Дурная слава

— Не беспокойся. Я буду на месте, — заверил его Винс, и в его улыбке проскользнуло что-то недоброе.

Как только Киннкэйд уехал, Винс занялся подковой.

В утренней прохладе Киннкэйду ехалось необыкновенно легко и радостно. Он пустил лошадь рысцой, наслаждаясь свободой и открытостью этой земли. Ему казалось, что прошло совсем немного времени, но вдали уже маячил Темпл-Бютт. Киннкэйд направился к его крутому откосу и ехал до тех пор, пока не добрался до широкого пересохшего оврага Игл-Галч. Определив границы своего участка, он занялся поисками скота. Когда-то этот овраг был руслом реки, но горный ручей, питавший ее, как видно, пересох несколько столетий назад.

Винс спрятал взмыленную лошадь в каком-то кустарнике за холмом, нашел в седельном мешке бинокль и, оглядев склон холма, устроился на его вершине в ложбинке, выщербленной ветрами. К вершине льнули кусты полыни, и эта поросль была настолько густой, что за ней можно было укрыться.

Он снял шляпу и положил ее на землю рядом с собой, ярко-желтый шейный платок он тоже снял и запихнул его в карман штанов, потом зарядил ружье и взвел курок. Проделав все это, он взял бинокль и начал внимательно оглядывать поросшие полынью равнины по обе стороны оврага.

Пот катился по его лицу и жег глаза. Винс бес конца смахивал его рукавом и снова подносил к глазам бинокль, оглядывая равнину. Он уже почти потерял надежду увидеть Киннкэйда, когда заметил всадника, погоняющего трех коров. Винс опустил бинокль, решив подпустить медленно ехавшего Киннкэйда поближе.

Через некоторое время Киннкэйд оказался настолько близко от него, что бинокль стал ненужным. Винс отложил его в сторону и облизал внезапно пересохшие губы. Подняв ружье, он весь сосредоточился на мишени. Однако нервишки у Винса пошаливали, пот ручьями струился по лицу.

К девяти часам утра Киннкэйд спугнул трех коров и теперь гнал перед собой это рыжее трио. Берег глубокого высохшего оврага вынудил их жаться с правой стороны русла. Каменистый холмик, поросший полынью, отчасти скрывал от него Темпл-Бютт, где он должен был встретиться с Росситером. Киннкэйд внимательно посмотрел туда, пытаясь различить хотя бы облако пыли, говорящее о присутствии Росситера. Однако он ничего не увидел, и это его насторожило.

Коровья тропа со следами животных вилась вокруг подножия холма и шла дальше по узкому уступу. Киннкэйд направил свою лошадь налево, стараясь держать коров в поле зрения на тропе.

Из куста прямо под копыта его лошади выскочил длинноухий кролик. Мерин испуганно отшатнулся вправо. В то же мгновение Киннкэйд услышал треск выстрела и почувствовал, как пуля просвистела мимо его щеки.

Инстинктивно он поднял голову и по звуку выстрела определил, что стреляли не издалека, а густая растительность на вершине холма означала, что там прекрасное укрытие и место, откуда удобно вести огонь. Через секунду Киннкэйд заметил, как сквозь кустарник поблескивает металл винтовки, направленной на него. Киннкэйд с ужасом понял, что, оказавшись на открытом месте, он стал удобной мишенью. Киннкэйд пришпорил лошадь, погнав ее отчаянным галопом к каменистому склону; в это время раздался второй выстрел, и пуля задела рукав его рубашки. Вильнув в сторону, что затруднило стрельбу по нему, Киннкэйд направил мерина прямо к вершине холма.

Человек встал из-за кустов во весь рост и двинулся вперед, стараясь найти более удобную позицию для стрельбы. Киннкэйд тотчас же узнал в нем Винса. Теперь уже Киннкэйдом управляла не воля к жизни, а ярость.

Винсу удалось сделать третий выстрел прежде, чем Киннкэйд оказался на вершине холма, но он слишком поторопился и пуля просвистела мимо, хотя и очень близко к цели. В лихорадочной спешке он попятился от мчавшегося прямо на него коня и попытался перезарядить ружье.

С тех пор как Киннкэйд учился в колледже, он не вступал в рукопашную схватку ни разу, но приемы помнил. Когда его мерин оказался почти вровень с Росситером, он ринулся на Винса прямо из седла, ударил его в грудь и повалил на землю. Падая, Винс выронил из рук винтовку.

Немного придя в себя, Винс бросился на него, но Киннкэйд ухитрился подставить коленку и опрокинуть его снова. Киннкэйд поднял его винтовку, держа ее на уровне бедра, и прицелился в Винса, Тот заметил это и замер, сидя на корточках; глаза его не отрывались от ружья.

— Простить и забыть? Разве ты не говорил этого? — ощерился Киннкэйд, с трудом владея собой.

— А чего ты от меня ожидал, Харрис? Чтобы я стоял и ждал, пока ты сделаешь первый шаг? Нанесешь удар первым?

Он назвал его Харрисом. Киннкэйд мгновенно осознал всю значимость этого.

— Так ты знаешь, кто я.

И в тот же момент он с наслаждением ощутил в руках смертоносную тяжесть винтовки.

— Неужели ты воображал, что я не узнаю тебя? — с вызовом выкрикнул Винс. Но бравада моментально уступила место отчаянному желанию защитить себя. — Черт возьми! Я не имею никакого отношения к смерти твоей сестры. Когда я уходил из той комнаты в мотеле, Марси была жива.

— Да, и, уходя, ты забрал все деньги до последнего центра. Верно? — Киннкэйд сжал винтовку крепче, чувствуя, как в нем с новой силой закипает ненависть. — Ты всегда хотел только одного — денег. Ты никогда не думал о Марси.

— Она сама отдала их мне! — закричал Винс. — Я не брал. Это была ее воля. Она хотела их отдать мне. — Винс снова взглянул на дуло винтовки. — Послушай! Я отдал бы тебе эти деньги, если бы они у меня были. Но у меня их нет. Иден были нужны деньги, и я отдал их ей. Дай мне только время, и я с тобой расплачусь. Клянусь, я не обману тебя.

Имя Марси, слетевшее с его уст, его фальшивые уверения в собственной невиновности, его лживые обещания и вид самого Винса, стоящего здесь живым и невредимым, в то время как Марси мертва, — все это вместе было слишком невыносимым. Киннкэйд вскинул винтовку на плечо и нажал на курок. Грохот выстрела заставил Винса закричать от страха, он метнулся назад, споткнулся и упал навзничь.

В своей слепой ярости Киннкэйд перезарядил винтовку и выстрелил снова, потом еще и еще, почти не замечая, как при каждом новом выстреле дергалось простертое тело Росситера. Он нажимал на курок до тех пор, пока наконец не раздался щелчок, означавший, что патроны кончились.

Киннкэйд опустил ружье, весь дрожа от ярости, все еще бушевавшей в нем. Если бы Винс был жив сейчас, он убил бы его снова. В воздухе висел запах пороха, резкий и едкий. Киннкэйд глубоко втянул его, все еще не в силах избавиться от боли в горле и груди, которые сжимала судорога.

В течение нескольких долгих минут он, не отводя глаз, смотрел на бороздки, которые пули пропахали по земле вокруг сжавшегося в комок тела Росситера. Только когда Винс пошевелился и опустил руки, прикрывавшие лицо, Киннкэйд понял, что от страха свернувшийся в комок человек, несмотря на его пальбу, остался совершенно невредим. В нем вновь поднялось непреодолимое отвращение к Винсу.

Полувменяемый от пережитого ужаса, Винс посмотрел сначала на ружье, потом на Киннкэйда.

— Ты грязный, насквозь прогнивший сукин сын, ублюдок! — заорал Киннкэйд. — Давай, не стесняйся! Убирайся отсюда, пока я не передумал и не размозжил твою голову прикладом, — предупредил он, слегка наступая на Винса и тем самым показывая, что эти слова не пустая угроза.

Винс нерешительно попятился и сделал несколько шагов назад, потом повернулся спиной к Киннкэйду и начал спускаться вниз по склону. Киннкэйд, слушая треск сухих стеблей и шорох травы у подножия холма, означавшие, что Росситер поспешно пробирается сквозь кустарник, чувствовал себя смущенно и потерянно. Где-то в душе, глубоко-глубоко, он желал Росситеру смерти. Око за око, жизнь за жизнь — это было бы идеальной местью. Да и удобный случай: он мог сейчас убить Винса и представить это как самозащиту. Но он почему-то не воспользовался случаем.

Почему?

Где-то у подножия холма послышалось храпение лошади, потом звон уздечки и стук ладони по седлу. Киннкэйд повернулся и увидел, как Винс, нахлестывая свою лошадь, уносится на ней по равнине.