Вчерашний скандал

— Ты должен мне все рассказать, — настаивала Оливия. — Я обожаю безумие лорда и леди Атертон. В сравнении с ними я чувствую себя абсолютно здравомыслящей, логичной и обывательски скучной.

Лайл едва заметно улыбнулся, приподняв правый уголок рта.

У Оливии подпрыгнуло сердце. Она отошла от него и с беззаботным видом опустилась в мягкое кресло у камина.

— Подходи, согрейся, — обронила она, махнув рукой в сторону кресла напротив. — В бальном зале было жарко, как в аду, но не для тебя, я знаю. Вдали от толкотни разгоряченных тел ты должен чувствовать себя как в ледяном доме. Расскажи, что твоим родителям нужно от тебя на этот раз.

Лайл подошел к камину, однако садиться не стал. Он долго смотрел на огонь, лотом мельком взглянул на нее и опять вернулся к завораживающим языкам пламени.

— Речь идет о развалинах замка в десяти милях от Эдинбурга, которым мы владеем, — произнес он.

— Все это очень странно, — произнесла Оливия, когда Лайл вкратце пересказал ей сцену с родителями. Он знал, что все театральные подробности она сможет восстановить сама. За последние девять лет Оливия провела с его отцом и матерью больше времени, чем он сам.

— Хорошо, если бы они понимали, что это странно, — проговорил Лайл. — Но для них это нисколько не странно.

— Я имею в виду призраков, — пояснила Оливия. — Странно, что рабочие сторонятся замка из-за привидений. Только подумай, сколько их живет в лондонском Тауэре. Там есть палач, гоняющийся за графиней Солсбери вокруг плахи.

— Анна Болейн, несущая свою голову.

— Юные принцы, — добавила Оливия. — Это лишь немногие, и это только одно здание. У нас призраки повсюду, и никто, кажется, не обращает на это внимания. Как-то странно, что шотландские работники могли испугаться. Я думала, им должно нравиться, что их преследуют привидения.

— Своим родителям я сказал то же самое, но они отказываются понимать язык логики, — усмехнулся Лайл. — На самом деле это не имеет никакого отношения ни к замкам, ни к привидениям. Все это ради того, чтобы оставить меня дома.

— Да ты здесь с ума сойдешь, — сказала Оливия.

Она всегда понимала его, с того самого дня, когда они встретились и он рассказал ей о своем намерении поехать в Египет. Она назвала это благородным приключением.

— Я бы не возражал, — продолжил Лайл, — если бы действительно был им здесь нужен. Я нужен своим братьям, им нужен кто-нибудь, но я в полной растерянности и не знаю, что делать. Сомневаюсь, что родители будут скучать по ним, если я увезу их в Египет. Но они слишком маленькие. Детям, родившимся в холодном климате, там плохо.

Оливия слегка откинула голову назад, чтобы посмотреть на него. Когда Лайл встретил взгляд этих огромных синих глаз, он почувствовал, как что-то неведомое всколыхнулось у него в груди, нечто сложное, что затронуло не только животные инстинкты и плоть. И это что-то завибрировало толчками, вызывая легкую боль, словно от ударов.

Лайл отвел глаза, снова посмотрел на огонь.

— Что будешь делать? — спросила Оливия.

— Еще не решил, — отозвался он. — Так называемая критическая ситуация сложилась за минуту до того, как мы должны были выехать сюда сегодня вечером. У меня не было времени, чтобы подумать, как поступить. Наверное, эта идея с замком не лишена смысла. Я должен думать о своих братьях. Мне придется провести с ними как можно больше времени и потом принимать решение.

— Ты прав, — сказала Оливия. — Замок не стоит твоих переживаний. Пустая трата времени. Если ты…

Она замолчала, поскольку дверь открылась и вошла леди Рэтборн. С темными волосами и глазами, хоть и не такими синими, как у дочери, она сама была настоящей красавицей.

Лайл мог с невозмутимостью рассматривать ее, хотя и с любовью, но без чувства смущения.

— Ради всего святого, Оливия, Белдер повсюду разыскивает тебя, — произнесла леди Рэтборн. — Ты должна была танцевать. Лайл, тебе следовало бы знать, что не стоит позволять Оливии заманивать тебя на встречу наедине.

— Мама, мы не виделись пять лет!

— Лайл может навестить тебя завтра, если только захочет прокладывать себе путь сквозь толпу алчущих встречи джентльменов, — ответила ее сиятельство. — А сейчас другие юные леди настойчиво требуют возможности потанцевать с ним. Он не твоя собственность, и твое затянувшееся отсутствие заставляет Белдера нервничать. Пойдем, Лайл, я уверена, тебе не хочется завершать этот бал дракой с одним из ревнивых обожателей Оливии. Глупцы! Даже говорить смешно!

Они вышли из холла, и вскоре пути их разошлись. Оливия направилась к лорду Белдеру и другим своим обожателям, а Лайл пошел к многочисленным юным леди, которые были так мало схожи с Оливией, словно принадлежали к другому человеческому роду.

И только позже, во время танца с одной из них, Лайл вспомнил, что увидел за мгновение до того, как леди Рэтборн прервала их разговор: вспыхнувший огонек в невероятно синих глазах Оливии, прежде чем они снова обрели отсутствующее выражение, которое он научился распознавать много лет назад.

Работа мысли. Она думала.

И это, как могла бы всем рассказать ее мать, всегда было опасным.

Сомерсет-Хаус, Лондон

Среда, 5 октября

Это не являлось официальным заседанием Общества антикваров. Во-первых, обычно они собирались по четвергам. Во-вторых, их заседания не начинались до наступления ноября.

Однако граф Лайл приезжал в Лондон не каждый день, и скорее всего до ноября он уедет. Каждый ученый, интересующийся египетскими древностями, хотел послушать, что он расскажет, и собрание, хотя и было организовано в спешке, пользовалось большим успехом.

Когда он приезжал в последний раз, несмотря на то что ему тогда едва исполнилось восемнадцать, Лайл представил доклад, касающийся имен египетских фараонов. Вообще-то расшифровкой иероглифов занималась Дафна Карсингтон. Об этом знали все. Все знали, что она — гений. Проблема заключалась в том, что Дафна — женщина. Ее должен представлять мужчина, иначе все ее открытия и теории подвергнутся безжалостным нападкам и издевкам большой и шумной группы людей, которые боятся и ненавидят тех женщин, у которых есть хоть капля ума, не говоря уж об уме большем, чем у них самих.

Брат Дафны, который обычно выступал от ее лица, находился за границей. Ее муж, Руперт Карсингтон, который был далеко не так глуп, как полагали многие, никогда не сможет прочитать ученый доклад с серьезным лицом, если вообще не уснет в процессе чтения.

Поскольку Дафна и Лайл много лет работали вместе и он с величайшим уважением относился к ее таланту, то для него было невероятным счастьем стоять на ее месте и представлять ее последнюю работу со всей серьезностью, какую заслуживал сей труд.

Но один человек из аудитории воспринимал все происходящее как шутку.

Лорд Белдер сидел в первом ряду рядом с Оливией и высмеивал каждое слово, которое произносил Лайл.

Если таким способом он собирался произвести впечатление на Оливию, то не туда он направил свои усилия.

Хотя скорее всего Белдер просто хотел спровоцировать Лайла. У него уже вчера были для этого все шансы, когда Лайл пришел навестить Оливию. Но в доме ее родителей присутствовала половина бомонда, и Лайл едва успел переброситься с ней парой слов. Он рассказал ей о докладе, который будет представлять, и она обещала, что придет, а Белдер заявил, что будет сопровождать ее. Он сказал, что ни за что на свете не пропустит «скромную лекцию» лорда Лайла.

Лайл и в лучшие времена был довольно вспыльчив. Сейчас он кипел от возмущения за Дафну: Белдер, по существу, насмехался над ее усердной работой. Однако этому идиоту не позволят долго так себя вести, успокаивал себя Лайл. Белдер не в «Олмакс» и не на балу. Эта аудитория не потерпит подобного поведения.

Так оно и случилось. Не успел Лайл об этом подумать, как один из ученых заговорил.

— Сэр, — холодным тоном сказал он, — не могли бы вы приберечь свои остроты для более подходящей обстановки, например, для вашего клуба, кофейни или пивной? Мы пришли сюда слушать джентльмена, который стоит сейчас за кафедрой, а не вас.