Исцеляющая любовь

— Да брось! Не злись, — миролюбиво сказал Ланс. — Я ведь только хотел помочь!

— И в чем же будет заключаться твоя помощь? — съязвил Барни.

— Ну, знаешь, есть помощь красного цвета, есть — зеленого, а есть — белого. Ты что предпочитаешь?

— А ты что? Наркоторговец?

— Угомонись, Ливингстон! Я веду себя, как подобает доброму соседу.

— Господи! — застонал Барни и решительно зашагал к себе.

Он сел на кровать, несколько раз глубоко вздохнул и пожалел, что не взял у Ланса фенобарбитал.

Его разбудил истерический вой сирены и визг тормозов перед Вандербилт-холлом.

В панике он сел, натянул валявшиеся на полу штаны, сунул босые ноги в кроссовки и бросился на улицу. На лестнице он догнал какого-то студента.

— Что случилось? — в страхе выдохнул Барни.

— Кажется, мы кого-то потеряли, — ответил тот не столько с сожалением, сколько с любопытством. — Судя по всему, для одной из наших красоток бремя оказалось непомерным.

— Для кого? — вскинулся Барни в нетерпении.

Собеседник только пожал плечами:

— А кто ее знает? Я как раз иду узнать.

Барни обогнал его и выскочил в главный вестибюль. В открытые двери виднелась машина «скорой помощи», заехавшая прямо на тротуар. Задние дверцы фургона были распахнуты.

По обе стороны от входа кучками толпились студенты, полуодетые или вовсе в пижамах, а выражение их лиц напомнило Барни о древних римлянах, с жадным любопытством наблюдавших смерть гладиаторов.

Вдруг со стороны лестницы, ведущей в Деканский флигель, появились два санитара в белых халатах с носилками в руках. Тело, с головой закрытое одеялом, было, по всей видимости, уже безжизненным. Барни заслонил путь первому санитару.

— Кто?! — выкрикнул он.

Тот только прорычал:

— Прочь с дороги, малыш! — и плечом отпихнул Барни.

Кто-то тронул его за плечо:

— Барни…

Это была Лора, белая как смерть, но живая!

— Господи, Кастельяно! — выдохнул Барни. — Как я рад тебя видеть!

Она была в состоянии шока.

— Это я нашла тело. Ты не поверишь…

— Кто? — перебил он. — Кто это?

— Элисон Редмонд, — ответила Лора и, уставившись на него остекленелым взглядом, принялась описывать происшедшее — Скальпелем вспорола себе вены. Вся ванная забрызгана кровью. — Ее слегка качало. — Черт, у меня голова кружится. Мне надо сесть.

Барни обхватил ее за талию и довел до кресла в углу вестибюля. Только тут он сам почувствовал, что впадает в оцепенение. Ушел из жизни хорошо знакомый человек.

— Лора, есть какие-то предположения, почему она это сделала?

— Ни малейших. Единственное, что я знаю… — голос у нее надломился, — что она лежала в луже крови на этом чертовом полу.

Она больше не могла себя сдерживать и разрыдалась, не в силах вымолвить ни слова.

— Прошу прощения, мисс Кастельяно, — раздался знакомый голос.

Оба не заметили, как появился декан Холмс.

— Сэр, это Лора нашла тело… Думаю, вы понимаете… — объяснил Барни.

— Разумеется, — ответил тот, а девушка усилием воли попыталась взять себя в руки. — Элисон была талантливая студентка. По всей видимости, она не была склонна к доверительным разговорам с подругами, но, насколько мне известно, с вами она была ближе других, Лора. Я надеюсь, что вы нам поможете. Может быть, спустимся в буфет и чего-нибудь попьем?

Лора подняла на него глаза. Удивительно, но лицо профессора не отражало никаких эмоций. Быть может, умение скрывать свои чувства тоже часть медицинской профессии?

— Можно мне с вами пойти? — попросился Барни, зная, что Лоре сейчас нужна поддержка.

— Конечно, Ливингстон. Кто знает, вдруг вы поможете пролить свет на этот злополучный инцидент.

Они устроились в буфете, не зажигая света — полумрак вполне соответствовал печальному поводу, — и взяли себе чаю из автомата. Кто-то из помощников принес декану пухлую папку с личным делом Элисон Редмонд.

Тот отпил чаю и начал свой допрос:

— Лора, вы ничего не замечали необычного в поведении Элисон?

Девушка пожала плечами:

— Я только знаю, что она на редкость серьезно относилась к занятиям. Сидела не разгибаясь. Как исступленная.

— Нет, я говорю о каких-нибудь отклонениях. Резкая смена настроения, причуды — что-нибудь в этом духе.

— Доктор Холмс, — снова начала Лора, — когда я говорю «исступленная», я как раз имею в виду отклонения. Учеба была для нее как навязчивая идея.

— Ах, навязчивая… — протянул декан, кажется довольный тем, что разговор хотя бы отчасти перешел в медицинскую плоскость.

— Если позволите, — добавил Барни, — она была необычайно честолюбива. Нам, конечно, всем это свойственно в той или иной степени, но она была просто как раскаленный паровоз, готовый вот-вот взорваться. Непременно должна была быть впереди всех.

Барни замолчал, пытаясь уловить реакцию декана на свою реплику.

— Ливингстон, а нельзя ли поконкретнее?

— Ну, например, в анатомичке мы с ней сначала работали за одним столом. Но стоило ей узнать, что Сет Лазарус лучше управляется со скальпелем, как она мигом уговорила профессора Лубара пересадить ее за тот стол. Понимаете? Она считала своим долгом быть лучшевсех. Мое предположение: Элисон поставила себе слишком высокую планку, а когда обнаружилось, что держать ее не удастся, сломалась.

Декан немного помолчал, пристально изучая Барни.

— А она и была лучше всех.

— Да? — удивился Барни.

Декан Холмс достал из папки несколько листков.

— Вот ее оценки, этим все сказано. Она лучше всех успевала по всем дисциплинам. Даже Пфайфер с его фантастической требовательностью поставил ей девяносто девять — между прочим, впервые в жизни!

«Черт побери! — подумал Барни. — Так вот кто возглавлял список по биохимии!»

— Лора, а романов у нее не было?

— Нет, — с легкой запинкой ответила та, судорожно соображая, каких еще подробностей от нее ждут. — Если честно, мне кажется, она побаивалась мужчин. По-моему, ее напористость была обратной стороной фобии, если я правильно употребляю этот термин. Мне кажется, она думала, что ее превосходство над мужчинами в учебе заставит их держаться на расстоянии.