Любовь к камням

— Но Ранделл должен нам деньги. — Залман почувствовал, как от лица отливает кровь. — Срок возврата через два месяца.

— Да-да. Совсем забыл. — Уильям подался поближе, любопытство взяло верх над беспокойством. Улыбнулся с легким злорадством. — И большую сумму?

— Четыреста пятьдесят фунтов, — прошептал Даниил.

Англичанин, слегка присвистнул.

— Плохи дела. На вашем месте я бы вцепился в Ранделла, пока старый мерзавец не сыграл в ящик. Говорят, он до сих пор жив только потому, что дьявол не хочет забирать его.

Даниил поднял взгляд.

— Он с нами расплатится?

— Да, если нажать на него. Ранделл еще где-то здесь. За ним недавно приехала карета… Залман!..

Но тот побежал, не дожидаясь Даниила. Мимо людей возле двери на Крид-Лейн, по запруженной улице. Мостовые Лудгейт-Хилл от дождя были черными, как грифельная доска. Свернул за угол. Карета уже отъезжала от тротуара. Залман побежал рядом с ней, окликая кучера, тот остановил лошадей. В окне появилась белая рука, отстегивающая занавеску. Прошедшее повторялось.

— Мистер Ранделл, прошу прощения…

Он, запыхавшись, прислонился к карете, когда стекло опустилось.

— Уберите руку, сэр! — рявкнул старик.

Залман инстинктивно отступил. «Не узнает, — подумал он. — После того как обобрал меня, я для него ничто». Рассеянно подумал, уменьшает это вину или усугубляет. Лицо ювелира в окошке над ним слегка помягчело.

— Мистер Леви! Я вас едва узнал. Пожалуйста, уберите руку. Иначе я утащу вас за собой в Вестминстер.

— В мастерской говорят… — Он почувствовал, как в груди вскипает ярость. Улица заколыхалась, словно мираж. Ни с того ни с сего вспомнилось море, блестящее, будто нечто рассеченное. — Говорят, что фирма «Ранделл и Бридж» сворачивает дела, — договорил он.

Ранделл высунулся из окна, словно собираясь его укусить.

— Это одна часть уравнения. Похоже, что я сворачиваю дела, мистер Леви?

— Сэр, вы еще должны нам деньги, — услышал Залман свой голос. — За сапфир в короне и… и за другие камни.

— Ах да. Камни вавилонских евреев. — Ранделл угрожающе нахмурился. — Вы, наверное, считаете, что с вами нехорошо обходятся, а? Деньги должны быть выплачены в августе. — Он недовольно захлопал глазами; припомнил долг быстрее, чем человека. — Четыреста пятьдесят фунтов, так ведь?

— Да, сэр.

Ранделл кивнул и протянул руку к окну, чтобы закрыть его.

— Приходите с братом ко мне в кабинет. Вечером, после коронации, как угодно поздно. Кучер!

— Спасибо, мистер Ранделл, я очень рад… — Залман почувствовал, как покрывается потом. — Рад, что мы пришли к соглашению. Что между нами возможен какой-то расчет.

Залман смотрел вслед карете, горбящейся над своим пассажиром. Его охватило облегчение. Плечи его поникли, он стал меньше, словно из него что-то вышло. Не понимал, что расчет является последней возможностью лишь для него.

Он пошел обратно к Крид-лейн. Даниил встретил его на углу, следом за ним шли Уильям и Марта, понижающейся процессией патентованных черных зонтов. Дождь прекращался. Залман потянулся к брату, к его ладони, руке, крепко обнял его. Они покачивались, и вокруг них шумел день коронации — пистолетные выстрелы и трубы, уличные торговцы и барабаны, орудия, дети и церковные колокола.

— Уильям, тебе видно?

— Угу.

— Что там?

— Масса вшей и грязных волос. Держите покрепче шляпы.

— А что шествие?

Уильям с трудом обернулся к ним. За пять часов они дошли до западного конца Стрэнда. Толпа стала такой густой, что невозможно было пошевелиться. В воздух взвивались первые огни фейерверка, тусклые при дневном свете.

— Думаю, о шествии не может быть и речи. Никто из вас не догадался захватить что-то, чтобы промочить горло? Жаль.

Уильям отвернулся. Даниил попытался найти взглядом брата и ребенка. Стоявший в ярде позади Залман помахал ему. В воздухе стоял запах пота и порохового дыма, стелившегося из-за дождя над толпой.

— Мистер Леви. Мистер Леви!

Кто-то подергал Даниила за сюртук. Он глянул вниз, проверяя, на месте ли часовая цепочка. Марта была прижата к нему сбоку. Близка, как дочь. Их теснила толпа, и он улыбнулся:

— Марта! Ты там еще на плаву?

— Да. — Она улыбнулась в ответ. Какой-то мужчина протиснулся между ними, краснолицый, с фляжкой в руке, громко выкрикивая имена. «Флосси! Ини, дорогая моя!» Марта поморщилась от его громкого голоса. — Я хочу дать вам кое-что.

— Сейчас?

Вдали послышались приветственные возгласы, нестройные, как шум ливня. «Началось шествие», — подумал он. Марта покачала головой.

— Завтра. На уроке чтения.

— Марта, уроки бесплатные, ты ничего не должна мне за них.

По толпе прокатилась волна, приподняв ненадолго обоих. «Желание, ставшее зримым», — подумал Даниил. Порыв ненасытного хотения. Возле заборов на Трафальгар-сквер кто-то завопил. Раздался женский смех, пронзительный от восторга.

— Я хочу работать у вас всегда. — Марта, сощурясь, подняла взгляд на Даниила. — Если можно. Мне нравится учиться. Я подарю вам кое-что, если можно.

— Я… спасибо, раз так. — Даниил хотел поклониться ей. Кто-то ткнул его локтем в бок, и он помрачнел. — Только имей в виду, ничего дорогого.

— Я напишу вам, что делать. Завтра вечером.

— Ну, завтра так завтра.

В ярде от них с той стороны, откуда двигалось шествие, кто-то выстрелил из пистолета, поэтому не успел Даниил спросить, что хочет она написать, как Марта отвернулась. Все окружающие тоже.

Они почти ничего не видели. Рослые конные полицейские с саблями неподвижно высились над толпой. Второе шествие началось в пять, колесницы ограждали все подходы ко дворцу. Не Викторию Вельф, разумеется. Не корону, принимая которую она преклонила колени.

Они не слышали, как замершее в безмолвии Вестминстерское аббатство заполнилось шумом движения, как пэры и знатные леди дружно поднимали свои короны и диадемы — этого завершения коронационного действа, какого-то физического желания, кричавшего в глазах двух тысяч людей. Даниил с Залманом не видели, как отражается свет в слое камней, которым покрыли корону. Вожделенно-прекрасном. Сияния над головой королевы, которую они больше никогда не увидят.

Они были частью толпы, а толпа праздновала, не видя ничего, кроме себя. В Грин-парке они купили сливянки и вареного мяса и с жадностью набросились на них, ели стоя в сгущавшихся сумерках. Пороховой дым сменился ночной иллюминацией. Уильям прижался лбом ко лбу Даниила.

— Я люблю вас и покидаю вас, сэр. — Он был уже в стельку пьян и кричал. — Мне нужно сейчас найти женщину, а когда смогу — работу. Где твоя рука? Давай ее. Замечательный ювелир. До свидания, до свидания!

— Доброй ночи, Уильям.

Даниил смотрел вслед ему, пока он не затерялся в толпе. Над деревьями взлетали огни фейерверка. В их свете он стал искать взглядом Марту и обнаружил, что видит только Залмана. Его запрокинутое широкое лицо расплывалось в улыбке. Даниил протиснулся к нему.

— Где Марта?

— Давно уже ушла. Обратно во дворец.

— Одна?

Его теперь часто удивляло это беспокойство о ребенке. То, как оно усиливается вместе с привязанностью к Марте.

— Ну да. Она может позаботиться о себе. Тут рукой подать. — Залман искоса глянул на брата, продолжая улыбаться. — Посмотри на небо! Оно прекрасно. Посмотри. Мы сегодня вечером бросили драгоценные камни Богу.

Даниил тоже поднял взгляд. Потом они стояли и пили, пока сливянка не кончилась. В полночь королева еще, возможно, смотрела с дворцового балкона, как вспыхивают огни фейерверка над Мэйфером, но братья ее не видели. Они пошли на восток вдоль реки, к дому, пьяные от сливянки и эйфории города. Шли сами по себе, свободные от тисков толпы. Иногда напевали полузабытые строки хоровых рабочих и любовных песен.

Лудгейт-Хилл был все еще оживленным, цыгане забивали скотину. Нарядно одетые музыканты, сидя у входа в фирму Ранделла, пьяно играли на рожке и двух кларнетах церковные гимны. Даниил прошел мимо них к двери ночного сторожа. Стуча в нее, он смутно разглядел прибитое к филенке объявление. Подался к нему и замер, улыбка сползла с его лица. Совершенно спокойно до конца прочел написанное.