Это больше не игра

Вскоре весь кухонный стол был завален свертками и коробками.

— Что это, Джеки? — мягко спросила Пегги, недоуменно оглядывая эту гору.

— Подарки всем. — Предвкушая удовольствие, Джеки порылась среди свертков и выудила длинную коробочку явно с ювелирным украшением. — Это тебе, мам. А сейчас покажу тебе, что я купила для Кэри! — Джеки достала маленькую коробочку и открыла ее. На черном бархате поблескивали две маленькие золотые сережки с бриллиантами.

— Нет, — решительно сказала Пегги, взяв из рук Джеки коробочку и закрывая ее.

— Почему?

— Я сказала «нет». Ты не отдашь Кэри эти сережки, и я не приму твой подарок, что бы ни было в этой коробочке. И если все остальные подарки в этом же духе, отнеси все это назад в машину. — Тон Пегги был строг и резок.

—  Яне понимаю…

— Ты и так уже потратила на нашу семью немало денег.

— Ну и что, мам? Ямогу себе это позволить. Отец открыл для меня счет, когда я была еще совсем маленькой. Жан после развода оставил мне большую сумму. Я сама неплохо разбираюсь в инвестициях, делаю вложения, приносящие мне доход. Деньги — не проблема для меня.

— Дело не в деньгах, а в твоем отношении к нам, — жестко сказала Пегги.

— Я не понимаю, мам. — Сердце Джеки сжималось от страха. Она действительно не понимала, что сделала не так. Она всегда любила дарить подарки и радовалась, видя радость других.

Пегги села рядом с дочерью и, глубоко вздохнув, сказала:

— Джеки, я очень обрадовалась, когда ты приехала. С тех пор как твой отец увез тебя, не было ни дня, чтобы я не думала о тебе. Я так надеялась, что мы будем все время рядом: говорить обо всем на свете, находить общие интересы — сближаться, одним словом. Я надеялась, что ты захочешь узнать поближе своих братьев и сестру, а узнав — полюбишь.

Джеки кивнула, ее страх нарастал.

— Но ты предпочла не жить с нами.

— Я не хотела быть обузой.

— Обузой? Милая, ты моя дочь. И жить со своей семьей не означает быть обузой. На то она и семья, чтобы жить вместе, деля повседневные радости и заботы. А не появляться изредка, нагруженной подарками.

Джеки с трудом протолкнула ком в горле.

— Я мало что знаю о детях, но я была уверена, что все они любят подарки.

— Они любят и будут с радостью принимать их, пока ты не разоришься. Но дело не в этом. Ты… как бы это сказать… подкупаешь их, а не даришь им свое сердце.

— Я не… — Джеки осеклась, чувствуя, как к глазам подступают слезы. — Я просто не имею представления, как обращаться с подростками.

— Просто проводи с ними больше времени, интересуйся их делами, их друзьями, играй с ними. Шепчись с Кэри о вашем, о девичьем. Им нужно это, а не бриллианты и дорогие компьютерные игрушки. Отдай им свое сердце и позволь узнать, какая ты на самом деле. А ты очень интересный человек, и нам всем хочется узнать тебя ближе.

— Не такой уж и интересный, раз меня никто не любит и никому я не нужна. — Джеки закусила губу и, опустив глаза, увидела, что у нее дрожат руки. Она не могла поверить, что произнесла эти слова вслух. Всю жизнь она носила эту боль в себе, никому не показывая.

— О чем ты говоришь? — Пегги взяла ее за подбородок, заставив поднять голову и посмотреть ей в глаза.

— Ты оставила меня отцу. Он бросил меня на нянь и домоправительниц. Друзья разлетелись по всему свету. Жан разлюбил и развелся со мной. Бен… — Джеки поморгала, пытаясь стряхнуть с ресниц слезы. Зачем она говорит все это? Она выстроила свою жизнь так, как хотела, и не собирается выпрашивать любовь и, что еще хуже, жалость.

— Бен? Бен Дэвис?

Джеки кивнула.

— А он здесь при чем?

— Как выяснилось, ни при чем.

— Я думала, ты поняла, почему осталась с отцом. Ты даже не можешь представить, какую боль я испытывала, отдавая одну из моих дорогих девочек. Ятак и не привыкла к тому, что ты растешь где-то вдали от меня. Твоему отцу предстоит за многое ответить. Он эгоист до мозга костей, но он любит тебя. И куда бы он ни уезжал, он всегда возвращался к тебе.

— Я знаю. Как взрослый человек, я все понимаю, но кто возместит мне годы одинокого детства?

— Дорогая, мне так жаль. — Пегги прижала Джеки к себе, и та разрыдалась, не выдержав эмоционального напряжения.

— Мама, мама… — всхлипывала она. — Что мне делать? Я так одинока. Жизнь проходит день за днем, а я не знаю, кто я, чего я хочу, где мой дом. Мне нравится здесь, в Шарлотсвилле. Я так хотела, чтобы Энди, Джефф и Кэри полюбили меня. Я хочу, чтобы ты тоже полюбила меня.

— Я очень люблю и всегда любила тебя, Жаклин Мэри. Ты моя чудесная, любимая доченька. — Продолжая обнимать Джеки, Пегги стала раскачиваться на стуле. — Как ты могла сомневаться в моей любви? Даже Стивен любит тебя, насколько он вообще способен любить кого-либо, кроме себя. Но ты больше никогда не будешь одна, мы — твоя семья.

Джеки и не представляла себе, как сладко плакать, уткнувшись в материнское плечо. Она начала говорить и уже не могла остановиться. Какой опустошенной она чувствовала себя, когда ее разлучили с матерью и сестрой. Она была уверена, что ее за что-то наказали таким образом, только не могла понять, за что. Как она старалась заслужить любовь отца, но он уезжал на долгие месяцы, а она оставалась на попечении чужих и часто равнодушных людей. Повзрослев, она решила наполнить свою жизнь людьми, путешествиями, приключениями, чтобы избавиться от этого чувства одиночества и ненужности.

Пегги рассказала ей, как трудно приходилось им с Джулианой, пока она не встретила Джеральда. У Пегги не было никакой специальности, поэтому ей приходилось браться за самую низкооплачиваемую работу, чтобы прокормить себя и маленькую дочку. Очень часто у них не было денег даже на самое необходимое. Когда в их жизни появился Джеральд, все изменилось. В нем она нашла то, чего ждала от мужа и отца. Пегги рассказала, как скучала по второй дочери и как часто звонила в надежде хотя бы поговорить. Но Стивен каждый раз находил предлог, чтобы не дать им пообщаться, убеждая Пегги, что с Джеки все в порядке.

— Я должна была это предвидеть. Я слишком хорошо знала твоего отца — для него не существовало ничего, кроме его фильмов и его карьеры. Но тогда разделить детей казалось единственно правильным решением.

Наконец Джеки успокоилась. Пегги протянула ей бумажные платки, и Джеки вытерла мокрые щеки и высморкалась.

— Тебе стало легче?

— Немного. Но я все равно не знаю, как мне жить дальше, — пробормотала Джеки. — Наверное, я вернусь в Малибу и хорошенько обо всем подумаю.

— Нет, сегодня же ты переедешь к нам. Мальчики скоро вернутся из школы и помогут тебе перевезти вещи. Будешь жить в старой комнате Джулианы. — Тон Пегги был самый решительный. — Ты наконец узнаешь, что же такое жить в семье. И у тебя будут такие же обязанности, как и у других детей.

— Джулиана предупреждала меня о чем-то подобном, — улыбнулась Джеки сквозь снова полившиеся слезы.

— А теперь поговорим о Бене Дэвисе.

— Говорить не о чем. — Джеки передернула плечами, и слезы полились с удвоенной силой. Господи, она же никогда не была плаксой!

— И все же? — настаивала Пегги.

Джеки бросила на Пегги взгляд из-под мокрых ресниц и с глубоким вздохом призналась:

— Он страшно зол на меня.

— За что?

— За то, что я пригласила его на прием во французское посольство.

Пегги нахмурилась.

— Почему же он рассердился на приглашение?

— Не знаю. Он не захотел поехать, но был уверен, что я этого хочу больше жизни. Я действительно хотела поехать, но только ради того, чтобы повидать друзей. Разве это преступление? Но Бен считает меня легкомысленной, непостоянной и… слишком молодой.

— Слишком молодой для приема в посольстве?

— Для него. — Изорвав в клочья мокрый бумажный носовой платок, Джеки схватила новый.

— Ты влюблена в него? — осторожно спросила Пегги.

— Так сильно, что иногда даже дышать не могу. Он самый лучший мужчина из всех, кого я когда-либо встречала. Но шансов на то, что он полюбит меня так же, как я люблю его, примерно столько же, как полететь на Луну. Его первая жена Эмма была идеальна во всем. Бен любил ее с детства, но она умерла. Я не могу конкурировать с идеалом, которому он оставался верен в течение пяти лет со дня ее смерти.