Страница 33 из 75
по-видимому, в это же время утверждаются в мифах и божественные птицы — прежде всего орел и ворон. Орел Индры, Зевса и Одина, голубь Ноя, сова Афины, вороны Одина (известны их имена — Мунин и Хугин), i Утнапиштима и вещие вороны русских былин, иранская волшебная птица (у зороастрийцев — собакоптица) Си— мург (арабская Анка), ближневосточная — Феникс (Красная), индийская и исламская Рухх (по-арабски — «дух») или Гаруда (Пожиратель), славянские Науй (Нагой), Могуль, Жарптица (тот же Феникс), Алконост, Гамаюн, Сирин и птица Мораны. Многие из них изображались с человеческой головой на птичьем туловище, или наоборот. Неважно, что в разных странах и мифологических системах они появятся в разное время. И что славянский Сирин — это не что иное, как сова Афины, утвердившаяся к северу от Греции под этим именем, а к югу, у африканского народа каранга, — под именем Ширичена (значение этого слова — «птица с ярким оперением» — заставляет вспомнить мексиканского Кетцаля). Родились они именно сейчас, и это событие мифотворцы извлекут из своей памяти в нужный момент.
Это было время Партолана, достигшего берегов Ирландии. А в горном Иране, оставшемся в стороне от великого потопа, расцвел «золотой век» первого иранца «Зенд— Авесты» — Джемшида, научившего своих подданных прясть лен, шелк и шерсть, подарившего им искусство вырабатывать кирпич для строительства зданий, придумавшего оружие и разделившего общество на классы. Вообще иранцы в своих мифах постоянно «идут впереди» других народов.
К началу 8-го тысячелетия до н. э. человечество стояло на пороге великих открытий.
Хороводы призраков
Когда почти вся Европа была покрыта доисторическим ледником, в юго-западной ее части жили племена, отступившие в эти места из срединной части материка по мере ее оледенения. Р. Лихтенберг считал, что «средняя Европа обладала значительным населением еще задолго до последнего ледникового периода». Это подтверждается и археологическими данными. Люди палеолита, спасаясь от наступавших холодов, осели в основном на территории нынешних Испании и южной Франции, лишь немногие из них успели уйти в южнорусские степи и в горы Кавказа. «В те отдаленные времена, — рассуждает Лихтенберг, — Европа была очагом, где развилась первая настоящая культура и откуда она затем распространила свое светлое влияние на другие части света и на представителей иных рас». Здесь, в районе Пиренеев, встретились и мирно сосуществовали представители всех тогдашних европейских этнографических ветвей, вырабатывая общность религии, языка и культуры, получившей впоследствии название арийской.
Индийские священные книги «Веды» (слово это означает «знание», отсюда и русские — ведать, ведун, ведовство, ведьма) упоминают ее носителей под именем арьяс — достойные, светлые, благородные (отсюда греческие аристос, от которых «произошли» аристократы всей Европы, валлийское ариан — серебро). Если их собратья, устремившиеся на юго-восток, смешались с тамошними племенами и растворились в них, образовав новые народности (будущих хеттов, эламитов, митаннийцев), то арийской общности, отрезанной от остального мира, приходилось развиваться в самой себе. Ариям ещё предстоит оказать «светлое влияние» друг на друга, но это случится нескоро…
Главенствовали среди ариев, по-видимому, высокорослые кроманьонцы — в этом убеждает сравнительный анализ памятников материальной культуры. Это они, вероятно, предприняли отчаянную попытку пересечь море в поисках еще более теплых мест и прибыли в Ирландию во главе с Кессаир, что вовсе не удивительно для эпохи матриархата. И они были первыми, кто узнал, что острова в океане никогда не были покрыты льдом. Вероятно, несколько позже они добрались до Сицилии и обосновались на ее западном побережье и прилегающих к нему островах. Не случайно еще столетия спустя Одиссей встречался в тех местах с «великанами» — киклопами и лестригонами. И, возможно, тогда же была предпринята новая попытка овладеть Ирландией: точно такие же кровожадные великаны фоморы, будто сошедшие со страниц поэмы Гомера, прибыли к ее берегам.
Таяние ледника вызывало небывалые катастрофы — вроде цунами, смывавших с Ирландии все живое. Отдельные арийские племена — бортники, охотники и рыболовы — пытались обрести самостоятельность и избирали собственную судьбу. Одни устремились на север, возможно на свою былую родину, и со временем дошли до Ледовитого океана. Большинство этих переселенцев осело на Скандинавском полуострове и в Северной Европе, положив начало формированию кельто-германо-славянской общности. Другие двинулись по Средиземноморскому побережью навстречу солнцу и добрались до Черного моря, Кавказа и Индии. Не всем этот путь оказался по плечу или по душе. Многие отставали от лавины своих спутников и осваивали промежуточные пространства Европы. Это были пращуры фракийцев и иллирийцев. Третьи сели на корабли и, вручив свою судьбу ветрам и волнам, прибыли к берегам Италии, Греции и Малой Азии, где их ждала встреча с ассимилировавшимися тысячелетия назад «родственниками». Это была встреча потомков тех, кто жил когда-то в Центральной Европе.
Первые и вторые сохранили исконный свой обычай хоронить соплеменников в круге из камней или отмечать их могилы дольменами и менгирами. Тем, кто пришел позже, сооружения эти были уже непонятны и внушали священный ужас. То были «следы великанов». Они уводили далеко на север. Здесь часто находили остатки тризн — осколки сосудов с глубоко вдавленными в мягкую глину узорами и лишь затем обожженными.
Путь третьих отмечен от Португалии до Греции купольными гробницами из каменных плит и сосудами, украшенными росписями в виде геометрического орнамента, где преобладающим элементом была спираль. Но если менгиры, дольмены и кромлехи тянутся почти непрерывной цепочкой, то купольные гробницы отстоят друг от друга далеко и располагаются, как правило, на морских побережьях. Это — места корабельных стоянок переселенцев. «Они-то, вероятно, и представляют еще весьма загадочный народ пеласгов, — делает вывод Лихтенберг. — из-за соприкосновения с малоазийскими народами они выработали две параллельные системы письмен, а именно: одну, развившуюся из знаков, принесенных с родины (критское и кипрское слоговое письмо), и рядом с этой — другую, образовавшуюся под влиянием малодзийских иероглифов, представлявшую род образного письма, красивейшим образцом которого является диск из Феста».
— «Знаки, принесенные с родины» — это еще и руны, общегерманские, датские и шведско-норвежские. Позднее к ним добавились англосаксонские. Считается, что руны появились в начале нашей эры: впервые о них сообщает Тацит. Но ведь до того времени север Европы был для жителей Средиземноморья совершенно неведомым! То, что о рунах не упоминает Цезарь, ни о чем не говорит: их держали в тайне даже от соплеменников, и уж меньше всего можно было ожидать, что с ними познакомят завоевателей. Однако сами названия многих рун уводят в ледниковый период, к «великому иберийскому сидению».
Те, кто поспешил возвратиться на север, довольно скоро убедились, что сделали это явно преждевременно. Гонимые холодом и голодом, толпы северян обрушились, на срединную Европу, докатились до островов Средиземноморья, уже занятых их соплеменниками— «южанами», и потеснили их. Смешение этих двух культур — северной (спирально— меандровой) и южной (пеласгической) — положило начало формированию новой, единой — эгейской.
Именно ее представители, спасаясь от островной тесноты и междоусобиц, предприняли отчаянный шаг — попытались вернуться в. те обетованные земли, что открыла для их предков Кессаир. Их повел Немед. Чем это кончилось — известно: великаны фоморы, жившие в Ирландии изолированно и сохранившие благодаря этому: чистоту крови и самобытность, сумели отстоять свои права.