Страница 40 из 76
Начало ремесел дало мощный стимул поискам прекрасного и возродило культ тотемов — божественных животных первопредков. К этому времени был уже одомашнен бык (сброшенное с неба золотое ярмо пришлось как нельзя кстати). Потомок Ману, царь Пуранджая, оседлав Индру, принявшего облик этого животного, одержал блестящую победу над полчищами асуров и возродил на Земле власть богов.
А верным другом и защитником человека стал прирученный наконец-то волк. Иногда считают, что это эпохальное событие произошло в 10-м или даже 13-м тысячелетии до н. э. Но такая оценка кажется чрезмерно оптимистичной, хотя отдельные случаи, конечно, бывали, как и сегодня, когда можно прочитать в газетах о тигренке, живущем в прихожей, или о крокодиле, обосновавшемся в ванной. Однако никому сейчас не приходит в голову делать из этого далеко идущие обобщения. Твердо можно сказать одно: волк стал собакой тогда, когда в ней появилась настоятельная необходимость. А появилась она не тогда, когда охотники крались по следу зверя (еще североамериканские индейцы превосходно обходились при этом собственными силами), а тогда, когда охота стала массовой, загонной. Самой ранней более или менее обоснованной датой приручения рогатого скота, например, можно считать середину 8-го тысячелетия до н. э. Именно этим временем датируются его изображения на скалах Восточной Сахары (начало энеолитической эпохи Негада, растянувшейся на две с половиной тысячи лет). Попавшее в загон «живое мясо» нужно было кормить, а самый простой способ — предоставить в его распоряжение сочную лужайку. Но пасущихся быков, овец или коз надо еще и охранять. Вот тут-то люди и стали устраивать охоту на волков, отлавливать их и приручать.
Это событие отложилось в памяти разных народов неоднозначно. Иранцы, считавшие волков сынами Ахримана, решили их истребить и поручили это Гераклу своих сказаний — Исфандиару. Он успешно справился с задачей, но где-то в далекой дали осталась еще страна волкоголовых — Гургсар, завоевание ее — дело будущих героев. Быть может, Гургсар — это Скифия. Геродот упоминает скифское племя невров, считавших волка своим тотемом; раз в году каждый невр напяливает на себя волчью шкуру и «на несколько дней обращается в волка, а затем снова принимает человеческий облик». Мотив ликантропии — перевоплощения людей в животных — приходит во многие мифы. Этрусский Аита, возможно, как и греческий Аид, изображался с волчьим скальпом на голове. Женщины — оборотни («вервольф») кочуют по страницам германских, скандинавских, ирландских легенд. Змеи — оборотни — паннаги — приходят в великие сказания Индии. Эддический Мировой Волк, огнедышащий Фенрир («с разверстой пастью: верхняя челюсть до неба, нижняя — до земли») проглатывает луну и причиняет массу бедствий богам, не пощадив и самого Одина, хотя в палатах верховного бога уже живут два прирученных волка — Гери (Жадный) и Фреки (Прожорливый), которым он, точно средневековый феодал, бросает куски со своего стола.
В Северном Читрале облик огнедышащих псов принимают злые демоны — великаны — довы (от санскритского dava — огонь). По страницам ирландских сказаний бродят «ядовитые псы», и думается: а не те ли это «ядовитые животные», что прибыли на помощь немедянам и обычно принимались за змей? Это тем более вероятно, что известны достоверные случаи, относящиеся к VII–VIII векам, когда собак специально натаскивали на человека и выпускали на поле битвы. Бог Тюр насмерть поражает Мирового Пса — Гарма, сорвавшегося с привязи в пещере Гнипахеллир, и сам гибнет в этой схватке. Вероятнее всего, что эта пещера — вход в Царство мертвых, а Гарм — его страж, как собака Индры — Сарама (Быстрая), мать четырехглазых адских псов Удумбалы и Шарбары, тоже охранявшая вместе со своими отпрысками вход в Мир предков. (От Шарбары, по-видимому, произошел греческий трехглавый Кербер.)
Геракл тоже сражается с Кербером, но уже не гибнет в схватке, а побеждает. Этот миф более позднего происхождения, когда волки остались волками, а собаки стали собаками, и ни те ни другие уже не могли изменить свою природу. Само слово «собака» принадлежит ариям, оно звучало у них spako. Так звали, например, священное животное Агура — Мазды. В то же время, очевидно, рождается в Египте собакоголовый бог — лекарь Инпу и возникают греческие легенды о псоглавцах, пришедших на смену волкоголовым. какой-то из тюркских народов, скорее всего хазары, поселили собакоголовых на берегах великой реки Европы. Эти полулюди передали ей свое название (ит — собака, иль — народ, племя). У самих же хазар слово «итиль» стало обозначать — вода, река. Чуваши и сегодня иногда называют Волгу этим старинным именем. А в Скандинавии сочиняется сага о Волсунгах, давших начало великому роду, ибо «были Волсунги великими богатырями и были превыше едва ли не всех людей и в мудрости, и в ловкости, и во всяческой доблести, как о том говорится в преданиях».
Все чаще удавалось человеку вскочить на холку уже почти прирученного, но далеко еще не одомашненного коня — живого симбиоза разума, силы и скорости. Оседлав это животное, он обрел крылья и уподобился богам. Кони — птицы все выше уносили его в небо, все увереннее становился их полет. И убоявшись, что люди сравняются с ними разумом и займут не подобающее им место, боги решили принять превентивные меры, как приняли их уже много лет назад и примут потом еще раз — при строительстве Вавилонской башни.
В конце 5-го или начале 4-го тысячелетия до н. э. в Европе разразился очередной крупный катаклизм: огромное пресное Новоэвксинское озеро, названное так условно в наши дни, соединилось со Средиземным, превратившись в Черное море. Вероятно, именно это событие дало повод скандинавским мифотворцам заговорить о «второй зиме» и «гибели богов», индийским — о Кала — ратри — «ночи гибели Вселенной» и втором потопе, ниспосланном то ли Вишну, то ли Брахмой в образе Мирового Вепря, греческим — о втором или третьем потопе, связывавшемся с Девкалионом и Пиррой, ирландцам — о прибытии на их остров Племен Богини Дану, а тэртэрийцам, по-видимому, давно уже ощущавшим колебания почвы под ногами, — пуститься в далекий путь через Северное Причерноморье (где едва ли кто уцелел после этой катастрофы), Кавказ и Иран в плодородные земли Двуречья.
На этот раз не глиняные големы, а люди из плоти и крови заселяют обновленный мир. Под стать им и новые первопредки: Илу, дочь Ману, зародившаяся из принесенной им жертвы и ставшая его женой, и Пурурувас, сын Илу и Будхи, дали жизнь первому поколению индийцев. Греки произошли от Девкалиона и Пирры, скандинавы — от Лив и Ливтрасира, шумерийцы — от Зиусудры и его жены. Бритты хранили предание о Двиване и жене его Двивах. Когда море Ллион захлестнуло небо и землю, эта богоизбранная чета спаслась в парусном корабле, прихватив туда «каждой твари по паре», и, высадившись в Британии, заселила эту землю, а потом и остальной мир. Это не обязательно заимствование библейского сюжета: оба сказания могли восходить к какому-то общему более древнему источнику. Как и вьетнамская версия, где фигурируют два брата и две сестры, спасавшиеся на двух ковчегах: один (металлический) сразу пошел ко дну, а второй (деревянный) вознесся на небо вместе с прибывающей водой. Вьетнамский ливень продолжался четыре месяца, в отличие от библейского — стопятидесятидневного. Когда земля вместе с людьми была затоплена, по повелению бога Тьи Лэу семь драконов выпили всю воду за пятьдесят дней. Но земля оказалась теперь под слоем жидкой грязи, в которой едва не утонул ковчег. И только когда коршун отнес его на высокую гору, спасательные работы можно было считать законченными.
В кельтских мифах, кроме сыновей Немеда, есть еще Гримм и его жена — ворон, в валлийских — Дюэйвен и Дюэйвич, в славянских — некая Мадан («мать, вышедшая из вод»), в ирландских — Бит и Биррен. Манихейского первочеловека звали Гехмурд, вавилонского — Утнапиштим, иудейского — Ной. Словно по мановению волшебной палочки возникают в это время неслыханные цивилизации в долинах Инда, Нила, Тигра и Евфрата и на Крите — «пояс Тота». И — поразительные совпадения! — именно к этому периоду относят обуздание коня то ли в пустынных причерноморских степях, то ли в Иране. Путь домашнего коня словно повторяет путь тэртэрийцев! Пусть контурно, неясно, но точки соприкосновения все же есть. Уж не тэртэрийцев ли это заслуга? К сожалению, знак вопроса единственно правомерен в конце этой фразы…