Дурная слава

— Это мое ранчо, а значит, и проблемы мои, — отрезала Иден.

— Но все становится проще, когда рядом друг.

— Лучше рассчитывать только на себя, — возразила она.

— И оставаться одной, черт возьми! Жизнь и так слишком часто вынуждает нас оставаться в одиночестве. Зачем же форсировать события, создавать стену между собой и другими?

— Ты не понимаешь. — Иден вздохнула. Она чувствовала досаду и раскаяние.

— Понимаю лучше, чем ты воображаешь. И ключевое слово в этом случае — доверие.

— Это нелегко. — Иден еще выше вскинула голову.

— Ничто стоящее не дается легко.

— Ты забыл о Винсе? — с горечью в голосе спросила она.

— Нет, я не собираюсь сбрасывать его со счетов, — возразил Киннкэйд. — Почему не принимать все как есть? День за днем, шаг за шагом?

— Ты не оставляешь мне выбора. — Иден подняла с земли шляпу, отряхнула с нее пыль, и это помогло ей собраться с силами, преодолеть ощущение поражения. — Речь идет о моей жизни, и я сама должна иметь право решить, хочу я пустить в нее тебя или нет.

— Теперь слишком поздно. — Он взял ее за подбородок и уткнулся носом в уголок ее рта, стараясь заставить поцеловать себя в ответ. — Я уже есть в твоей жизни. Даже принимая в расчет твоего брата, я здесь.

Она ощутила тепло его губ, и сердце ее дрогнуло.

— Ты стараешься подтолкнуть меня к решению, да? И не отстанешь, пока я не соглашусь. У меня нет времени сражаться с тобой.

Иден хотела, но не могла сказать ему, чтобы он уехал, — ей нужна была его помощь. Киннкэйд это знал.

— На какое-то время мы попытаемся сделать так, чтобы все было по-твоему, — продолжала она.

— Узнаю мою девочку. — Киннкэйд улыбнулся. Услышав эту реплику, Иден, разъяренная, повернулась к нему.

— Я не твоя девочка. И давай договоримся, ты не должен похваляться своими подвигами перед моими работниками. Я не хочу слушать их шуточки и знать, что они перемигиваются и хмыкают за моей спиной. Слышишь?

Весь ее гнев был напускным — она старалась замаскировать свой страх перед новыми в ее жизни ощущениями и, что еще хуже, перед утратой уважения к себе. Киннкэйд это понял.

— Иден, я никогда не похвалялся своими любовными успехами.

— И лучше тебе этого не делать и впредь. А иначе, клянусь, я свяжу тебя, как хряка, и кастрирую так быстро, что ты и опомниться не успеешь.

— Думаю, я мог бы похвастаться, — сдерживаясь изо всех сил, чтобы не расхохотаться, пробубнил он.

— Перед ребятами ты не должен проявлять никакой фамильярности, не должен ко мне прикасаться, не должен подходить ко мне близко, — предупредила Иден.

Киннкэйд посерьезнел.

— Хочешь сказать, что я не имею права навещать тебя в твоей палатке?

— Нет!

— И мы не сможем совершать прогулки при луне?

— Нет.

— И я не смогу посылать тебе воздушные поцелуи, когда мы будем сидеть по разные стороны костра?

— О Боже! — Резко повернувшись, она всплеснула руками и решительно направилась к лошадям. Киннкэйд, посмеиваясь, последовал за ней.

Как ни противилась Иден, она не могла не признать, что с появлением Киннкэйда дело пошло намного легче и скорее. Когда наконец они повернули к лагерю на исходе дня, гоня впереди стадо, ее мышцы болели от напряжения и усталости, но она осознала, что наслаждалась каждой минутой этого дня.

Иден никогда ни с кем не испытывала ничего подобного, даже с братом ей не работалось так легко. В отличие от Винса Киннкэйд не жаловался, не ворчал, пеняя на однообразие и скуку, не проклинал жару и пыль. Один раз Киннкэйд пустился в безумную, дикую погоню за годовалым бычком. Когда примерно получасом позже, гоня впереди бычка, он вернулся на взмыленной лошади, на лице его сияла усталая, но счастливая улыбка.

Однажды Киннкэйд взобрался на вершину холма.

— Вот так страна! — глядя вниз, восторженно прошептал он.

Не столько слова, сколько эта восторженность потрясли Иден до глубины души. Для Винса этот край всегда был чертовым диким и бесплодным местом. Он никогда не замечал его богатства, простора, его дикой красоты.

Лагерь был уже виден, солнце било прямо в лицо. Иден задумчиво глядела вдаль.

— Надеюсь, ты не думаешь, что это войдет в привычку? — вдруг встрепенувшись, спросила она Киннкэйда.

— Конечно, нет.

Ее удивила его готовность согласиться. Иден ждала возражений, к тому же, мягко говоря, отчаянных. С некоторым замешательством она посмотрела на своего возлюбленного, а затем продолжила:

— Кто-нибудь наверняка заподозрит, что между нами что-то произошло или происходит, но мы не можем этого допустить, верно?

— Не можем. — Киннкэйд усмехнулся. — Как сказал бы Дикий Джек, это чистый стыд и срам.

В скором времени они добрались до лагеря. После того как пригнанное стадо поставили в загон, Иден немедленно отправилась разыскивать своего главного ковбоя. Киннкэйд же решил «проведать» Винса. А для этого в первую очередь надо было разыскать Расти. Впрочем, Расти, словно читая его мысли, подошел сам.

— На вопрос, где мой подопечный, отвечу без обиняков, — улыбаясь во весь рот, произнес он. — Справляет свои естественные потребности.

Расти кивнул в сторону кустов, растущих в некотором отдалении от палаток.

— Доставил Винс тебе какие-нибудь неприятности?

— Он слишком устал, чтобы даже подумать об этом. Хотя о тебе не скажешь того же, — заметил Расти, оглядывая Киннкэйда с головы до ног.

— По правде говоря, я не слишком скверно себя чувствую.

— Возможно, у меня не такой острый глаз, как у нашего повара, — Расти лукаво прищурился, — но я сказал бы, что ты выглядишь как-то иначе. Собственно, ты выглядишь чертовски довольным собой.

— Неужели?

Киннкэйд улыбнулся и посмотрел на Иден. Проследив за его взглядом, Расти с неподдельным изумлением уставился на друга.

— Так вот откуда дует ветер.

— Да, оттуда и дует.

— Я знал, что в последние две недели тебя что-то тревожило. Недаром ты казался таким задумчивым и мрачным, но я-то считал, что все дело в Винсе. — Сняв шляпу, Расти почесал в затылке. — Подумать только! Наш ковбой влюбился.

Расти с сочувствием посмотрел на Киннкэйда. Кто-кто, а он-то знал, что, когда речь заходит о любви, без сложностей почти никогда не обходится. И Винс был тому красноречивым подтверждением.

— А что ты собираешься делать с ее братцем?

— То, что задумал.

— Ты ее потеряешь.

— Нет, если постараюсь сделать все от меня зависящее, — твердо заявил Киннкэйд.

Несколько лет назад в местечке под названием Сэйеров колодец помещалась хижина геологоразведчиков. От нее не осталось и следа, только колодец, чтобы обеспечить обитателя лачуги водой.

Именно здесь должны были производиться окончательные сборы скота, предназначенного для продажи, и здесь он должен был провести ночь перед броском через Блэк-Рок-Дезерт.

Покончив с вечерней трапезой, Иден налила себе последнюю чашку кофе и подошла к потрескивающему костру, вокруг которого собралась вся ее уставшая за день команда. Неподалеку от костра помещался старый пень. Иден опустилась на него и сняла шляпу.

Киннкэйд сидел напротив нее с другой стороны костра, опираясь на локоть и вытянув длинные ноги. Она почувствовала на себе его взгляд, похожий скорее на прикосновение, и отвела глаза. Это был всего лишь взгляд, ничего больше, но в последнюю неделю она узнала, что можно сказать взглядом.

— Хорошо будет вернуться обратно на ранчо, — потягивая кофе, изрек Эл Бендер, — принять душ, долго стоять под струей воды, надеть чистую одежду. У меня такое чувство, будто я ношу на себе тридцать фунтов невадской грязи.

— Да ты и пахнешь так же, — заметил Дик. Взгляд Киннкэйда снова остановился на Иден — в нем она прочла ожидание. Но она пока еще не была готова сообщить своим людям о том, что утром они не вернутся на ранчо.

Боб Уотерс покопался в горящих поленьях палкой. Свет костра отражался в круглых стеклах его очков.

— Нам понадобилось всего два дня сверх положенных трех недель, чтобы собрать весь скот. И это было прекрасное время. Мы сделали работу быстро.