Свидание на крыше

— Оля, — с большим терпением в голосе проговорила тогда Вера. — Даже если я дам Рогачеву, как ты выражаешься, от ворот поворот, это вовсе не значит, что он тут же полюбит тебя. Знаешь же поговорку: «Насильно мил не будешь»!

— С чего ты взяла, что насильно? Тебя не будет рядом, он внимательно присмотрится ко мне и поймет, что я ничем не хуже! Ведь ты не будешь же утверждать, что я хуже?!

Вера отступила от разошедшейся не в меру подруги еще на шаг назад. Нет, конечно, Ольга не была хуже. Более того, Вера всегда считала, что Первухина гораздо выигрышнее ее смотрится. Она яркоглазая, с кудрявыми темными волосами, которые эффектно распадаются на отдельные блестящие прядки. Кажется, что вокруг головы девочки стоит дрожащая дымка. Но даже ради своей лучшей подруги с чудесными глазами и волосами Вера неспособна поступиться своей любовью. Да, любовью. Тогда она первый раз назвала свое чувство к Алику любовью. А подруге сказала так:

— Знаешь, Оля, ты совсем не хуже меня, но люди выбирают друг друга не только по красоте…

— А по чему же еще?

— Не знаю… По велению сердца, наверно…

— Ой, вот только не надо мне этих красивых сказок про сердце и красивую душу! — еще злее рявкнула Первухина. — Не верю я в них! Просто кто вперед успел, тот и съел! Отступись от Алика, Верка! Пока добром прошу!

— Что значит «пока добром»? — в полной растерянности спросила Вера.

— А вот если не отступишься, тогда и узнаешь, что будет потом!

— Я не отступлюсь…

— Не отступишься?!

— Не отступлюсь!

— Ну тогда ты мне больше не подруга, и у меня полностью развязаны руки! — На этой эффектной фразе Ольга Первухина так резко развернулась, что мягкий игрушечный рыжий полосатый котенок, болтающийся на длинной цепочке на молнии ее сумки, умудрился весьма немягко ударить Веру прямо в глаз. Глаз тут же заслезился, и из него выкатилась одинокая слеза. Как потом выяснилось, не последняя.

В тот же день в классе Первухина отсела от Веры за стол к Маринке Карпенко. На следующий день Вера почувствовала, что в классе както нехорошо изменился микроклимат. Девчонки кучковались вокруг Карпенко с Первухиной, и вокруг них воздух был будто сжатым, спрессованным и упругим, как резина. Веру он отталкивал, как мячик. Когда же на Верину просьбу дать срисовать таблицу по истории самая тихая девочка класса Таня Разумихина сказала: «А не пошла бы ты…» — стало понятно, что дело плохо. Вера оказалась в полном вакууме. Никто из девчонок с ней не разговаривал. Парни, конечно, относились к ней попрежнему ровно, но что с них взять, с парней? Кроме Алика, Вере никто интересен не был. А без подруг было непросто. Да что там непросто! Без них было тяжко. Вера не умела существовать одна. Что, например, одной делать на перемене? Из кабинетов учителя выгоняют, в библиотеке тоже не станешь каждую перемену толкаться. Даже в столовой очень глупо сидеть одной за столиком. Както это не принято в их школе. К небольшим четырехугольным столам обычно придвигалось еще по двачетыре дополнительных стула, и скудные школьные порции поедались под дружный смех одноклассниц и одноклассников. Вера в этих компаниях теперь вдруг стала лишней. Она не могла понять, почему против нее ополчились все девчонки. Что плохого она сделала той же Разумихиной? Или, например, Витке Жуковой, длинной и угловатой спортсменке, которая всем дискотекам предпочитала футбол на пустыре за домами в составе любой команды, хоть взрослых парней, хоть сопливых пятиклассников?

А теперь вдруг появилась эта страница: «Мы ненавидим Веру Филимонову!» Несчастная Вера Филимонова еще раз пробежалась глазами по списку участников группы. Надо же, в нее уже вступили несколько парней, девчонки из параллельных классов и даже совсем незнакомые личности, которые от души потешались над Вериными «отшопированными» фотографиями и отпускали на ее счет разные скабрезные шуточки.

В разделе «Описание группы» было написано, что она создана против одноклассницы, которая гнусно и подло завлекает парней до неприличия обесцвеченными волосами. Члены группы уверены, что никакая стильная челка не может скрыть Верин низкий и узкий лобик и, соответственно, общую дебильность, каковая совершенно явственно видна на каждой из представленных в группе фотографий. Ниже крупными буквами было написано: «ОНА ДОСТАЛА ВСЕХ НАС!!» После этого шло обращение собственно к Вере: «Слышь ты! Не вздумай кому пожаловаться! Что плохого в том, что тебя все ненавидят?! Не каждому такое в жизни выпадает! Будет что вспомнить на пенсии! Но лучше исчезни до пенсии! Группа будет существовать до тех пор, пока ты не удалишь сама себя из нашей жизни!»

В обсуждениях была всего одна тема, зато какая: «Что станешь делать, если встретишь Филимонову на улице?» Ответы на этот вопрос были один другого мерзостнее.

Вера глубоко вздохнула, загоняя слезы обратно в глаза, и задумалась. Вот ведь взять Первухину… Нормальная была девчонка, не злая. Подругой считалась. Да что там считалась! Она была ею! Всегда умела и вовремя поддержать, и посочувствовать. А еще с ней было здорово валять дурака и хохотать во все горло над всякой ерундой. И что же теперь получается? Получается, что дружба в этом мире существует до поры до времени? До того момента, когда вдруг пересекутся интересы и один друг или подруга встанет на пути другого? И как же после этого жить дальше в полном одиночестве? Конечно, у нее, Веры, есть приятельницы по спортклубу, куда она раз в неделю ходит на фитнес, да и соседка по лестничной площадке Танюха — тоже не последний человек в ее жизни, но… Словом, Ольге Первухиной найти замену довольно трудно. А в школе в одиночку вообще очень тяжело существовать.

Вера уже совсем хотела выйти с сайта, как вдруг ее пронзила ужасная в своей простоте мысль: а что будет, когда эту группу в «Лучших друзьях» увидит Рогачев? Он запросто может от Веры отвернуться, когда, например, разглядит ее на видео, посвински пожирающую вермишель с тушенкой… или на той фотке, где у нее голова как дирижабль…

Нет! Алик не может купиться на эти штучки! Он ведь любит ее, Веру! Да, он никогда не говорил ей этого, но ведь нелюбимых не целуют так нежно и трепетно! С нелюбимыми не встречаются каждый вечер и не водят по улицам за ручку!

А может быть, взять и самой рассказать Рогачеву про эту группу? А что?! Он наверняка сможет ее, Веру, защитить! Как? А это уж его дело, как выручить из беды свою даму сердца. Но он должен выручить! Должен! Иначе все бессмысленно! Иначе зачем существуют любовь и любимые люди? И как же хорошо, что это наконец пришло ей в голову!

Вера победно посмотрела на фотки членов группы, которая ее ненавидела. Погодите!!! Вы еще узнаете, что такое настоящая любовь и ненависть! Вы еще прощения попросите! А если и не попросите, то все изойдете черной завистью, глядя на то, как верный Алик бросится на защиту своей девушки!

Довольная собой Вера вдруг увидела, что количество членов группы увеличилось еще на одного человека. Она раскрыла список друзей и прокрутила его. Минуту назад в группу вступил Александр Рогачев.

Глава 2

Мы еще поборемся с этими гадами…

С утра в школе Рогачев прятал от Веры глаза и ни разу не подошел к ней в течение всего учебного дня. Она сама порывалась объясниться с Аликом, но он очень ловко ускользал от нее: то резво смешивался с группой одноклассников, то бросался с какимито вопросами к учителям, то резко и неожиданно сворачивал в первые попавшиеся открытые кабинеты, будто у него там были очень срочные дела.

После уроков Вера хотела дождаться Алика на крыльце школы, но он то ли както умудрился выскочить раньше нее, то ли вышел в боковую дверь возле столовой, через которую заносили коробки и контейнеры с продуктами. Бесполезно прождав Рогачева на крыльце около часа, Вера понуро побрела к дому. Она поминутно посматривала на мобильник, надеясь увидеть значок сообщения, пришедшего от Алика. Вообщето смотреть и не надо было, поскольку после прихода смс телефон обычно выдавал тоненькую мелодичную трель. Никаких трелей не было, но Вере казалось, что она могла их прослушать, поскольку на улице чрезмерно шумели машины и неприятно громко переговаривались между собой прохожие. А уж за пронзительным лаем маленькой и вертлявой черной собачонки, которая неизвестно почему увязалась за Верой, можно было пропустить даже громкий звонок.