Страница 20 из 66
Лайл мог бы оставаться там очень-очень долго, забыв о злости и негодовании, и просто наслаждаться ее обществом. Он соскучился по Оливии, и этого факта нельзя было отрицать. Он вспомнил, как мир, казалось, обрел необходимое равновесие, когда Оливия затащила его в холл тем вечером, всего лишь несколько дней назад, и заявила: «Рассказывай».
Разумеется, у нее не заняло много времени снова весьма эффектным образом нарушить порядок в его мире, и ему все еще хотелось хорошенько наказать ее за это. Но в этот самый момент он был ослеплен и счастлив, как не был счастлив очень давно.
Лайл не спешил покидать это место, даже когда резкий порыв ветра хлестнул его, как пощечина, по лицу. Но он заметил, что Оливия задрожала.
— Нам лучше вернуться, — проговорил он.
Она кивнула в ответ, не отрывая взгляда от памятного валуна.
— У леди было достаточно времени, чтобы посплетничать о том, чем именно мы здесь занимаемся.
— Что за парочка! — сказал Лайл. — Как, черт возьми, тебе удалось убедить моих родителей, что они годятся в компаньоны? Если речь зашла об этом, я ума не приложу, как тебе удалось убедить их…
— Лайл, ты же прекрасно знаешь, что объяснение обмана противоречит кодексу Делюси.
— Значит, ты обманула, — пришел к выводу Лайл, внимательно рассматривая ее слегка улыбающийся профиль.
— Всеми мыслимыми способами. — Оливия повернулась, чтобы встретиться с ним взглядом, ее синие глаза смотрели бесхитростно и, казалось, ничего не скрывали. — Ты все еще сердишься на меня?
— Я просто в ярости.
— Я тоже на тебя зла, — сказала Оливия. — Но я ненадолго забуду об этом, потому что ты показал мне памятник, вместо того чтобы читать скучные нотации о морали, этике и всем прочем.
— Я никогда не читаю нотаций! — возразил он.
— Ты делаешь это постоянно, — не согласилась Оливия. — Обычно я нахожу их довольно милыми, но сегодня у меня нет настроения. Поскольку ты сдержался, я готова расцеловаться и помириться. Естественно, не в буквальном смысле.
Лайл понял, что смотрит на ее губы. Он осторожно перевел взгляд на правое ухо Оливии, сочтя его более безопасным объектом. Напрасно. Ухо оказалось маленьким и изящным. С него свешивалась филигранная золотая серьга с нефритом. Он ощутил, что его голова непроизвольно клонится к ней.
Лайл заставил себя отвести взгляд от Оливии и смотреть на установленный валун, на лужайку, куда угодно, только не на нее. Слишком много женственности излучала Оливия, стоя так близко к нему, и куда, к дьяволу, подевался этот ветер? Он улегся так же внезапно, как и поднялся.
Лайлу сжало грудь, ему стало трудно дышать.
Он повернулся, чтобы сказать, что им пора уезжать.
В тот же самый момент Оливия повернула к нему голову, слегка потянувшись вперед.
Ее губы коснулись его губ.
Лайл был ошеломлен случившимся.
Какие-то трепетные мгновения они просто смотрели друг на друга, а потом отпрянули в стороны так, словно между ними проскочил разряд молнии.
Оливия резко закрыла ладонью рот, будто ударила себя по губам.
С колотящимся сердцем Лайл проделал то же самое.
Касаться губ было бесполезно. Оливия знала, что никогда не сможет стереть это: упругое, теплое прикосновение, дразнящий намек на его вкус.
— Ты не должен был подставлять свои губы! — отрезала Оливия.
— Я поворачивался, чтобы заговорить с тобой, — возразил Лайл. — Твои губы не должны были оказаться так близко.
Она перелезла через ограждение.
— Я не в буквальном смысле говорила, что хочу поцеловаться и заключить мир.
— Ты сама меня поцеловала!
— Предполагалось, что это будет легкий сестринский поцелуй в щеку!
Оливия надеялась, что так и задумывала это. Она надеялась, что не потеряла рассудок.
— Ты мне не сестра, — сказал Лайл в своей обычной педантичной манере, следуя за ней. — Мы с тобой не связаны родством. Твой приемный отец был когда-то женат на сестре моего отца.
— Благодарю за урок по генеалогии, — ответила Оливия.
— Дело в том, что…
— Больше это не повторится, — перебила его она, — можешь быть уверен.
— Дело в том, — упрямо продолжал Перегрин, — что мужчины не разбираются в таких вещах. Когда рядом есть привлекательная женщина и кажется, что она проявляет инициативу…
— Не было никакой инициативы!
— Кажется, — повторил Лайл. — Кажется. Ты меня вообще слушаешь?
— Прямо сейчас мне хочется оглохнуть.
— Женщины проницательны, — объяснял Лайл. — Они умеют делать тонкие различия. А мужчины нет. Мужчины как собаки… Бог ты мой, почему я все это тебе объясняю? Ты сама прекрасно знаешь, каковы мужчины.
Она считала, что знает.
Они дошли до лошади Лайла. Оливия взглянула сначала на нее, потом на Лайла.
— Нам лучше вернуться до того, как наши леди умрут от любопытства. Можешь продолжить свою лекцию по дороге к карете.
— Я не сяду на лошадь опять вместе с тобой, — заявил Лайл.
Она тоже не хотела ехать с ним вместе. Мускулы, жар и мужская энергетика действуют на женский рассудок как яд. Оливия не переживет превращения в дурочку перед любым мужчиной, а в особенности перед Лайлом.
Он сцепил руки перед собой.
— Залезай.
Это самое разумное решение. И все же…
— На дороге грязь по щиколотку, — проговорила Оливия. — Ты испортишь сапоги.
— У меня есть другие, — ответил он. — Лезь.
Оливия скрыла вздох облегчения за раздраженным фырканьем, взялась за повод и поставила ногу в сапожке на его сцепленные руки. Она несильно оттолкнулась и оказалась в седле.
Лайл оживленно и деловито помог ей подтянуть стремена, затем стал расправлять ее юбки.
— О, ради всего святого! — сказала Оливия.
— Леди могут все увидеть по-своему.
— Каким ты стал пуританином, — заметила она.
— Ты ведешь себя ужасно беспечно, — ответил Лайл, — демонстрируя это… всю эту женственность… целому свету.
А-а… значит, его это все-таки беспокоит…
Хорошо. Он тоже ее взволновал.
Оливия улыбнулась и, тихо прищелкнув языком, дала лошади сигнал двигаться.
Дамы спали, когда Оливия вернулась, и не проснулись, когда карета дернулась и стала набирать скорость.
В то время как они похрапывали, Оливия раскрыла дорожный путеводитель Патерсона и, пока они ехали, зачитывала Бейли информацию о городах и деревеньках, мимо которых они проезжали, и называла имена выдающихся людей, живших в окрестностях.
Медленный подъем в гору привел их к повороту на Бантингфорд. Дорога шла вверх до следующего поворота — на Ройстон. Скорость лошадей возросла, пока они проезжали по участку ровной дороги. Они проехали через реку Кэм и дальше в Аррингтон. Здесь они остановились в гостинице «Герб Хардвика», где их приветствовала хозяйка собственной персоной, что неудивительно. Она узнала дорожный экипаж вдовствующей графини и, как любой другой владелец гостиницы на королевской дороге, поняла, что фамильный гербовый щит — это знак, который обозначает деньги. Кучу денег, которые щедро тратятся.
Во время этой остановки леди проснулись. Объявив, что изголодались и умирают от жажды, они выпрыгнули из кареты в ту же минуту, как только лакей опустил подножку.
Оливия как раз собиралась выйти, когда Лайл, пешком на этот раз, подошел к открытой дверце экипажа.
— Я знаю, ты говорил, что берешь командование на себя, но мы должны остановиться, чтобы поесть, — сказала она. — Мы умираем с голоду. — Из-за инцидента, случившегося в «Соколе», она так и не позавтракала. В Уэре она была еще слишком сердита, чтобы подумать о еде.
— Я не собирался морить тебя голодом, — сказал Перегрин.
Он предложил ей руку, и Оливия небрежно приняла ее, между делом игнорируя совершенно неуместную волну возбуждения, поднявшуюся в ней, пока она торопливо сходила по узким ступенькам. Но как только она спустилась на землю, она высвободила руку и направилась к гостинице.
Однако она не смогла его опередить. Лайл широким шагом легко ее догнал.