок в Китай-городе были заколочены досками, разорившиеся купцы сидели по тюрьмам или ударились в бега. Пожарами подняло Яузскую и Замоскворецкую слободки, одичавшие собаки бродили по пожарищам, выискивая и пожирая горелую падаль и человечину. Народ, спасаясь от голодной смерти, расползался и разбегался из Москвы на все стороны. Казаки с сибирскими вестями приехали кстати.
За обедом повеселевший царь подробно о делах сибирских выспрашивал да подливал гостям в кубки, а себе в чашу душистую романею.
– Были мы, государь, во всяких твоих службах и службишках – и в пешей, и в конной, и в лыжной, и в стружной, и в пушкарях при взятии Казани, и у строения городов, и у сбора ясака, и в толмачах, и в вожах, и у проведывания новых землиц, и у подведения неверных под твою, царь, руку...
– Ведомо мне по всей истине, как вы, злоумысля и преступя многое крестное целование, купцов на Волге грабили, послов наших побивали, городки и острожки и черные слободки жгли, казну нашу всяко разоряли и множество православных христиан до сущих младенцев саблями секли и иные непотребства творили.
– Мы, государь, свою славу худую омыли кровью и службой своею. За нашу службишку и кровь, и радение, и за нынешний поезд пожалуй нас, государь...
– Бог с вами, прощаю! Все вины ваши покрываю своею милостью. Как, по велению божию, царство Сибирское вы забрали, пошлю к вам воевод с войском, попов, иконы, книги и колокола и все церковное строение. Вы верою укрепитесь. Наша Христова, православная вера – всем верам вера. Служите мне содружно и будьте готовы ударить против недругов, непослушников и изменщиков, кои зломыслием своим оплели меня, как паутиною... Говорят: которая земля перестраивает обычаи свои, та земля недолго стоит.
– Постоим за царя и за веру крепко, будем биться до смерти с недругами твоими, непослушниками и изменщиками!
– За храбрость вашу спасибо. Суд божий есть, и честь царева суд любит. Вы б, атаманы и казаки, помня свое обещание за царя и веру стоять и прежнюю свою службу и страдание, и крови казачьей в Сибири разлитие, – то с моими воеводами жили бы дружно и заодно укреплялись бы против ордынцев, сколько [158/159] всещедрый бог помощи подаст. На мою рать особенно не надейтесь, – нету у меня рати, всю растеряли глупые воеводы.
В глазу царском блеснула слеза. Уронив голову на грудь, он некое время молчал, потом снова заговорил:
– О рудах медных попечение имеем. Ввозим мы те руды из других государств, а у нас руд и своих много. Велел я Строгановым купцам приискать – они не нашли, а живут на дарованных землях, немалые прибытки от торговли получают, а о моем, государевом, деле не радеют. Чаю – Сибирь – край богатейший. Вы о тех землях прилежно проведайте и мне скажите. Строгановы таят выгодный торг для своей прибыли, выменивают соболя на жестяную пуговицу, земли у инородцев отнимают и от меня с Руси людей сманивают, сами хотят царями быть... Глядел рухлядь, привезенную вами, – добрые соболи, давно таких в руках не держивал. За подарки спасибо. Отдарками все отдарю и жалованьем пожалую, коли не станете заводить воровства да смуты. А чем будете скудны – одежой ли, обужей ли, боевыми ли припасами, – все дам, все дошлю и от себя Строгановым отпишу... Алексей! – позвал царь и постучал посохом в стену.
В дверях появился Адашев в монашеской скуфье, насунутой по самые брови.
– Алешенька, – обратился к своему наложнику царь, – вели казначеям отпустить на всю Ярмакову дружину жалованье за год. Казакам по пяти рублев на голову, есаулам и сотникам – по десяти рублев, атаманам – по полусотне. Пошлю сукна всем на штаны и на кафтаны. Подарю Ярмаку шубу свою да панцирь добрый, да саблю хоросанскую. Скажи дьяку Лукашке, чтоб отпустил атаману Ивану Кольцову два фунта ладану да сорок пудов пороху, вина церковного боченок, ящик свечек восковых да сто пудов свинцу. Сготовь подорожную грамоту: указываю пропустить казачьего атамана Ивана Кольцова с товарищи в Сибирскую землю, а ехать им на Вологду, Тотьму, Устюг. Посылать с ними от города до города провожатых по сколько пригоже, чтоб им было ехать от воров бесстрашно. И корм им и лошадям их давать, чтоб сытым быть и чтоб никакие нужды в дороге не терпели. В придорожных кабаках вином вволю поить. Воеводам острогов напиши особо: корму, лошадей и провожатых давать казакам тотчас, чтоб им ни в котором городе задержания и помешки не чинилось бы. Иди!
Адашев поклонился и вышел.
Царь – казакам:
– Сыскивайте по Сибири гулящих людей и верстайте их в ясачные, дабы ни избылых, ни прошатаев не было. Собирайте данье мехами, конями, златом и чем бог приведет. Народ сходен [159/160] с бородою: чем больше стриги, тем гуще будет расти. Ясаки присылайте за крепкой охраною каждый год к благовещенью дню. Знаю, наживались за вами грешки самоохотные, – да кто старое помянет, тому глаз вон. Ныне службу свою прямую мне покажите. Подарю вам свой серебряный кубок, всегда из него пейте да меня помните. А коли станете мне челом бить, а сами учнете не по моему слову ходить или сызнова пуститесь в разбой, тогда и ласка моя будет не в ласку...