Дикие орхидеи

Я задумался над тем, что она сказала. Отец говорил ей, что они некоторое время жили в Коул-Крик, когда она была «совсем крохой», но она слишком многое помнит, чтобы это было правдой. И что она имеет в виду под большой ложью? Ого! Ее мать?

— Думаешь, твоя мать до сих пор жива? — как бы между делом спросил я.

Она ответила не сразу. Держу пари, ей стоило больших усилий удержать эмоции под контролем.

— Я не знаю. Я помню, что они часто ссорились. Думаю, отец похитил меня, и из-за этого мы всю жизнь кочевали с места на место — чтобы мать и правосудие не нашли нас. У него не было моего свидетельства о рождении, и на все конкретные вопросы он отвечал очень туманно.

— Любопытно, — заметил я, стараясь, чтобы мой голос звучал как ни в чем не бывало. Меня посетила догадка, что она только что рассказала мне столько, сколько никогда в жизни никому не рассказывала. — Может статься, моя следующая книга будет о молодой женщине, которая расследует свое происхождение.

— Эта книга — моя, — поспешно ответила она. — А вы сюда приехали искать дьявола, вот и поговорите с ним про свою жену.

Проклятие! А как она меня отбрила! Я застыл с крекером в руке. Мое сердце, кажется, перестало биться. Я никогда даже не позволял себе думать о том, что она сейчас сказала вслух.

Она стояла у плиты спиной ко мне, абсолютно неподвижно, с лопаткой в руке. Лица ее я не видел, но вот шея стала на три оттенка темнее обычного.

Я понимал, что мой ответ задаст тон нашим будущим отношениям. Примерно на две трети мне хотелось сообщить ей, что она уволена, и велеть убираться вон из моей жизни. Но я взглянул на стол со свечами. Последнее, чего мне сейчас хочется, — это еще один вечер в одиночестве.

— Про Пэт что-то известно одному только Богу, — проговорил я наконец. — Дьявол скажет: «Никогда про нее не слыхал».

Она повернулась ко мне, и на лице ее отразилась такая огромная благодарность, что мне пришлось отвести взгляд.

— Простите. Иногда я говорю...

— Правду, как ты ее видишь? — закончил я.

Несколько минут прошли в молчании: Джеки подала на стол что-то вроде рагу из курицы. Похоже, она фанатка овощей: на каждую тарелку она положила по три вида плюс картофель плюс еще овощи в рагу. В молчании же приступили к трапезе.

— Может, я становлюсь романтиком, но мне бы хотелось выяснить, есть ли в этих старых повествованиях о призраках и ведьмах правда. А может, мне просто хочется написать чертовски интересную книгу, от которой кровь в жилах стынет.

— Лучше уж хотеть написать хорошую книгу, чем чего-то просить у дьявола, — заметила Джеки и принялась убирать со стола.

Посудомоечной машины у нас не было, поэтому я мыл посуду, а она вытирала. Когда на кухне воцарилась чистота (если не считать того, что большинство поверхностей поросло плесенью), мы поднялись наверх и взялись за спальни. Мои жалобы на отвратительные обои (темно-зеленые с пурпурным и черным) рассмешили ее. Кровать — равно как и три десятка других предметов мебели в комнате — была из темного орехового дерева. Пространство между стеной и обоями чернело, как тоннель в полночь.

— Как насчет того, чтобы завтра я позвонила на торги и мы избавились от ненужной мебели? На самом деле вы можете продать все подчистую, а потом купить новую мебель.

Я посмотрел на уродливую старую кровать — и мысли о новой обстановке вызвали у меня улыбку. Может, что-нибудь беленькое...

Однако тут я сам себя оборвал. Я не собираюсь жить в этом крохотном городке из прошлого! Я хочу провести здесь кое-какие изыскания, а потом переехать... Ну да, я пока не представляю, куда хочу переехать, но это точно будет очень далеко от этого домика из фильма ужасов.

Мы с Джеки застелили мою кровать новым бельем, потом пошли к ней в спальню для того же самого.

— А знаете, — протянула Джеки, — неподалеку от продовольственного я видела магазин «Лаус». — Она бросила заправлять свой край простыни и уставилась на меня, как будто я мог читать ее мысли. Я ничего не сказал. Она объяснила, что, если покупаешь новую технику в «Лаусе», старую вывозят бесплатно. Когда до меня дошло, что она имеет в виду, мы оба рассмеялись. Несчастным, ни о чем не подозревающим перевозчикам придется забирать холодильник, запах из которого может отравить весь космос!

— А в котором часу они открываются? — спросил я, и мы снова засмеялись.

Спустя час я уютно свернулся калачиком под одеялом (и поклялся себе купить новый матрац). Я чувствовал себя так хорошо, как не чувствовал уже давно. И я наконец-то позволил себе поразмыслить над историей о дьяволе, которую Джеки рассказала мне в машине. Она вряд ли представляет, насколько ее история необычна.

Больше всего меня заинтересовал второй ее рассказ.

Джеки начала с описания убитой женщины: она была ко всем добра, любила детей, и на ее губах всегда играла улыбка. Джеки рассказала, что эта женщина любила подолгу гулять в лесу, и однажды она вышла к прелестному дому, сложенному из камней, и там был человек. Джеки описала его так: «добрый, как Санта-Клаус, только без бороды». Я хотел спросить, откуда она узнала, но что-то невероятно странное в ее манере повествования настораживало меня, и я не стал перебивать.

Она сказала, что женщина стала часто ходить в этот дом, и описала, как добрая женщина и добрый мужчина ели, смеялись и болтали, рассказала о чудесных цветах, которые росли вокруг, и о том, что в доме пахло имбирным пряником.

Вскоре я понял, что именно в ее повествовании показалось мне странным. Две детали: во-первых, Джеки описывала все так, будто видела это своими глазами; во-вторых, она рассказывала, как маленький ребенок. Дойдя до того места, где горожане увидели влюбленных, она сказала: «Из-за кустов ты видишь всех этих людей». Я хотел спросить, сколько людей, но не спросил: мне пришло в голову, что ребенок, видевший это, возможно, еще не умел считать. Задай я свой вопрос, я бы не удивился, услышав в ответ «одиннадцать и семь».

Она сказала, что взрослые видели женщину, но мужчина был для них невидимым. Они орали на женщину, но что именно, Джеки, кажется, не знала — просто кричали, и все. Женщина попятилась и упала, ее лодыжка застряла между камнями. «Она не могла выбраться, — сказала Джеки детским голоском. — А люди навалили на нее еще больше камней».

Когда Джеки рассказала мне продолжение истории, у меня волосы на затылке встали дыбом. Оказалось, что женщина не умерла сразу. Горожане ушли, а ее оставили умирать. Джеки сказала, что она «еще долго плакала». Еще больше меня пробрало от упоминания о «ком-то, кто пытался вытащить ее». Однако «она» не могла поднять тяжелые булыжники.

Я тогда ничего не сказал, но как ни гнал от себя эти мысли, не мог удержаться от догадок. Сначала мне сказали, что убийство произошло много лет назад, но, услышав «художественную версию» истории, я задался вопросом: а вдруг это случилось не так давно? Возможно ли, что Джеки сама стала свидетелем этого кошмара? Что ребенком она увидела, как какие-то люди завалили женщину камнями и обрекли на медленную, мучительную смерть? А маленькая Джеки выбралась из своего укрытия и попыталась вызволить несчастную, но ей не удалось?

Джеки сказала, что отец забрал ее от матери, когда узнал, что она рассказала дочке историю про дьявола. Я взглянул на эти события с точки зрения взрослого: может быть, отец знал, что Джеки стала свидетелем убийства, и вышел из себя, когда жена рассказала ей о нем и заявила, что так было правильно.

Когда Джеки закончила рассказ, я молчал и обдумывал услышанное. Я хотел задать десятки вопросов — и в то же время не хотел ни о чем спрашивать. Я предполагал, что Джеки вовлечена в описанные события гораздо больше, чем она думает — или хочет думать.

Я вертелся под одеялом, пытаясь устроиться поуютнее. На самом ли деле я хочу написать об этом книгу? Если моя гипотеза верна, то не стоит ли мне поискать в качестве материала для книги что-нибудь еще? Какую-нибудь историю, которая случилась давно и все участники которой умерли...