Страница 13 из 108
55
Название главы или раздела 1 Время и протяженность события ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ Глава первая. Праздник. Отдел первый I. [Подписка на гувернанток] За неделю до праздника, 22–30 сентября II. [Литературное утро] 30 сентября, 12—4 часа дня III. [ «Merci»] 30 сентября, 1–2 часа дня IV. [Звездный час Степана Трофи мовича] 30 сентября, 2–4 часа дня Глава вторая. Окончание праздника I. [ «Все закончил»] 30 сентября, 4–4.15 дня II. [Катастрофа с Лизой] 30 сентября, 4–6 часов вечера III. [Бал] 30 сентября, 10 часов вечера до утра IV. [Пожар] Ночь на 1 октября, рассвет Глава третья. Законченный роман 1 октября; рассвет, 5 часов утра I. [Последние обольщения] 1 октября, 6 часов утра II. [Дровяная барка на слом] 1 октября, 7 часов утра III. [Смерть Лизы] Глава четвертая. Последнее решение I. [ «Общее дело»] 1 октября, 2 часа дня 1 октября, 10 часов вечера II. [Обида Липутина] III. [Сюрприз с Федькой] 1 октября, 10.40 вечера 1 октября, 11 часов вечера — 2 ок IV. [Паспорт на чужое имя] тября, 11 часов утра — 7 часов вечера Глава пятая. Путешественница 1 октября, 7—10 часов вечера I. [Marie] II. [ «Началось…»] 1 октября, 11 часов вечера Ночь на 2 октября, 1 час ночи III. [Приготовления] 1 час ночи — 5 часов утра 2 октября IV. [Приготовления-2] V. [ «Не успеет»] 2 октября, 4–5 часов утра VI. [Роды] 2 октября, 6 часов утра Глава шестая. Многотрудная ночь I. [Убийство Шатова] 2 октября, 6–7 часов вечера II. [Самоубийство Кириллова] Ночь на 3 октября, 1 час ночи 3 октября, 5.50 утра III. [Отъезд Петруши]
56
Название главы или раздела 1 Время и протяженность события Глава седьмая. Последнее странствование Степана Трофимовича 1 октября, 6 часов утра — 2 часа дня I. [В дороге] 1 октября, остаток дня 2 октября, II. [Болезнь] весь день 3 октября — утро III. [Смерть] 3—10 октября Глава восьмая. Заключение 10, 11 октября, 3, 4, 6, 10, 11, 13, 18 октября [Смерть Ставрогина] 11 октября октябрь — январь [Следствие по делу «наших»]
Глава 2 История одного путешествия, или Ставрогин в Исландии (По страницам хроники)
Пошел я вновь бродить, уныньем изнывая… А. С. Пушкин «В каждом слове бездна пространства; каждое слово необъ ятно, как поэт». Это высказывание Н. В. Гоголя о языке Пуш кина привычно воспринимается как формула подлинности ли тературного произведения, где все — от абзаца до точки — ис полнено смысла и значимости. Но как часто не хватает терпе ния и воображения поверить «духу и букве» этой формулы, ощутить «бездну пространства», воздух, необъятность и глу бину слова-образа. Как нередко даже внимательный взгляд скользит по строчкам текста, пропуская те его знаки, сигналы, стрелки-указатели, без которых маршруты чтения и понимания будут и неполны, и неверны. Комментируя для зарубежного издательства роман Ф. М. Достоевского «Бесы», я пыталась посмотреть на него глазами и иноязычного читателя, естественно, не знающего многих историко-литературных, традиционных и националь ных реалий русской жизни. Этот новый угол зрения совершен но по-особому организовал восприятие текста; медленное чте ние подмечало детали, казалось бы, незначащие, и они вдруг оживали, озвучивались, приоткрывали тайны авторского за мысла, высвечивали путь создания образа. Мне хочется рассказать здесь лишь об одной маленькой, незаметной и как будто случайной строчке романа Достоевско го и о том, куда привело «расследование», вызванное ею.
Охота к перемене мест
Главный герой «Бесов» Николай Всеволодович Ставрогин после кромешных лет темной и преступной петербургской жиз ни и скандалов в губернском городе уезжает в длительное
58
заграничное путешествие. Ничего необычного в этом нет: био графии русских дворян прошлого века, как и биографии ге роев русских романов, пестрят описаниями странствий и путе шествий. Странничество — в духе времени; «посох и сума» — добровольный или вынужденный удел многих «странников» русской литературы. Радищев и Карамзин, Грибоедов и Пуш кин, Лермонтов и Гоголь, Герцен, Тургенев, Достоевский мно го ездили и свободно, и «по казенной надобности». Вслед за ними Чацкий и Онегин, Печорин и Хлестаков, Иван Карамазов и другие «русские мальчики» «ищут по свету», бегают от житей ских невзгод, навещают «дорогие могилы», появляясь пе ред читателем иногда только в промежутке между странст виями. Но вспомним маршруты их путешествий. Изъезженный тракт между двумя столицами — Петербургом и Москвой — стал магистральной дорогой русской литературы XVIII века. После войны 1812 года русским путешественникам открылась Западная Европа. И хотя Евгений Онегин совершает поездку еще в пределах Российской империи (Москва — Нижний Нов город — Астрахань — Военно-Грузинская дорога — Северный Кавказ — Крым — Одесса — Петербург), а Печорин обрета ется на Кавказе, — Франция, Германия, Италия, Швейцария, Англия очень быстро обжились русскими дворянами, став привычным, обычным местом их притяжения, а часто и оби тания. Другое дело страны экзотические, дороги непроторенные. Они попадали на географическую карту русской литературы, будучи прочно связанными с конкретными — редкими, исклю чительными — событиями и именами. Так, в Тегеране погиб Грибоедов, на обратной дороге из Персии умер Печорин. Граф Федор Иванович Толстой (1782–1846), кутила, игрок, дуэ лянт, «необыкновенный, преступный и привлекательный чело век», по отзыву Л. Н. Толстого, получил прозвище Американец благодаря истории чрезвычайной. Как известно, в августе 1803 года он отправился в кругосветное плавание в экспеди ции адмирала Крузенштерна; за буйное поведение, не под дававшееся никакому воздействию, Крузенштерн высадил Толстого на берег Камчатки или на один из Алеутских островов, где Толстой несколько месяцев прожил среди дика рей. Такие путешествия запоминались, превращались в ле генды. Но вернемся к заграничному вояжу Ставрогина.
59
«…И действительно побывал в Исландии»
Маршруты путешествий Николая Всеволодовича известны точно. Вот текст от Хроникера, повествователя «Бесов»: «Нам же известно было чрез Степана Трофимовича, что он (Ставрогин. — Л. С.) изъездил всю Европу, был даже в Египте и заезжал в Иерусалим; потом примазался где-то к какой-то ученой экспедиции в Исландию и действительно побывал в Ис ландии. Передавали тоже, что он одну зиму слушал лекции в одном немецком университете». А вот фрагмент исповеди «От Ставрогина»: «Я был на Востоке, на Афоне выстаивал восьми часовые всенощные, был в Египте, жил в Швейцарии, был даже в Исландии; просидел целый годовой курс в Геттингене». Безусловно, Ставрогин был незаурядным путешествен ником. География его странствий сделала бы честь самому ревностному паломнику. И хотя русского барина и в самом деле не так часто можно было встретить на Востоке, все же совершать «хождения» к святым местам было в порядке вещей. Во всяком случае эта часть маршрута Ставрогина доступна специальному комментарию. Но Исландия? Зачем поехал и что делал Ставрогин в Исландии? Одно дело слушать лекции в университетах Германии и даже совершить паломничество к христианским святыням в Иерусалиме (подвиги, вполне обычные для путешественников-европейцев) — другое дело отправиться в далекую северную страну у Ледовитого океана, загадочную Ультима Туле, то есть «крайний предел суши на севере» (как называли Исландию античные историки). Как понимать невежливую, почти пренебрежительную обмолвку Хроникера «примазался где-то к какой-то ученой экспедиции в Исландию»? И как расценивать утверждение са мого путешественника «был даже в Исландии», словно под черкнувшего этим даже всю невероятность предпринятого вояжа? Может быть, в представлении Достоевского, «отослав шего» Ставрогина в Исландию, этот остров застывшей лавы — своеобразная метафора края света, и в этом качестве была бы приемлема любая другая удаленная от наезженных мест географическая точка? По всей вероятности, так или почти так относились ком ментаторы «Бесов» к ставрогинской Исландии — факт тот, что ни в одном издании романа загадочное путешествие Нико лая Всеволодовича никак не поясняется. Да и сама строчка «…и действительно побывал в Исландии» — отнюдь не ключе вая в романе и выглядит простой констатацией факта. И тем не менее у Достоевского нет случайных деталей.