Голод суккуба

Если честно, я вовсе не возражала поработать. Я тружусь не ради денег, а из любви к искусству. Бессмертие тянется долго, а профессия и ежедневная работа как бы упорядочивают человеческое существование, пусть я формально и не человек больше. Просто я думаю, что надо чем-нибудь заниматься, и, в отличие от столь многих несчастных в этом мире, мне действительно нравится то, чем я зарабатываю на жизнь.

Я несколько раз заглянула к Сету, выпила уйму мокко с белым шоколадом и просто захлебнулась в нарастающем потоке дел — приближался сезон отпусков. В конце концов я почувствовала, что мне не обойтись без Дага. Я нашла его в кабинете, все так же играющего в «Тетрис». Я уж было собралась отпустить шутку насчет его трудовой этики, но тут взглянула на экран компьютера. Он играл в самый обычный «Тетрис», так что мне были знакомы и сама игра, и мастерство игрока, но то, что я наблюдала сейчас, меня просто ошеломило. Я никогда не видела, чтобы кто-то набрал столько очков, и сейчас он был на таком продвинутом уровне, что фигуры неслись вниз с невероятной скоростью. Я даже уследить за ними не успевала. И, тем не менее, он все их ловил и расставлял по местам, ни одной не пропуская.

— Ничего себе, — пробормотала я.

Ни руки его, ни рефлексы просто не могли так работать. Казалось, компьютер взорвется в любой момент.

— Похоже, в последнее время у тебя и впрямь все встает на свои места.

Он рассмеялся, то ли моему каламбуру, то ли удивлению.

— Я тебе в зале понадобился?

— Н-да… хотя при таком мастерстве это как микроскопом гвозди забивать. Будто отрываешь от дела Микеланджело.

Даг понимающе пожал плечами, остановил игру и следом за мной вышел из кабинета. Думаю, компьютер вздохнул с облегчением. А мы с Дагом ударно трудились до конца смены. Хорошее настроение и успех группы добавили ему бодрости и энтузиазма, так что день пролетел незаметно. Когда закончилось мое время, я предложила остаться вместо него на вторую смену, раз уж он так неожиданно рано пришел. Он отмахнулся:

— Забудь. Как следует повеселись сегодня.

Направляясь к выходу мимо журнальной стойки, я заметила последний выпуск «Американской тайны». Большие буквы гласили:

«

Кейди и О'Нейл возвращаются! Сет Мортенсен предоставил нам исключительное право публикации

».

Ой. До чего ж я негодная подружка. Ведь Сет говорил мне, что у него выходит рассказ, а я начисто забыла. Журнал появился только вчера. Видимо, постоянное общение с Сетом отвлекло меня от его творчества. Перед публикацией его последнего романа я буквально отмечала на календаре дни, оставшиеся до выхода. Меня захлестнуло желание тут же погрузиться в чтение, но я понимала, что сегодня это невозможно. Бастьен прислал мне сообщение, что вечером зайдет, и, ясное дело, больше ни на что времени не останется.

Завтра, пообещала я себе. Рассказ я прочитаю завтра.

Только я вернулась домой, как появился Бастьен с тайской едой.

— Как там сегодня поживает литературный мир? — осведомился он, когда мы закусывали на полу в гостиной.

Обри внимательно наблюдала за нами с безопасного расстояния, пожирая глазами коробочку с зеленым карри. Жареная лапша «Пхат Тхай» ее абсолютно не привлекала.

— Причудливо, — отозвалась я, вспоминая, как проспала сегодня, как общалась с Дагом, как неистовствовали покупатели. — А твой?

У него на лице было написано, что он прямо умирает от желания все рассказать.

— Фантастично. Сегодня въехал в дом. Ты бы видела этот район. Американская мечта и даже круче. Бытовая техника в невероятных количествах. Идеальные лужайки. Гаражи на три машины.

— Три автомобиля? У тебя есть хоть один?

— Обижаешь. Служебный.

— Ишь ты. Мне никогда не давали служебного автомобиля.

— Это потому, что ты никогда не стояла на пороге Обольщения Века. Я даже с ней познакомился.

— С Дейной?

— Первый день, и она уже приперлась ко мне! Можешь поверить? Выходит, мне и делать ничего не надо. Операция закрутилась сама собой. А я только ее инструмент. Или даже ее игрушка, а еще вернее — игрушка Дейны.

— Ничего не знаю, — сухо заметила я, — разве что сейчас ты добавишь, как потом она прыгнула на тебя и сорвала одежды.

— Ну-у, нет. На самом деле она просто зашла поприветствовать меня по-соседски. Но кроме того пригласила на вечеринку «Барбекю в ноябре». Прелестно, а?

— Восхитительно. Больше всего на свете люблю есть хот-доги на холодрыге.

Он ткнул меня локтем:

— Это просто так называется. Это развлечение. Причем все будет в помещении. Знаешь, ты в последнее время превращаешься в записного циника.

— Никакого цинизма Просто по-прежнему скептически отношусь ко всему этому. Слишком сложно для такой ерунды. Столько работы ради одной случки.

— Одной случки? — Он покачал головой. — Дайка свой ноутбук.

Я пошла в спальню, а вернувшись, обнаружила Обри вылизывающей мою тарелку. Прогнав наглое животное, я протянула компьютер Бастьену. Пробежав пальцами по клавишам, он открыл сайт Комитета по сохранению семейных ценностей. Организация Дейны. Большая часть ее радиопередач была доступна для скачивания в архиве. Бастьен выбрал наугад, и мы завершили ужин под ее мелодичный грудной голос.

Первая передача касалась гомосексуализма. КССЦ отстаивал видимость засахаренных добродетелей и жажды помогать людям, тем самым приближаясь к американским идеалам. А так как открытое выражение расистских или сексистских взглядов могло подпортить имидж, организация проповедовала их исподтишка. Но, увы, крикливое осуждение гомосексуализма под запрет не попало, и значительную часть этой передачи Дейна распространялась о необходимости «помочь» этим людям понять, что подразумевается под истинной любовью как Богом, так и природой. Терпимость к столь превратному образу жизни, утверждала она, ведет к распаду наших семей. Калечит детей. Во имя Господа, подумайте о детях!

Ее следующая передача осуждала ужасающее состояние современной одежды. Школьная форма и подцензурная мода — вот единственный выход из сложившейся ситуации. Разве мы можем ожидать, что юные девушки вырастут в мало-мальском самоуважении, если они разгуливают, нарядившись как потаскушки? Это ведет к преждевременным половым актам, не говоря уж о внушении подрастающему поколению мысли о том, что ценность девушки заключена во внешности, а не в моральных принципах.