Страница 14 из 191
К концу сентября Лора получила от Джея Аксельрода письмо. Он писал, что пребывание так далеко, в глуши северной части штата Нью-Йорк, сделало его последователем Торо [14]. По зрелом размышлении он пришел к выводу, что придание их отношениям в какой-то степени официального характера было непорядочно по отношению к Лоре. Она еще очень молода, а значит, прежде чем она сделает свой окончательный выбор, у нее еще будет множество романов. В постскриптуме стоял вопрос: не могла бы она вернуть ему значок?
— Все это чушь собачья, — усмехнулся Барни. — Просто духа не хватило честно объявить, что хочет расстаться с тобой.
Лора кивнула.
— Струсил признаться, что решил пойти на попятную. — Она немного посидела молча, потом стукнула кулаком по стопке учебников. — Черт! Я-то думала, он такой цельный! Такой волевой!
— По-моему, в том, что касается девчонок, большинство ребят ведут себя как эгоисты и подонки, — сказал Барни, рассчитывая ее утешить.
— А ты, Барни?
— Может быть, и я. У меня просто пока не было шанса проявить себя с этой стороны.
В этом сезоне Барни выбрали капитаном баскетбольной команды на следующий год, а Лора выдвинула свою кандидатуру на пост председателя ученического совета всей школы — еще ни одна девчонка не поднималась так высоко. И выиграла выборы, причем на сей раз поддержка Барни была только моральной.
К удивлению Барни, тренер снова пригласил его поехать в лагерь «Гайавата», более того, в качестве старшего вожатого. Потом он узнал, что этой чести автоматически удостаивается капитан команды. (Ему даже удалось пристроить Уоррена на место помощника вожатого за двадцать пять баксов за лето.)
Приехав в лагерь и разместившись в административном корпусе, Барни просмотрел список детей и со смешанным чувством облегчения и разочарования не обнаружил там имени Марвина Амстердама. Что же, он никогда больше не увидится с этим парнем? А вдруг это все же произойдет, скажем, на Уимблдоне или Белльвью?
Так или иначе, этим летом он не станет испытывать терпение Нордлингера. Рекомендация тренера будет играть решающую роль для его поступления в колледж.
С истовостью монаха Барни ежедневно проводил по полтора часа в день на тренировках вместе с Ливиттом, Крейгом Руссо и двумя новыми игроками, отрабатывая новую «кружевную» концепцию атаки, придуманную Нордлингером.
Как-то поздним вечером, в середине августа, раздался телефонный звонок. Звонила Лора. Из клиники.
— Барни, у твоего отца был удар.
Он похолодел.
— И что? Плохо дело?
— Что-то определенное смогут сказать только утром, но врачи почти не сомневаются, что он выкарабкается. Мама там с твоей матерью — ее не удалось увести оттуда. Ей кажется, что, если она ляжет спать, непременно случится что-то ужасное.
— Я сейчас же беру Уоррена, и мы едем.
— Ради бога, Барни, — предостерегла Лора, — езжай осторожно!
Он разбудил брата и сбегал за машиной Сэнди Ливитта. Через два часа сорок пять минут они въехали на парковку для сотрудников. Оба бегом взлетели в кардиологическое отделение, где их ждала заплаканная Эстел. Луис заверил ребят, что жизнь их отца вне опасности.
— Сейчас он крепко спит. Думаю, вам следует увезти маму домой, ей нужно отдохнуть.
— А что произошло? — спросил Барни.
— У него был инсульт, — объяснил Луис. — То есть кровоизлияние в мозг в результате закупорки церебральной артерии. Пока еще рано говорить обо всех последствиях.
— А какие варианты? — взволнованно спросил Барни.
Луис старался говорить по возможности уверенно и при этом без утайки.
— От незначительных двигательных нарушений до полного паралича, включая нарушение речи. Но ты должен понимать, что есть ситуации, когда врач просто не в состоянии давать какие бы то ни было прогнозы. А теперь я настаиваю на том, чтобы ты отвез всех домой.
— Иными словами, вы остаетесь? — уточнил Барни.
Луис кивнул:
— Вы его родные, а я — его лечащий врач.
Через неделю состояние Харольда улучшилось настолько, что он уже мог принимать посетителей и говорить тихим голосом, хотя и невнятно. К сентябрю, однако, стало ясно: он останется инвалидом. И никогда больше не сможет работать.
Эстел отправилась в Управление образования и начала долгую бюрократическую процедуру оформления мужу пенсии. Тут-то она и познала всю жестокость пенсионных законов. Харольд проработал в общей сложности тринадцать лет, а полагавшейся ему пенсии едва хватило бы на оплату отопления в зимний сезон. Пособие по ранению позволит выплачивать кредит за дом, но…
В тот вечер она обрисовала безрадостную картину Барни и Уоррену.
Закончив свой печальный отчет, она с тоской посмотрела на старшего сына. Барни все понял и, не дожидаясь вопроса, взял ответственность на себя.
— Мам, не волнуйся, я пойду работать. Старшеклассники освобождаются в час, так что, я думаю, подыщу себе что-нибудь на вторую половину дня плюс выходные.
Взгляд Эстел был полон благодарности.
И тут Уоррена осенило.
— А как же твой баскетбол? У тебя же каждый вечер тренировка!
— Знаю, Уоррен, знаю! — взорвался Барни. — Неужели непонятно, что мне придется уйти из команды?
Барни невидящими глазами смотрел на содержимое своего полуоткрытого шкафчика в раздевалке. Кроссовки, шорты, тренировочные штаны — все атрибуты спортивной жизни, столько лет его радовавшей! Он не мог заставить себя собрать шмотки и сдать тренеру.
Неожиданно до его слуха донесся шум, и в раздевалку ввалились его недавние товарищи по команде. Для всех это был неловкий момент. Наконец Крейг Руссо нарушил молчание:
— Ливингстон, как твой отец?
— Неплохо, Крейг. Спасибо.
Теперь настал черед Сэнди Ливитта:
— Нам правда будет тебя не хватать.
— Ага. А мне — вас.
Тут Сэнди, со своей обычной бестактностью, добавил:
— Гмм… Слышал? Теперь я — капитан!
* * *
Барни удивился, увидев на улице дожидающуюся его Лору.
— Я подумала, может, тебе не захочется одному тащиться домой…
— A-а… — После паузы он добавил: — Спасибо тебе, Кастельяно.