Темный Ветер

В табачном дыме было что-то ритуальное. Чи закурил бы и скунсову капусту, лишь бы не обидеть старика отказом и не нарушить возникшее понимание.

Савкатева встал, положил сигарету и заговорил, держа руки перед собой ладонями вниз. Он говорил почти пять минут.

– Я не стану все переводить, – сказал Ковбой. – Он начал с той давней поры, когда хопи явились в этот мир через «сипапуни» и узнали, что хранителем мира назначен Масау. Рассказал, как Масау предоставил каждому народу выбрать свой жизненный путь и навахо сорвали длинный початок молочной кукурузы, предпочтя легкую жизнь, а хопи сорвали короткий и твердый початок и тем самым обрекли себя на постоянные тяготы, но в то же время это был символ, что они справятся со всеми испытаниями. Еще он рассказал, как Масау создал разные кланы, как появился клан Воды, как от него отделился клан Тумана и все такое прочее. Я не буду все переводить. Суть в том…

– Если ты не поговоришь еще три-четыре минуты, он заметит, что ты жульничаешь, – сказал Чи. – Переводи все. Куда спешить?

И Ковбой стал переводить. Чи услышал рассказ о том, как хопи странствовали по миру – до края материка на западе и до края материка на востоке, до ледяной двери на самом севере и до конца земли на юге. Ковбой пересказал, как клан Тумана всюду оставлял следы своего пребывания – заброшенные каменные дома, жилища в скалах; как он заключил договор со звериным народом, и звериные люди присоединились к клану и научили его ритуалу, который позволял хопи иметь звериное сердце наряду с человеческим и перевоплощаться в животных, проходя сквозь магический обруч. Ковбой рассказал, как клан Тумана завершил наконец великий круг своих странствий, прибыл в Ораиби и обратился к клану Медведя с просьбой выделить место для жилья, и землю для посевов кукурузы, и охотничьи угодья, где люди Тумана могли бы собирать орлиные перья для своих ритуалов. Ковбой поведал, как «кикмонгви» в Ораиби поначалу отказались, но потом согласились, когда клан предложил добавить к обрядам хопи свой ритуал Я-Я. Ковбой замолчал и отхлебнул кофе.

– Я скоро охрипну, – произнес он. – Да вроде бы и все. Под конец он согласился, что есть законы выше законов белого человека и что законы белого человека не имеют отношения к хопи. Негоже хопи и навахо впутываться в дела белого человека. Он сказал, что все равно не верит в эту историю с аварией, к тому же было темно, когда разбился самолет. И еще сказал, что не видит в темноте.

– Он точно сказал, что не видит в темноте?

Ковбой удивился.

– Ну… Дай подумать. Савкатева сказал так: почему ты считаешь, что он мог видеть в темноте?

Чи помолчал. Порывистый ветер хлестал дождем в окно, свистел под застрехами.

– Скажи ему, что я с ним согласен. Негоже навахо или хопи впутываться вдела белого человека. Но скажи ему, что на этот раз у нас нет выбора. Навахо и хопи уже впутаны – ты и я. А еще скажи – если он расскажет нам, что видел, мы тоже сообщим ему кое-что, и это поможет сохранить святыню.

– Мы? – переспросил Ковбой. – Что мы ему сообщим?

– Ты давай переводи. И еще скажи – я думаю, он видит в темноте, потому что, как учил меня дядя, это один из даров, которые человек получает, пройдя через обруч Я-Я. Его глаза становятся как у зверя – они больше не ведают темноты.

Ковбой явно колебался.

– Мне что-то не хочется говорить ему это.

– Давай, давай, – настаивал Чи.

Ковбой перевел. Чи обратил внимание, что стоящий в дверях мальчик-альбинос внимательно слушает и заметно нервничает. Но Савкатева улыбался во весь рот.

Наконец он что-то произнес.

– Савкатева спрашивает – как ты можешь помочь ему сохранить святыню? Говорит, ты блефуешь.

Победа! Чи ликовал. Торговле конец. Соглашение достигнуто.

– Передай ему: я точно знаю, что сейчас сломать ветряк очень непросто. Это первый раз было легко: отвинтил болты, ветряк валится, и на ремонт требуется много времени. Второй раз тоже было легко – сунул лом в коробку передач, и дело с концом. Да и в третий раз было не слишком трудно – если согнуть шатун, дальше ветряк сам себя доломает. Но теперь болты не отвинтить, коробка передач закрыта, скоро закроют и шатун. В следующий раз сломать ветряк будет очень трудно. Спроси: верно я говорю?

Ковбой перевел. Савкатева ничего не ответил и только выжидательно смотрел на Чи.

– Будь я стражем святыни, – сказал Чи, – или нет, будь я чем-то обязан стражу – например, если он расскажет мне, что именно он видел, когда разбился самолет, – я купил бы мешок цемента, привез бы его к ветряку и оставил бы там вместе с мешком песка, бочкой воды и маленькой пластиковой воронкой и уехал. А будь я стражем святыни, я смешал бы цемент с песком и приготовил раствор пожиже теста, из которого пекут лепешки «пики», налил бы немного раствора в скважину через воронку и подождал бы минут пять, чтобы он схватился, потом налил бы еще, и делал бы так, пока не кончится раствор. Тогда скважина будет запечатана, точно каменной пробкой. Ковбой опешил.

– Не стану я этого переводить, – буркнул он.

– Почему? – удивился Чи.

Савкатева что-то спросил. Ковбой коротко ответил ему и повернулся к Чи:

– Он сам уже кое-что сообразил. Почему я не хочу переводить? Как будто ты сам, черт возьми, не понимаешь.

– А кто будет знать, кроме нас? Тебе что, нравится этот ветряк?

Ковбой пожал плечами.

– Тогда переведи, что я сказал.

Савкатева внимательно выслушал, не сводя глаз с Чи, потом произнес всего три слова.

– Он хочет знать – когда.

– Скажи, что я постараюсь купить цемент подальше от резервации. Может, в Камероне, может, в Флагстаффе. Скажи, цемент будет у ветряка через две ночи.

Ковбой перевел. Руки старика нашарили в картонной коробке веретено и моток пряжи и опять принялись за работу. Ковбой и Чи молча ждали. Савкатева кончил прясть и только после этого заговорил. Ковбой начал переводить:

– Он говорит, это правда, он неплохо видит в темноте, хотя и не так хорошо, как в детстве. Говорит, что услышал, как по ущелью Вело едет машина, и спустился посмотреть, что происходит. Там он увидел двух человек: один расставлял фонари на песке, а второй целился в него из пистолета. Когда фонари были расставлены, первый человек сел на землю подле машины, а второй стоял рядом, держа его под прицелом.

Ковбой вдруг остановился и что-то переспросил.

– Он говорит, это был маленький пистолет. Именно пистолет, а не револьвер. Вскоре появился самолет, он летел совсем низко. Человек, сидевший на земле, встал и посигналил фонариком. Немного спустя самолет появился снова. Парень опять посигналил, а сразу после того как самолет разбился, человек с пистолетом застрелил человека с фонариком. Итак, самолет врезается в скалу. Человек с пистолетом берет фонарик, обходит вокруг обломков и что-то ищет. Затем он собирает фонари и кладет их в машину – но не все, один он устанавливает на камне, чтобы лучше видеть. Потом он начинает что-то выносить из самолета. Наконец он прислоняет к камню убитого им человека, садится в машину и уезжает. Савкатева говорит, он пошел было к самолету, чтобы все получше рассмотреть, но тут услышал, что ты бежишь наверх, и убрался восвояси.

– Что тот человек вынес из самолета?

Ковбой перевел вопрос. Савкатева жестами изобразил нечто прямоугольное длиной сантиметров восемьдесят, высотой сантиметров пятьдесят и описал предмет на хопи, вставив несколько английских слов. Чи разобрал «алюминий» и «чемодан».

– Он говорит, что это были два предмета, похожие на алюминиевые чемоданы. Размером вот столько на столько. – Ковбой повторил жесты старика.

– Он не сказал, куда тот человек дел чемоданы, – заметил Чи. – Наверное, положил в машину?

Ковбой обратился к старику. Савкатева затряс головой. Ответил. Ковбой изобразил удивление.

– Ему показалось, что тот человек не клал их в машину, – перевел он.

– Не клал в машину? Что же он тогда сделал с ними, черт возьми?

Савкатева заговорил, не дожидаясь перевода.