Чужой сын

В кармане куртки у Кэрри снова завибрировал телефон. А юбку точно придется отдать на благотворительность.

— Ну и что ты думаешь? — Кэрри выудила из сумки антибактериальную жидкость для рук и вылила полбутылки себе в ладонь. — Как считаешь, она что-то знает?

Дэннис состроил недовольную гримасу. По таким пробкам ехать им придется долго.

— Откуда? Просто очередная банда решила порезвиться. Они же это делают ради забавы. Парень им попался под руку, вот и все. Мы, конечно, арестуем одного-двух человек для виду, но на этом все и закончится. Обычно такие дела отправляются сразу в архив. — Детектив Мастерс зевнул. — Поужинаем?

— Разумеется, нет.

Как только они сели в машину, Кэрри уставилась в окно. Слава богу, уезжают из этого жуткого места. Когда последние из заброшенных — а может, они лишь казались заброшенными — домов уступили место более респектабельным строениям, Кэрри облегченно вздохнула. Ее мутило, руки тряслись. Странно, давно она так себя паршиво не чувствовала. Вспомнив, что надо перезвонить сыну, она достала из кармана мобильный.

— Дэн… — нерешительно сказала она, поглаживая пальцами телефон.

— Что? — Дэннис не повернул головы, сосредоточившись на загруженном перекрестке, который они проезжали.

Ты когда-нибудь задумывался о том, что было бы, будь ты на их месте? Если бы это была твоя жизнь?Кэрри нервно сглотнула. Ну и мысли.

— Ничего.

Дэннис покосился на нее и рассмеялся.

— Так-таки ничего?

Он включил мигалку.

Кэрри сделала несколько попыток дозвониться сыну. Каждый раз звонок сразу переключался на голосовую почту.

Броуди лежал на спине и смотрел в потолок. Все было черным. Он представил себе, что над ним мерцают тысячи звезд — его собственное созвездие. Никто не мог видеть того, что видел своими бесполезными глазами он. Перед сном он выкурил последнюю сигарету, выпил немного бренди. Бренди всегда помогал ему достичь той степени уединения — или одиночества, — когда перед глазами проплывали видения из жизни, которая давно канула в прошлое.

Макс был неуклюжим шестилеткой, когда Броуди в последний раз видел его собственными глазами. Броуди уже с трудом передвигался по дому, а Макс носился вокруг на роликах, сбрасывая на пол рамки с фотографиями и безделушки со столиков и полок, за которые он хватался для поддержки. Его мать, конечно, бесилась. Ролики он получил в подарок на Рождество — идея Броуди, — и его восторг по этому поводу стоил намного дороже всяких дурацких вазочек и прочего барахла, которое он тогда расколотил.

Броуди тяжело вздохнул. Да, эти дни уши безвозвратно. Он повернулся на кровати. Жалобно заскрипели пружины. Интересно, кто сейчас живет в том доме? Чувствуют ли они, как счастливы были там его предыдущие обитатели?

Это не был дом его мечты. Совсем не то, что он представлял себе, будучи студентом. Но в жизни ведь обычно так и бывает. Все твои планы вдруг раз — и меняются в одну секунду. Так случилось с ним, когда он впервые увидел свою будущую жену. Такие вещи не поддаются математическому анализу — они просто происходят, и с ними надо смириться. Они выбрали для себя дом в быстро развивающейся части Северного Лондона. На заднем дворе росла яблоня. Они экономили каждый пенни, чтобы внести первый платеж. Поначалу и мебели-то никакой не было — матрас на полу да немного посуды. Но это был их собственный дом, и он был прекрасен. Броуди работал как сумасшедший, целыми ночами изучал научную литературу, писал статьи, готовился к лекциям, которые читал в университете. Вскоре он уже заработал авторитет в области статистических теорий, его работы получили мировое признание.

Через два года появился Макс, а Броуди пригласили в штат Королевского университета Лондона. Через шесть лет после этого он ослеп.

А еще через несколько месяцев развелся.

С бывшей женой он с тех пор почти не разговаривал. Но он ее слышал. О да, он ее слышал.

Он и не заметил, как наступило утро. Разбудили его солнечные лучи, щекотавшие лицо. Черт, он ненавидел вот так засыпать. Казалось, только-только видел маленького Макса и вспоминал свою жизнь, как будто просматривал фотоальбом с самыми дорогими моментами прошлого, — и незаметно так и заснул в одежде, с пепельницей на животе. Ноги замерзли. И кто-то барабанил в дверь.

— Броуди, Броуди, ты дома?

Фиона. Вставать не хотелось. У нее был ключ, но он всегда закрывал дверь еще на цепочку. Соседские подростки часто пинали ногами двери ради забавы.

— Иду, — крикнул он, потягиваясь. Спина затекла. Кто-то снизу начал долбить в пол квартиры. Да заткнитесь вы.

Броуди впустил Фиону. Он уже все обдумал.

— Сегодня мы снова обедаем вместе. — Тон был повелительный.

— Только не в той забегаловке, ну пожалуйста.

Броуди понимал, что Фиона предпочла бы поесть с ним панини в новом кафе или пообедать в бистро Себастьяна над музыкальным магазином, да хоть в чертовом «Макдоналдсе». Не настолько же он слеп.

— Ну пожалуйста, Броуди, — повторила она.

— Значит, ты согласна?

Он отметил, что у нее новые духи. Запах пряный и сладкий. Что, если Макс прав? Может, она и правда «его женщина»? Инстинкт подсказывал, что Макс разъярится от перспективы заиметь мачеху в виде Фионы. Макс с самого начала возненавидел Фиону, решив, что она заняла в жизни Броуди место, принадлежащее его матери. Фиона же всегда хорошо относилась к Максу. Она покупала ему подарки на Рождество, посылала открытки ко дню рождения, всегда была вежлива с ним. Хотя встречались они редко.

— Мне надо в душ, — объявил он.

— Еще как.

Он оставил ее в гостиной. С тех пор как Фиона заглядывала сюда последний раз, Макс навел порядок: вынес мусор, подобрал грязную одежду, убрал компакт-диски в коробки. Макс и Фиона были единственными людьми, кому разрешалось входить к Броуди. Фиона часто говорила, что если бы он мог увидеть эту квартиру собственными глазами, то вообще бы никого к себе не пускал. В том числе и себя самого.

Вода струилась по телу. Броуди быстро намылился. Интересно, насколько он постарел с тех пор, как четко видел свое отражение в последний раз. Он хорошо помнил этот последний раз, и была какая-то ирония в том, что о четкости отражения говорить не приходилось. Они с Максом зашли в павильон кривых зеркал на ярмарке. Торс у него в зеркале был как гигантская бочка, а голова совсем крошечная, коротенькие ножки колесом. Уже тогда Броуди понимал, что слепнет. Макс прыгал вокруг него и покатывался со смеху, глядя на их искривленные отражения. Да уж, хорошая осталась память о собственной внешности. Броуди выключил воду, провел по волосам, быстро вытерся и оделся. «Бери одежду слева, — каждый раз говорила Фиона, раскладывая ее после прачечной. — Если возьмешь пару брюк слева и рубашку слева, они будут сочетаться. Я их специально так положила». Он не любил признавать, что нуждается в ней.