Под куполом

И вот дождался, едва только закончил утренний обход (всего с полдесятка пациентов, одна из них мамочка-роженица безо всяких проблем), надеялся на чашечку кофе, прежде чем перебежать в амбулаторию, и тут этот звонок от Линды.

- Я уверена, что Марта охотно возьмет и Одри, - ответила она.

- Хорошо. Ты свою полицейскую рацию будешь держать при себе на дежурстве, да?

- Конечно, да.

- Тогда отдай свою домашнюю Марте. Согласуйте с ней канал связи. Если будет что-то не то с Дженнилл, я сразу прилечу.

- Хорошо. Благодарю, мой миленький. Есть какая-то надежда, что ты сможешь наведаться туда днем?

Расти размышлял о своих шансах, когда увидел Даги Твичела, тот приближался по коридору. Обычной своей походкой «все по барабану», с заложенной за ухо сигаретой, но Расти заметил, какое встревоженное у него лицо.

- Возможно, мне получится убежать на часок, но обещать не могу.

- Я понимаю, но так хорошо было бы увидеться с тобой.

- Мне тоже. Берегись там. И говори людям, чтобы не ели тех хот-догов. Бэрпи мог их хранить у себя в холодильнике десять тысяч лет.

- Там у него стэйки из мастодонтов, - подхватила Линда. - Конец связи, дорогой мой. Я буду тебя ждать.

Расти засунул рацию в карман своего белого халата, и обратился к Твичу.

- Что случилось? И убери сигарету у себя из-за уха. Здесь больница.

Твич достал сигарету из укрытия и взглянул на нее.

- Я хотел ее выкурить около склада.

- Плохая перспектива, - заметил Расти, - для того места, где хранится запас пропана.

- Именно об этом я и пришел тебе сказать. Большей части баллонов нет, пропали.

- Бред. Они же огромные. Точно не помню, каждый на три или на пять тысяч галлонов.

- Так что ты хочешь этим сказать? Я забыл заглянуть за веник?

Расти почесал затылок.

- Если они будут - кем бы там они не были - гасить это силовое поле дольше трех- четырёх дней, нам понадобится много газа.

- Расскажи мне что-то, чего я не знаю, - откликнулся Твич. - Согласно учетной карточке на дверях, там должно стоять семь баллонов, а в наличии лишь два. - Он положил сигарету себе в карман белого халата. - Я проверил и другой склад, просто на всякий случай: а что, если кто-то передвинул баллоны туда…

- Кому такое могло прийти в голову?

- А откуда мне знать, Боже правый. Короче, там хранятся самые необходимые в больнице вещи: садовые инструменты и прочее дерьмо. Зато там все указанные в карточке инструменты на месте, только удобрений, сука, почему-то нет.

Расти не волновала пропажа удобрений, он думал о пропане.

- Ну, если очень припечет, мы можем взять из городских запасов.

- Придется биться с Ренни.

- Это когда наша больница - его единственная надежда, если у него вдруг кое-что застопорится в груди? Сомневаюсь. Как ты думаешь, буду я иметь возможность на некоторое время вырваться отсюда после полудня?

- Как Чудотворец решит. Сейчас он выглядит боевым командиром.

- А где он?

- Спит наверху. И храпит, словно бешеный. Хочешь его разбудить?

- Нет, - ответил Расти. - Пусть поспит. И я не буду называть его больше Чудотворцем. После того, как он работал с того момента, когда на нас опустилась эта зараза, он заслуживает лучшего.

- Воля ваша, сенсэй. Ты достиг нового уровня просветления.

- Отсоси у меня, хуйлуша, - ответил Расти.

10

А теперь смотрите; смотрите очень внимательно.

Сейчас в Честер Милле два часа обычного, невероятно хорошего - такого, что аж глаза ломит - осеннего дня. Если бы отсюда не погнали прессу, фотокорреспонденты чувствовали бы себя, как в профессиональном раю. И не только потому, что деревья пылают на полную силу. Жители запертого города массово выдвигаются на пастбище Алдена Динсмора. Алден уже согласовал с Ромео Бэрпи сумму аренды: шестьсот долларов. Оба удовлетворены: фермер тем, что заставил бизнесмена значительно поднять ставку от сначала предложенных двухсот, а Ромео тем, что готов был дать и тысячу, если бы до этого дошло.

От демонстрантов и призывателей Иисуса Алден не получил и ломаного цента. Но это не означает, что он не имеет навара с них; фермер Динсмор родился ночью, однако же не в последнюю ночь создания. Как только появились первые машины, он определил большое место для автостоянки, сразу на северной стороне от того места, куда вчера попадали обломки самолета Чака Томпсона, и поставил там свою жену (Шелли), своего старшего сына (Олли, вы же помните Олли) и своего наемного рабочего по имени Мануэль Ортэга, беспаспортного янки, который умел поладить со всеми. Алден установил таксу пять долларов с машины - огромная сумма как для мелкого молочника, который в течение последних двух лет спасает свою ферму от загребущих лап банка только потому, что вцепился в нее зубами. Эта такса вызывает недовольство, а впрочем, не очень многочисленное: на ярмарке во Фрайбурге они платят дороже, а поскольку никто не хочет парковаться на обочинах шоссе, где на ближайших уже стоят машины тех, кто прибыл заранее (а с дальних пешком идти не менее чем полмили), выбора у них нет.

И какое же это странное, пестрое зрелище! Самый настоящий большой цирк на три арены, где обычные жители Честер Милла скопом выступают в главных ролях. Когда сюда прибывают Барби с Рози и Энсом Вилером (ресторан закрыт, они откроются вновь уже на ужин - только холодные сэндвичи, никаких блюд с гриля), смотрят они на все, затаив дыхание, разинув рты. Джулия Шамвей и Пит Фримэн фотографируют на пару. Джулия задерживается, чтобы подарить Барби привлекательную, хотя и большей мерой обращенную к самой себе улыбку.

- Охренительное шоу, как думаете?

Барби улыбается.

- Конечно, мэм.

На первой цирковой арене мы видим тех, которые откликнулись на объявления, развешенные Пугалом Джо и его бригадой. Демонстрантов собралось вполне приличное количество, почти двести человек, и шестьдесят сделанных ребятами плакатов (наиболее популярный - ПОЗОР! ВЫПУСТИТЕ НАС НА СВОБОДУ!!!) разобрали мгновенно. К счастью, многие люди принесли с собой собственные плакаты. Джо больше всего понравился тот, где поверх карты Милла начерчена тюремная решетка. Лисса Джеймисон его не просто держит, а еще и агрессивно им размахивает вверх-вниз. Тут же и Джек Эванс, бледный, хмурый. Его плакат - это коллаж из фотографий женщины, которая вчера истекла кровью насмерть.

КТО УБИЛ МОЮ ЖЕНУ? - взывает надпись. Чучелу Джо его очень жаль… но какой же крутой плакат! Если его увидят репортеры, они от радости все вместе обсерутся себе в коллективные штаны.

Джо сгруппировал демонстрантов в большой круг, кружащий прямо перед Куполом, линия которого обозначена мертвыми птицами с их стороны (со стороны Моттона военные их поубирали). Круг предоставляет возможность каждому из людей Джо - ему нравится считать их своими людьми - шанс помахать собственным плакатом в сторону охранников, которые стоят решительно (и до оголтелости оскорбительно) повернувшись к ним спинами. Джо раздал людям также листы с напечатанными «стихами для скандирования». Он их придумал вместе с Норри Келверт, скейтбордисткой и живой иконой верного Бэнни Дрэйка. Кроме того, что Норри умела на своей Блиц-доске отжигать головокружительные пируэты, она также находила простые и достойные рифмы, ничего себе? Одна из речевок звучит так: Ха-Ха-Ха! Хи-хи-хай! Честер Миллу волю дай! Другая: ВИНОВНЫ ВЫ! ВИНОВНЫ ВЫ! В ТОМ, ЧТО МЫ ЗДЕСЬ, КАК В ТЮРЬМЕ! Джо - очень нехотя - забраковал еще один шедевр Норри: Свободу печати! ИНФУ В МАССЫ! ПРОЧЬ СЕКРЕТНОСТЬ, Пидарасы!

- В данном случае мы должны быть политкорректными, - объяснил он ей. Сейчас же его интересовал другой вопрос: не слишком ли юна Норри Келверт для поцелуев? И еще, будет ли она целоваться с языком, если он отважится? Он не целовал еще ни одной девушки, но, если им судилось погибнуть здесь от голода, словно каким-то накрытым пластиковым сосудом жучкам, вероятно, следует попробовать ее поцеловать, пока еще есть время.