Страница 55 из 87
Поп Семен взобрался на колоду и поднял над толпой железный крест:
– Слушайте, послушайте, громители и добрые стояльцы за веру Христову и землю русскую!
– Брысь, травяной мешок! – За полы кафтана кто-то сдернул попа с колоды.
Осташка Лаврентьев звонко и нараспев, по-есаульски, прокричал:
– Помолчи, честная станица! Помолчите, атаманы-молодцы. Ярмак Тимофеевич свое слово скажет.
Мало-помалу затихли. Ярмак – глухо:
– От вас ли слышу срамные речи? Давно ли целовали святой крест? Губы ваши еще не обсохли после крестного целования... Ко мне широка дорога, – вдруг бешено закричал он, – а от меня дорога одна – к черту в зубы!
Топоры ропота:
– Легче, атаман, с пупа сорвешь!
– Горе наше тут гуляет.
– Ты грозен, да и мы ныне облютели... Ты нас боем не стращай, мы ньне и сами медведя испужаем.
Никиты Пана выкрик:
– Мещеряк!.. Он, он, мордовский лапоть, всему злу начальник.
– Врешь, язычник, – обернулся к нему Мещеряк, – уцеплю вот тебя за рыжий чуб, отверчу голову, как подсолнечник, да и кину собакам.
Ватага Мещеряка заволновалась:
– Его голову и собаки жрать не станут.
– Карсыгай!
– Рыжий палёный, чертом подаренный! [124/125]
В руке Пана сверкнул засапожный нож.
– Заколю...
Пана и Мещеряка казаки растащили в разные стороны. В толпе шныряли подговорщики и возмущали людей, а косоплечий Игренька уже наскакивал на Ярмака с кулаками.
– Злоехидный зверь, злокозненная душа... Умел завести, сумей вывести!
От стругов, из темноты кричали:
– Смерть атаману!
– В куль его да в воду!
– Под обух!
– Мир!
– На Русь!
– Смерть Ярмаку!
Возгорелось сердце Ярмака гневом, в буйном омрачении он рыкнул:
– Так-то?!
Выдернул из ножен меч
передние попятились.
Он перехватил меч за лёзо и протянул рукоятью в толпу.
– Ну, якар мар, кто удалой? Руби голову своему атаману!
Откачнулись
притихли.
– Назовись, удалой! Руби голову своему атаману! А потом беги к Кучуму-султану и служи ему, забыв веру свою, землю свою, заветы отцов и дедов своих!
Молчали буяны.
Ярмак бросил меч в ножны и повернулся к стоявшим отдельной кучкой атаманам и сотникам.
– Ваша совесть, как цыганов кафтан, и коротка и латана... Дуром-валом да поблажкою распустили своих людей. Коли и впредь будете слабину пускать да мутить казаков, а меж собой не перестанете лаяться на всю губу, не взвидать мне красного солнышка, – он перекрестился, – перевешаю вас всех на одной осине.
Атаманы стояли понурясь, казаки стояли понурясь, где-то и чье-то прорвалось заглушенное рыданье...
Ярмак:
– От вас ли, казаки, слышу окаянные речи?.. Куда бежать? Осень достигла, в реках лед смерзается... Трусость никого не спасет, а храбростью мы и зипуны добудем и жизнь свою пробавим... Бежать, когда повоевали толикое множество мест и народов, а до Кучума – вот он, шапкой докинуть... Где прошли с головней там нам не идти в обрат, а иных дорог не ведаем... Кричали: «По Тавде уплывем до вершин, а там-де пойдем на конях». Дуросветы, дуропьяны... Тавда ныне жива, завтра стала. А Каменный Пояс давно зима обняла, – ходу через Камень ни пешему, ни конному нет. Бежать, когда земля [125/126] Сибирская сама нам под ноги катится?.. Коли повоюем Кучума, так будем и сыты и пьяны... Не дадимся трусу и худой славы себе не получим, ни укоризны на себя не положим. Не от многих воинов победа бывает. Коли всемогий, в троице славимый бог помощи подаст, то и по смерти нашей память о нас не оскудеет, а слава наша вечна будет... Бежать? Нет, не бывать тому... Вы сами выбрали меня своим коренным атаманом да тем волю с себя сняли. Кончится поход – приговаривайте себе другого, а ныне бог да я в ваших головах вольны... Что думаю – то и говорю, что говорю – то и делаю, было бы вам ведомо... Есаулы, атаманы, куренные старшины, – ко мне!