Страница 35 из 87
«Бог богат!
Вольный человек, Кучум-царь, слыхали мы, что ты, великий князь и белый царь, силен и справедлив есть. Коли мы с тобой развоюемся, то и все народы земель наших развоюются, а не учнем воевать – и они будут в мире. С нашим отцом твой отец крепко помирились, и гости на обе стороны хаживали, потому что твоя земля близка. Люди наши в упокое были, и меж них лиха не было, и люди черные в упокое и добре жили. Ныне, при нашем и при твоем времени, люди черные не в упокое. По сю пору не посылал тебе грамоты, случая не было. Ныне похочешь мира – и мы помиримся, а хочешь воевать – и мы воюемся. Полон в поиманье держать, земле в том что? Посылаю посла и гостей, да гораздо помиримся, только захоти с нами миру. И ты одного из тех моих людей, кои у тебя в поиманье сидят, отпусти и с ним своего гонца нам пришли. С кем отец чей был в недружбе, с тем и сыну его в недружбе быть пригоже. А коли в дружбе бывал, ино в дружбе быти, кого отец обрел себе друга и брата, сыну с тем в недружбе быть ли? И ныне помиримся с тобой – братом старейшим. Коли захочешь миру, на борзе к нам гонца пришли. Молвя, с поклоном грамоту сию послал».
Замыслы Кучума были нехитры. Ему хотелось иметь сильного покровителя, чтоб именем его стращать своих врагов.
Иван Грозный большую рать двинуть в Сибирь не мог, а малую поопасался. В Тобольск был отправлен посол и
дорога, –
дорогойв старину звался сборщик дани. Кучум, уразумев, что от Москвы поддержки не дождаться, казнил послов русского царя и объявил себя вольным человеком.
Силён, удал Иртыш водою, славен разливами.
Играя плесами, свиваясь в кольца, покойно льется Иртыш по степям киргизским; катит мутную волну через топи болот барабинских; гремит Иртыш и тащит по дну обкатанные камни в ущельях Алтая.
Текла вода
за водою текла жизнь.
Старые доживали век в беседах и молитве.
Молодые, скаля зубы и визжа, летели в битву.
Мудрый славился мудростью, богатый – богатством, бедный кормился от трудов своих.
Кости стариков тлели в земле; объятья молодых были неистовы, стоны сладостны и слезы горячи. Ночью, на осторожный [85/86] посвист любовника, как лисица, выбегала любовница, – свет звезды пламенел и струился в глазах любовников.
Туманы кочевали в долинах.
Челн рыбака скользил по реке, блистало весло, взметая брызги. Крапивная сеть волокла на желты пески трепещущую рыбью орду.
Скуластый сохарь трудился на поле, вспарывая чрево земли еловым суком.
По заросшему берегу озера, колебля метелки камыша, крался охотник, – легок летал глаз его, легка ступала нога, легка и умна взвивалась стрела.
В тайге, вокруг костров, на разостланных шкурах дремали звероловы.
Над вечерней синеющей степью лился древний плач пастушьего рога. Брели стада в тучах пыли, багровеющей в закатных лучах. Над кошменными юртами вился дым. В юртах родились и умирали, смеялись и плакали...
Богато жил Кучум.
В травных долинах, меж озер, нагуливались тьмучисленные отары баранты его, косяки коней, табуны возовых и верховых верблюдов. Бедняки кочевали вослед царских юрт и пасли стада его.
Разлив степей
зеленое приволье
да гоны звериные.
Сверкали, пронятые светом, синие потоки. Синий ветер качал-покачивал траву, гнал-плескал ковыльную волну. По разлужью, полному жарких цветов, скользила тень облака. Напрягая тетиву легкого лука, скакал Кучум по своим землям, – предсмертный стон зверя веселил его старческое сердце.
В женах хан плутал, как в фруктовом саду.
Старые жены с детьми жили все вместе на большом дворе, молодые жены жили каждая в отдельном дворе, и юная Сузге жила против городка, за рекою, в своем урочище.
Дань подвластных народов отовсюду стекалась в царев котел.
Беднач давал царю кобылу с жеребенком, богач вез ему нечто от богатств своих, рыбак вел за лодкой на привязи саженного осетра, охотник метал на широк царев двор шкуры бобров карих и рыжих, лисиц черных и красных, соболей голубых и куниц прокрасных. Калмыки пригоняли в ясак трепетных степных коней. Таежные жители тащили мед и воск, медвежьи и сребристые, в черных кольцах, барсовые шкуры, что на базарах Самарканда и Тавриза, Багдада и Цареграда ценились особенно высоко. Из Кузнецкой волости мастера привозили медь зеленую и красную в котлах и тазах, удила конские, олово в блюдах и тарелах, а также слитками и в прутье. Пастушеские народы в уплату дани рвали с каждого барана по клоку шерсти, свозили [86/87] князькам кошмы и кожи и одеяла, сшитые из разноцветных лоскутьев лошадиных и коровьих шкур.
В уездах сидели подручные мурзы. У мурз в подчинении были князьки, у князьков – старшины и сотники.
Кучум-царь, а заодно с ним и все его послуги и угодники с женами, детьми и собаками, вознося хвалу аллаху, кормились меж рук народа своего.