Судьба Темного Меча

Господин Джорам, конечно же, не возражал. И Марии пришлось идти в дом и искать шаль. Гвендолин молилась, чтобы шаль не находилась подольше.

Все еще держа руки за спиной, но ощущая странное желание снова почувствовать эту сладкую, щемящую боль, Гвендолин повернулась к Джораму. Она подняла голову и заглянула молодому человеку в глаза — и боль вернулась, хотя и не такая сладкая, как прежде. Снова появилось чувство, будто молодой человек поглощает все тепло и радость ее души, утоляя свой голод, но не возвращает ничего взамен.

Взгляд темных глаз пугал Гвендолин, пугал даже больше, чем прикосновения молодого человека, и она отвела глаза.

— Я... я замерзла, — пролепетала девушка и чуть отстранилась от молодого человека. — Наверное, мне нужно пойти в дом...

— Не уходите, Гвендолин, — сказал Джорам. От его голоса Гвендолин пробрала дрожь, как будто она вдруг оказалась внутри грозовой тучи и прикоснулась к молнии. — Вы знаете, что я чувствую к вам...

— Я не знаю, что вы чувствуете, не имею ни малейшего понятия! — Гвендолин неожиданно успокоилась, испуг сменился наслаждением от игры. Теперь они играли по правилам, которые девушка знала и понимала. — И более того, — надменно добавила она, отворачиваясь и протягивая руку, чтобы потрогать цветок лилии. — Мне это совершенно безразлично.

То же самое она говорила, флиртуя с сыном герцога Манчуа, и этот пылкий юноша бросился к ее ногам — да, в самом деле бросился на колени, — заявляя о своей вечной преданности и множестве других приятных глупостей, над которыми Гвендолин и ее кузины хихикали весь вечер. Протянув руку к лилии, Гвендолин ожидала, что Джорам скажет и сделает то же самое.

Но он молчал.

Взглянув на молодого человека из-под полуопущенных длинных ресниц, Гвендолин испугалась того, что увидела.

Джорам выглядел как человек, осужденный на смерть. Его загорелое лицо побледнело, губы стали серыми, как пепел, и крепко сжались, чтобы незаметно было, как они дрожат, и, может быть, чтобы не произнести слова, которые пылали в глазах молодого человека и готовы были сорваться с уст. На его щеках вздулись желваки. Потом Джорам заговорил, с заметным усилием.

— Простите меня, — сказал он. — Я вел себя как дурак. Очевидно, я ошибся, приняв вашу доброту... Позвольте мне вас покинуть...

Гвендолин ахнула. Что он говорит? Что он делает? Он уходит! Он повернулся и пошел прочь, и сверкающие на солнце мраморные плитки дорожки шуршали под его сапогами! Но это совсем не по правилам игры!

И внезапно Гвендолин поняла, что для него это была совсем не игра. Она вспомнила историю его жизни и прочувствовала ее, на этот раз — сердцем взрослой женщины. Она прочувствовала его мрачность, его суровость. Вспомнила страстное желание в его глазах, темное желание.

На мгновение Гвендолин замешкалась, вся дрожа. Часть ее хотела позволить ему уйти, хотела остаться прежней маленькой девочкой и играть в свои игры, но другая ее часть нашептывала, что если она так сделает, то потеряет нечто драгоценное, некое сокровище, подобного которому она не найдет за всю оставшуюся жизнь. Джорам уходил все дальше. Сердце Гвендолин снова сжалось от боли, но теперь боль была не приятной, а холодной и глубокой.

Магия покинула тело Гвендолин, и девушка рухнула на дорожку. Джорам уходил все дальше и дальше. Не обращая внимания на боль — твердые камни врезались в нежную кожу на ее ступнях, — Гвендолин побежала по дорожке.

— Стой, о, стой! — задыхаясь, закричала она.

Джорам застыл на месте и повернулся на голос.

— Прошу тебя, не уходи! — умоляла Гвендолин, протягивая к нему руки. Она наступила на край своей длинной развевающейся юбки и едва не упала. Джорам подхватил девушку и прижал к себе.

— Не покидай меня, Джорам, — прошептала Гвендолин и заглянула ему в глаза. Молодой человек прижимал ее к груди, очень нежно и осторожно, и его руки дрожали. Гвендолин тоже дрожала. — Мне не безразлично! Совсем не безразлично! Сама не знаю, почему я так говорила! Это было так жестоко, так дурно с моей стороны... — Спрятав лицо в ладонях, она разрыдалась.

Джорам крепко обнял девушку и погладил ее шелковистые золотые волосы. Кровь стучала у него в ушах. Его опьянил аромат ее духов, мягкость ее тела, которое было так близко.

— Гвендолин, — сказал Джорам срывающимся от волнения голосом. — Могу я просить у твоего отца позволения жениться на тебе?

Гвендолин не смотрела на него, а не то увидела бы темноту в его душе — темноту, которая затаилась там, словно дикий зверь. Сам Джорам верил, что держит этого зверя на цепи и способен им управлять. Если бы Гвендолин, совсем юная девушка, увидела эту темноту, она бы убежала прочь. Потому что только зрелая женщина, поборовшая такую же темноту в своей собственной душе, смогла бы смотреть на это без страха. Но Гвендолин прятала лицо в ладонях и только кивнула в ответ.

Джорам улыбнулся и, заметив вдалеке Марию с шалью в руках, поспешил предупредить Гвендолин, добавив, что поговорит с ее отцом как можно скорее. Потом он ушел, а Гвен осталась стоять на дорожке. Она торопливо вытирала слезы с лица и кровь с разбитых ног, стараясь спрятать раны от бдительной гувернантки.

На третий вечер после визита императора в сад вышла прогуляться другая пара. Милорд привел сюда миледи, потому как ему срочно понадобилось поговорить с ней наедине.

— Значит, история про злобного дядю — выдумка? — разочарованно спросила леди Розамунда у своего супруга.

— Да, моя дорогая, — снисходительно сказал лорд Самуэлс. — Неужто ты думала, что это может быть правдой? Детская сказка... — Лорд Самуэлс отмахнулся от такого пустяка.

— Нет, я сразу не поверила... — со вздохом сказала леди Розамунда.

— Не огорчайся, дорогая, — тихо сказал лорд Самуэлс, паря по вечернему воздуху вдоль садовой дорожки, рядом с женой. — Хотя правда и не так романтична, она гораздо более интересна.

— Вот как? — Миледи просияла и, с удовольствием посмотрев в лицо мужа, освещенное лунным светом, подумала о том, как он красив. Скромная синяя мантия главы гильдии была очень к лицу лорду Самуэлсу. В свои сорок с небольшим лет он оставался стройным и подтянутым. Лорд Самуэлс был неблагородного происхождения, и ему не приходилось бороться с искушениями, одолевающими людей из высшего общества. Он не растолстел от чрезмерно обильной пищи, его лицо не сделалось красным от неумеренного потребления вина. Его волосы, уже тронутые сединой, оставались густыми и красивыми. Леди Розамунда по праву гордилась своим мужем, как и он гордился ею.

Они поженились не по любви, а по договоренности между семьями, как это было принято в Мерилоне. Их дети были зачаты правильным и достойным образом, при посредничестве каталистов, которые перенесли семя мужчины в лоно женщины торжественным религиозным обрядом, в соответствии со всеми законами и традициями. Физическое совокупление считалось грехом — так делали только варвары и животные. Но лорду Самуэлсу и леди Розамунде повезло гораздо больше многих. Их взаимная привязанность росла с каждым годом, основываясь на взаимном уважении, сходстве характеров и одинаковом отношении к жизни.

— Да, вот так, — продолжал лорд Самуэлс. Он скользнул критическим взглядом по розам и напомнил себе, что завтра утром надо проверить, не завелась ли на них тля. — Ты помнишь, несколько лет назад разразился скандал...

— Скандал! — встревожилась леди Розамунда.

— Не волнуйся, моя дорогая, — успокоил ее лорд Самуэлс. — Это было семнадцать... почти восемнадцать лет назад. — Милорд помолчал, потом продолжил: — Молодая женщина высокого происхождения... Я бы даже сказал, очень высокого происхождения, — со значением добавил он, явно наслаждаясь тем, что миледи томится от неопределенности, — имела несчастье влюбиться в домашнего каталиста. Церковь запретила им пожениться, и влюбленные сбежали. Некоторое время спустя их обнаружили, при ужасных, потрясающих обстоятельствах.

— Да, я что-то такое припоминаю, — сказала леди Розамунда. — Но, боюсь подробности мне не известны. Если помнишь, мы тогда еще не были женаты, а моя мама очень хорошо ограждала меня от подобного рода сплетен.