Страница 17 из 87
– Как гуляется твоей милости?
– Славно! – усмехнулся Ярмак. – Живем не тужим, по Волге кружим... Рубь добудешь, ну, полтину пропьешь, полтину пробуянишь. Всего и барышу, что голова болит.
Он снял шапку и обратился к стану:
– Атаман, товариство, ваши головы!
Узнав Ярмака, кругом закричали:
– Ваши головы, ваши головы!
– Рады гостю преславному!
– Поди-ка на наш хлеб-соль, на нашу кашу!
Иные подбегали и кланялись ему в пояс.
– А вам, соколы, как гуляется?
– Богато живем, с плота воду пьем.
– Торопко плывете, – сказал Ярмак. – Какой день гонюсь за вашим дымом и никак не догоню.
– Атаман понуждает, такой он у нас скорохват.
– А вы его на мясо – да в котел.
– Га-га-га!..
– Хо-хо-хо-хо-хо!..
– Откуда к нам?
– С Дону, браты.
– Не один?
– Ватага со мной, да древний старец Мартьян, да черкасы – обнеси головы – Полухан, Лытка, Иван Бубенец и иные.
– Чуем.
– Кличь ватагу!
– Честь и место!
Посланный с расторопными казаками есаул Осташка Лаврентьев скоро привел и весь свой караван.
Встретились друзья, товарищи, земляки – лей-перелей, и пошли выспросы, охи да ахи... [51/52]
Шайки попировали на радостях
дальше поплыли в одном хлебе.
И снова – плесы, перекаты да ветер...
За лето к Ярмаку пристали атаманец Яков Михайлов с людьми, атаманец Никита Пан с людьми, гусак бурлацкий Матвей Мещеряк с людьми и еще несколько бурлацких ватаг и ватажек, меж них и Мамыка, а всего набралось гулебщиков пятьсот и сорок голов.
Довольно оглядывая ножевую оравушку, Ярмак говаривал:
– Ну, якар мар, многие от нас города подрожат!
Засвистала осень
ударили-грянули обломные ветра.
Вскосматилась, заревела Волга, закачалась Волга на корню своем... Текли пески, текли кусты, гонимые дыханием ветров свирепых. Обтекал ржавый лист с дерев, никла посеченная седыми дождями тощая трава. Птица вперелет полетела, зверь вперебег побежал, скатывался сом в омуты.
Струги с Волги обратились в Каму.
12
Плыли.
13
Пышна Кама-река, урывистая вода.
С протоками большими и малыми, как волчиха с волчатами, плутала Кама в дремучих лесах, в немых болотах.
Когда-то, премогучие царства стояли на Каме и Волге.
Города шумели многолюдством.
Большая вода несла парусные караваны восточных купцов. Берега оглашались разноязычным говором. Жажда наживы сводила к одному котлу прокаленного горячими ветрами араба, русобородого новгородца и мокроглазого чудина.
Народы умирали, народы рождались.
Из недр Азии, будто ветром выдуваемые, подымались несметные кочевые орды и мчались по многим дорогам, как вестники грядущих бедствий. Лбами окованных железом бревен кочевники разбивали торговые города, на развалинах строили свои крепости да заводили свою торговлю.
На смену приходили сильнейшие завоеватели и на костях побежденных утверждали свое владычество.
И снова – рев и ржанье, лай и топот, взмах клинка и пожаров мятущееся зарево! – снова накатывалась орда, втаптывала в землю вчерашних победителей и кровью смывала их веру, законы и саму память о них... [52/52]