Страница 75 из 87
У Джека уже нет сил кричать. На шее выступили жилы, а лицо, побелевшее от потери крови, выражает страдание, гнев и неверие. Сейчас мой брат испытывает такую боль, что человеческое лицо не приспособлено к тому, чтобы выразить ее.
Через секунду я падаю на колени рядом с Джеком. Тело зудит от тысячи мелких ран, но мне ясно, что в целом я в порядке. Попадание «перфоратора» похоже на прокол колеса; его ни с чем не спутаешь.
А вот Джек пострадал.
— Ах ты, тупой осел, — говорю я ему. Он ухмыляется. Где-то за пределами поля зрения Черра и Лео делают что-то ужасное. Краем глаза я вижу руку Черры; целеустремленно летающую взад-вперед, словно доску пилит.
— Извини, Мак, — говорит Джек. На его губах выступила кровь: плохой знак.
— Нет-нет, братишка. «Перфоратор»…
— Слишком поздно. Теперь главный ты. Я так и знал. Теперь ты главный. Береги мой штык, понял? Никаких ломбардов?
— Никаких ломбардов, — шепчу я. — Не шевелись, Джек.
У меня сдавливает горло, и мне тяжело дышать. Что-то щекочет щеку; я провожу по ней ладонью — мокро. Почему, я не понимаю.
— Как ему помочь? — спрашиваю я у Черры.
Подняв окровавленный штык, к которому прилипли кусочки костей и мяса, она качает головой. Лео, стоящий надо мной, печально вздыхает, выпуская клубы пара. Остальные ждут. Все мы понимаем, что скоро из поземки на нас бросятся чудовища.
Джек хватает меня за руку.
— Кормак, ты спасешь нас.
— Ладно, Джек, ладно.
Брат умирает у меня на руках, и я стараюсь запомнить его лицо, так как это очень важно, и в то же время не перестаю думать о том, что сейчас к нам ползут «перфораторы».
Джек крепко зажмуривается, затем открывает глаза. Его тело сотрясается от гулкого взрыва: «перфоратор» добрался до сердца и сдетонировал. Тело Джека подпрыгивает в сильнейшей конвульсии, глаза брата заливает темная кровь. Заряд не сумел вырваться из брони, и теперь она — единственное, что не дает телу развалиться. Но лицо Джека… Сейчас он тот же парнишка, с которым я рос. Я убираю волосы со лба Джека и закрываю ему глаза.
Моего брата больше нет.
— Тиберий умер, — говорит Карл.
— Какой сюрприз, — замечает Черра. — Он всю дорогу был мертв.
Она кладет мне на плечо руку в перчатке.
— Джек должен был послушать тебя.
Черра пытается подбодрить меня, беспокоится обо мне. Но чувства вины во мне сейчас нет — одна лишь пустота.
— Он не мог бросить Тиберия, — говорю я. — Такой уж он человек.
— Ну да.
Черра указывает на тело Тиберия — на его спине извивается клубок проводов и клешней, похожий на металлического скорпиона. Две ноги, покрытые колючками, погрузились в торс между ребрами, еще восемь ног, словно лапы насекомого, обхватили лицо. Тварь сжимается, выдавливая воздух из легких Тиберия, словно из мехов аккордеона.
— Н-н-х, — говорит труп.
Черт побери, неудивительно, что Тиберий вопил.
Все пятятся назад. Подняв штык Джека и утерев лицо, я оставляю брата в снегу. Затем, подпихнув тело Тиберия ногой, переворачиваю его на спину. За спиной полукругом встают мои товарищи.
Рот Тиберия широко раскрыт, словно он на приеме у дантиста, а глаза смотрят в пустоту. На лице написано комичное удивление. Я бы на его месте выглядел точно так же. У машины, которая вцепилась ему в спину, много лап, обхвативших его голову и шею. Похожие на клешни манипуляторы крепко держат челюсть; другие, поменьше, залезли в рот, и держат язык и зубы. Видны пломбы в коренных зубах. Рот блестит от крови и проводов.
Зажужжав, «скорпион» приходит в движение: ловкие лапы месят горло и челюсть Тиберия, скручиваются, раскручиваются. Ноги твари выдавливают воздух из легких, через связки и рот. Труп Тиберия превращается в нелепый паровой орган.
— Идите обратно, — говорит он. — Или умрете.
Слышно, как на снег что-то выплескивается, и в воздухе разносится острый запах рвоты.
— Кто ты? — дрожащим голосом спрашиваю я.
Труп Тиберия содрогается; «скорпион» заставляет его пробулькать следующие слова:
— Я Архос. Бог роботов.
Я замечаю, что за спиной у меня стоят мои товарищи. С каменными лицами мы переглядываемся и, как один, наводим оружие на кусок металла. Я изучаю оскаленное, мертвое лицо врага и чувствую, как братья по оружию наполняют меня силой.
— Приятно познакомиться, Архос, — наконец говорю я, и с каждой секундой мой голос становится все тверже. — Меня зовут Кормак Уоллес. Извини, но выполнить твою просьбу мы не можем; видишь ли, через пару дней мой отряд заглянет к тебе в гости — и тогда мы прекратим твое существование. Мы зальем пламя тебе в глотку, ты, мерзкий кусок дерьма. Мы сожжем тебя заживо — это я тебе обещаю.
Тварь раскачивается, странно похрюкивая.
— Что она говорит? — спрашивает Черра.
— Ничего, — отвечаю я. — Она смеется.
Кивнув ребятам, я обращаюсь к окровавленному, извивающемуся трупу:
— До встречи, Архос.
Мы расстреливаем тварь, стоящую перед нами. Куски мяса и металлические обломки растворяются в поземке. Вспышки освещают наши бесстрастные лица. Когда мы прекращаем стрелять, не остается ничего, кроме кровавого восклицательного знака на белоснежном фоне.
Мы молча собираем вещи и идем дальше.
Самые верные и непредвзятые решения человек принимает в минуты кризиса. Подчиниться подобному выбору означает подчиниться судьбе. То, что произошло сейчас, слишком ужасно, кошмар лишает нас возможности думать и чувствовать. Вот почему мы расстреливаем то, что осталось от нашего товарища. Вот почему мы оставляем изувеченное тело моего брата. В горниле боя, который произошел на заснеженном холме, отряд Умника был уничтожен и выкован заново, он превратился в нечто новое — спокойное и смертельно опасное.
Мы забрели в кошмар, а уходя, взяли его с собой. И теперь мы хотим поделиться им с нашим врагом.
В тот день я принял на себя командование отрядом Умника. После смерти Тиберия Абдуллы и Джека Уоллеса мы были готовы к любым жертвам ради победы над врагом. А самые ожесточенные бои и самые трудные решения ждали нас впереди.
Кормак Уоллес, ВИ: АСЛ, 217
2
Свободнорожденный