Страница 45 из 79
Я едва не выронила камеру. Даже падая со скалы, я не выпустила бы из рук фотоаппарат и до последнего прижимала его к груди, желая уберечь, но, услышав слова Рассела, едва не уронила этот прекрасный инструмент.
— Вы в шоке? — Он пристально смотрел на меня.
Я сумела лишь кивнуть.
— В шоке от того, что я сказал, или от того, что я это знаю?
— От того, что знаете, — ответила я хрипло и прочистила горло.
Он смерил меня долгим взглядом и в конце концов отвернулся.
— Дайте угадаю. Ньюкомб напал на след этой истории, но когда он начал задавать вопросы, выяснилось, что в Коул-Крик никто и слыхом про это не слыхивал.
Я готова была убежать с этим мужчиной на край света и закрутить безумный роман, но не была готова открыть ему то, что выяснила по приезде в город. Если я начну, то могу сорваться и выложить ему правду о своих видениях и воспоминаниях. Я решила, что о том, что знаю, скажу ему как можно меньше.
— Именно. Он имел дело с мисс Эсси Ли.
— Ах да. Неподражаемая мисс Эсси Ли. — Рассел нехорошо улыбнулся. — А знаете, она ведь тоже там была. Укладывала камни на бедняжку.
Я пыталась сохранить спокойствие.
— Кого-нибудь судили? — выдавила я из себя.
— Нет. Это дело замяли.
Я задала вопрос, который так любит Форд:
— Но почему? Почему они так поступили?
Рассел пожал плечами:
— Подозреваю, что из зависти. Многие любили Амарису, но кое-кто и ненавидел.
— Амарису?
— Женщину, которую убили. Будучи ребенком, я встречал ее и думал, что она очень добрая. Она... Вы уверены, что хотите все это услышать?
- Да.
Я отложила фотоаппарат, подтянула колени к груди и приготовилась слушать.
— Брат Амарисы, Рис Ландрет, приехал в Коул-Крик управлять маленькой фабрикой по производству керамики. В окрестностях города богатые залежи хорошей глины, туристы любят эти места, и владельцы решили, что этот бизнес принесет неплохие деньги. Рис открыл фабрику, нанял местных рабочих. Но у него начались неприятности, потому что самая красивая девушка в городе, Коул...
— Из рода отца-основателя, — вставила я.
— Верно. Генриетта Коул. К ней сватался Эдвард Белчер, его я тоже помню, такой напыщенный зануда... Однако мисс Коул страстно жаждала выбраться из Коул-Крик, а потому руками и ногами вцепилась в мужчину, который мог свободно переезжать с места на место.
— Молодого и красивого горшечника.
Он на секунду умолк.
— Разве я упоминал, что он был молод и красив?
— Наверное, где-то слышала, — промямлила я, проклиная свой длинный язык.
— Как бы там ни было, — продолжил Рассел, — после свадьбы Рис узнал, что Генриетта — городская шлюха. Она превратила его жизнь в ад. Ирония заключается в том, что она выскочила за него, чтобы уехать из Коул-Крик, а потом отказалась бросать родителей. Когда Рис окончательно понял, что его жена ни за что не покинет Коул-Крик, у них уже подрастала дочка, в которой Рис души не чаял. Так что он оказался в ловушке.
Я молчала. У меня нет никаких причин считать, что я и есть та дочка. То, что мои воспоминания идеально вписываются в эту историю, еще ничего не значит.
— А какое отношение к этому имела Амариса? — спросила я.
— Ее муж умер и оставил ей неплохое состояние, но она не хотела жить одна. Поэтому, когда брат попросил ее переехать в Коул-Крик, она с радостью согласилась. Помню, мама — она презирала Генриетту Коул — говорила, что Амариса узнала, что ее брат в беде, и приехала его выручать. И это правда: к тому моменту, как она переехала в Коул-Крик, фабрика закрылась и Рис работал на своего тестя. Мама рассказывала, что Рис работал по четырнадцать часов в сутки, а старый Абрахам Коул загребал себе всю прибыль.
— И Амариса спасла брата?
— Да. Она поддержала его и его маленькую семью. — Рассел сделал паузу и взглянул на меня. — Однако проблема заключалась не в деньгах, а в том, что все в городе любили красавицу Амарису. Она умела слушать, и люди охотно поверяли ей свои тайны.
Он замолчал. Я посмотрела на него:
— Думаете, она знала слишком много тайн?
Рассел принялся убирать остатки еды обратно в рюкзак.
— Мне неизвестно доподлинно, что там случилось, но я помню, мама говорила, что люди Коул-Крик стали завидовать Амарисе, и от этого начались все беды.
— Значит, они убили ее из зависти? — Даже не зная подробностей, я легко могла представить, какие тогда кипели страсти.
— Так рассказывала моя мать. Я помню, как однажды вечером она билась в истерике и кричала: «Они убили ее! Убили!» Я лежал в постели и притворялся спящим, но слышал все до последнего слова. На следующий день отец усадил нас с матерью в машину и увез. Домой мы больше не вернулись.
У меня по спине побежали мурашки. Нас с этим человеком многое объединяет. Меня тоже когда-то завернули в одеяло, усадили в машину и увезли из дома навсегда. Только меня увезли еще и от матери. Была ли это «городская шлюха» Генриетта Коул?
— Но вы же приезжали сюда навещать родственников?
— Когда мне исполнилось одиннадцать, мама умерла, и мы с отцом действительно приезжали сюда, — тихо проговорил Рассел. — Нечасто, ненадолго — и никогда не останавливались в нашем старом доме. Не знаю почему. Может, у отца было связано с ним слишком много воспоминаний. Я точно знаю, что моя мать навсегда изменилась после того вечера, когда прибежала домой в слезах. — Он помолчал немного, а когда посмотрел на меня вновь, его глаза потемнели от боли. — Я думаю, в тот день они убили мою мать вместе с Амарисой. Просто мама дольше умирала.
Мы помолчали. Это было особое, доверительное молчание. Понятия не имею, чтобы произошло дальше, если бы внезапно не полил дождь. Никогда в жизни я не встречала человека, прошедшего в жизни через то же, что и я. Я была младше Рассела, когда «потеряла» мать, но нас обоих когда-то вырвали из привычного мира и увезли бог знает куда.
Но возможно, по-настоящему нас связывает одна и та же трагедия. Смерть Амарисы разрушила наши жизни.
Мы сидели на скатерти, любовались розами в угасающем свете дня и молчали. Каждый думал о своем. Но едва на землю упали первые капли дождя, мы начали действовать. Защитить оборудование! Мы оба выполняли этот негласный приказ. Я вытащила из рюкзака желтый дождевик, Рассел из своего — синий, мы натянули их на головы и прижали к груди драгоценные фотоаппараты.
Выглянув из горловин и обменявшись взглядами, мы расхохотались. Брезентовый мешок с едой — точнее, с ее жалкими остатками — мок под дождем. Куртка Рассела осталась на скамейке — но зато фотооборудование цело и невредимо.
Рассел подобрался ближе ко мне, и, держа дождевики за передние края, мы соорудили из них некое подобие палатки. Сумки с оборудованием стояли между нами. Дождь барабанил по пластиковой «крыше», но внутри было тепло и уютно. Слишком уж уютно, говоря по правде.
— Я хочу, чтобы вы взяли это «поиграться», — сказал Рассел, протягивая мне маленький фотоаппарат и крохотный принтер. Фотоаппарат с разрешением пять миллионов пикселей? Ого-го! Любопытно, и куда девается вся щепетильность, когда заходит речь о халяве? Может, я с таким пренебрежением относилась к цифровой фотографии только потому, что не могла себе позволить цифровую фотокамеру?
— Я не могу. Правда.
Но он уже засовывал обе штуковины мне в рюкзак.
— Я просто их вам одалживаю, — улыбнулся Рассел.
Он сидел так близко, что я чувствовала его дыхание.
Цветы обзавидовались бы.
— Кроме того, чтобы забрать их, мне придется снова вас повидать.
Я опустила глаза и попыталась смущенно улыбнуться. На самом деле мне страстно хотелось вытатуировать свой адрес и телефон у него на бедре.
— Ладно, — согласилась я, выдержав паузу для приличия.
— Ну конечно, если у вас с Ньюкомбом точно ничего нет.
— Абсолютно ничего, — улыбнулась я. Я не стала говорить, что вполне могло бы быть, если бы Форд не забыл обо мне в ту самую секунду, как узрел декольте мисс Десси. Декольте — и ее талант. Мне вовсе не хотелось быть справедливой, но мое проклятие — способность видеть проблему с двух сторон.