Полночь

— Синтия, лучше не вставай больше, — предупредила мать. — А то если мы наедем на какой-нибудь камень, или папе придется резко затормозить, то ты вылетишь прямо на дорогу.

Девочке это показалось невероятным. Тем более что все окна в машине были закрыты. Но мама, наверное, знала, что говорит, иначе зачем бы люди стали приезжать к ней со всех концов страны, чтобы купить амулет или послушать, что она расскажет им про их будущее?

Синтия и трое ее братьев, деливших с ней заднее сиденье, переглянулись и захихикали. Розовощекий Льюк с прилизанными лоснящимися волосами цвета соломы был одет в костюм моряка с длинными расклешенными брюками, а на голове имел настоящее накрахмаленное морское кепи. На Аврааме был «мундир» простого солдата и шорты. Сперва он обиделся, когда папа преподнес ему такой подарок, потому что раньше никогда не видел, чтобы солдаты ходили в шортах, но потом слегка успокоился, когда в комплекте одежды обнаружилась и настоящая офицерская фуражка — с золотой тесьмой и черным блестящим козырьком. Сайрус был самым крупным из всех, и на нем неуклюже болтались зеленые парусиновые брюки, какие носят обычно грузчики и водители автобусов, белая рубашка с короткими рукавами и серые подтяжки, которые и не давали спадать его нелепым штанам. Он почти всегда был одет в нечто подобное и от этого выглядел смехотворно, но мать никак не могла подобрать ему вещи, в которых он смотрелся бы более-менее прилично.

Синтия с сожалением вспоминала о пасхальной корзиночке со сладостями, которую мать не разрешила ей взять с собой, сказав, что этим она только испортит себе аппетит, а у дяди Сэла и тети Эдны наверняка найдется для нее немало всяких вкусных сюрпризов. Льюк и Авраам тоже оставили свои корзиночки дома, а Сайрусу почему-то разрешили взять гостинцы с собой, и теперь остальные только посмеивались над ним, потому что за время пути он успел съесть почти все, что находилось в его корзинке, причем ел он так неумело, что очень быстро перепачкал всю свою одежду мармеладом и пастилой. У него оставалось уже лишь несколько желтых мармеладных зайчиков, которых он припас напоследок, потому что любил их больше всего, как, впрочем, и Синтия. Они были мягкие, сладкие, липкие и тягучие, а когда их полностью засовываешь в рот, они начинают буквально таять там, как будто сделаны из сахарной пудры.

— Празднование Пасхи поначалу не имело к Христу никакого отношения, — поясняла мама. — Это был языческий праздник весны. Зайчики и яйца — это символы плодородия, отсюда и пошел традиционный пасхальный зайчик, несущий яйца. Теперь вам понятно?

Синтия, самая младшая, в свои семь лет не поняла ничего. Но до старших братьев, может быть, кое-что и дошло. Сайрус же, который в умственном развитии сильно отставал от остальных детей, кажется, вообще считал, что весь смысл Пасхи состоит в откусывании голов мармеладным зайцам.

Возле дома, когда они садились в машину, Синтия увидела, как несколько ее школьных товарищей направляются в церковь.

— А мы почему не ходим в церковь? — поинтересовалась она.

— Потому что мы не верим в то, что там происходит, — ответила мама. — Мы верим в вещи, которые гораздо древнее церкви и имеют намного большую силу и власть. А церковь создана для убогих и слабых. И поэтому нам там нечего делать. Она нам попросту не нужна, как никогда не была нужна ни вашему деду, ни прадеду.

— А расскажи нам про дедушку, — попросил Льюк, чтобы как-то скоротать время в дороге.

— Он был чародеем, — начала мама, — как и его отец — ваш прадед.

— А что это такое? — спросила Синтия, хотя мать уже много раз объясняла ей это.

— Чародей — это волшебник, — терпеливо повторила она. — Это значит, что он очень хитрый, умный и может делать то, что недоступно другим людям. Дедушка Барнс был очень мудрым. В Англии, в деревне, где он жил, все вокруг знали, что он волшебник. Он мог делать такие вещи, что у людей волосы вставали дыбом. И творил он самые настоящие чудеса. Поэтому его боялись и уважали, и у него было много последователей — целое общество учеников и поклонников. А все потому, что его магия была настоящей — не то что те фокусы, которые теперь частенько показывают по телевизору. Он знал все о демонах и имел над ними власть.

— А кто такие демоны? — спросил один из братьев. — Они живут в аду, — объяснила мама. — И служат Сатане или тем, кто может вызывать их из ада с помощью волшебства.

— И дедушка знал, как это делается?

— Да, говорят, он умел это делать. А еще я слышала, будто он с помощью заклинаний мог убить человека.

Синтии было непонятно, как можно словами убить человека, но все равно прозвучало это весьма устрашающе.

—  — Не надо забивать детям головы всякой чепухой, — неожиданно вмешался отец.

— Но это же правда! — обиделась мать. — И к тому же ничуть не страшнее любых детских сказок — например, про Ганса и Гретель, где злая ведьма сажает маленьких детей на противень, чтобы зажарить и съесть.

— Я с тобой не согласен, — коротко ответил отец. Но то ли из чувства противоречия, то ли просто желая настоять на своем, мама продолжала рассказывать детям об их дедушке — чародее Льюке и прадеде-чародее Аврааме, в честь которых и были названы два из трех братьев. По ее словам выходило, что колдуны умеют летать по воздуху и незаметно проходить сквозь стены. А еще они могут предсказывать будущее, находить украденные или спрятанные сокровища и лечить людей и животных, просто касаясь их своими руками и читая вслух заклинания.

Синтия и братья слушали все это, затаив дыхание. Многое из сказанного им было уже известно, но все равно каждый раз рассказы воспринимались, как новые, и интерес к ним не ослабевал. Особенно детям нравилась история о сражении дедушки Барнса с колдуньей из соседней английской деревни. Эта старая ведьма навела на дедушку порчу, и у него стали сильно болеть суставы. Тогда при помощи талисманов и одному ему известных молитв он обратился к своему волшебному зеркалу, и там появилось изображение его обидчицы. Теперь уж дедушка знал, что надо делать. Как-то ночью он пошел вслед за ней, когда старуха возвращалась домой, и в каждый ее след воткнул по ножу, читая при этом специальные заклинания и призывая на помощь демонов. И вот один могучий демон услышал его, и старуха умерла прямо на пороге своего дома, а болезнь дедушки сразу же прекратилась.

— Чушь все это! — возмутился отец.

На нем был изящный серый костюм с отливом и пепельно-серый галстук, и от него приятно пахло лосьоном. Один раз он побрызгал немного этого лосьона на лицо Синтии, чтобы она поняла, как сильно он щиплет и не пыталась тайком им душиться. Еще на папе в тот день была сильно накрахмаленная белая рубашка, и узкий воротничок до красноты успел натереть ему сзади шею. Но все равно он выглядел очень элегантно, был гладко выбрит и аккуратно подстрижен, хотя его черные волосы уже начали редеть, и теперь на голове кое-где стала просвечивать кожа. Синтия могла так подробно рассказать об отце, потому что, к ее великому сожалению, ей не так уж часто приходилось видеть его. Он то и дело уезжал в долгие командировки, но когда возвращался, всякий раз привозил им много подарков — нарядов для детей и украшений для мамы.

— Шелдон, не смей насмехаться над моими предками! — вспыхнула мать. — Я уверена, что их духи постоянно находятся рядом с нами и охраняют нашу семью.

— Странно, — удивлялся отец. — Ты вроде не религиозна, а во всю эту чушь почему-то веришь… Только не вздумай потом винить меня, если из наших детей вырастут безмозглые предрассудочные дурачки. А эти байки прибереги лучше для своих клиентов — когда ты выколачиваешь из них доллары за подобные россказни, я ничего не имею против: всему свое время и место.

Мама не стала отвечать ему, ко очень рассердилась, и ее злость будто растеклась по всему салону автомобиля. Она запретила открывать окна в машине, чтобы ветром не растрепало ее новую прическу. Только в том окне, возле которого сидел Сайрус, она позволила оставить крошечную щелку, чтобы его не укачивало. Мама выглядела великолепно в своем новом ярко-синем костюме, который подарил ей отец на день рождения. Ради праздника она подкрасила губы и нарумянилась и теперь уже не казалась такой бледной, как когда разговаривала в магазинчике со своими клиентами или хлопотала по дому. Синтия видела перед собой одну из ее сережек и крошечный замочек на шее, которым было застегнуто жемчужное ожерелье. На плече у мамы красовалась огромная роза, и ее духи, сливаясь с ароматом цветка, казались в духоте машины чересчур приторными и резкими.