Рождение Темного Меча

Пока он лежал, ожидая, когда ослабнет боль, холодная, рациональная часть рассудка твердила ему, что нужно вставать и двигаться дальше. Но под холодной, рациональной поверхностью разума скрывалось то темное существо, которое Джораму чаще всего удавалось удерживать под замком, в оковах. Все-таки иногда это существо срывалось с привязи и всецело завладевало Джорамом.

Ночь окутала своим покрывалом юношу, что лежал в изнеможении и страхе среди глухого леса, и наступление темноты высвободило тьму в душе Джорама. Вырвавшись на волю, она выскочила из закоулка, запустила зубы в его душу и поволокла прочь — грызть и терзать.

Джорам не вставал. Тело его сковало оцепенение, сходное с тем, какое испытываешь, едва пробудившись от крепкого сна. Ощущение было приятным. Ноги больше не болели, а вскоре Джорам и вовсе перестал что-либо чувствовать. Он более не ощущал привкуса грязи в уголке рта, там, где щека его прижималась к почве. Не чувствовал, что лежит на жестком грунте, что вечерний воздух наполнился прохладой, не ощущал ни голода, ни жажды. Его тело спало — но разум бодрствовал, хотя и пребывал словно бы в полусне.

Джораму снова казалось, будто он, маленький мальчик, лежит, скорчившись, у ног каменного мага, своего отца, и чувствует, как на него падают горячие, горькие слезы статуи. Затем слезы превратились в волосы, в беспорядке падающие ему на лицо, на плечи, на спину, а пальцы матери разбирали и распутывали их. А потом эти пальцы превратились в когти, раздирающие надсмотрщика в клочья.

Затем камень, что был его отцом, превратился в камень в руках Джорама. Холодный камень с острыми краями вдруг съежился и превратился в игрушку, порхающую в его пальцах и как будто исчезающую в воздухе. Но на самом деле все это время камешек покоился в ладони, надежно скрытый от посторонних взглядов. Скрытый — до сегодняшнего дня. Сегодня камень вырос, и его уже невозможно было прятать, и потому Джорам выбросил его...

А он вернулся обратно, и вот Джорам снова почувствовал себя ребенком...

Была ночь. И был день. Возможно, даже не одна ночь и не один день.

Черные чары. Так Анджа называла те моменты, когда тьма в душе сына брала верх. Это началось с тех пор, как мальчику исполнилось двенадцать. Джорам не знал, как бороться с этими чарами. У него просто не было сил, чтобы совладать с ними. И потому в такие моменты он целыми днями лежал на жесткой койке, глядя в потолок, и не реагировал даже на отчаянные попытки матери заставить его поесть, попить или вернуться в реальный мир.

Анджа так и не смогла определить, что же выводит сына из этого черного забытья. Просто в какой-то момент Джорам вдруг садился и с горечью смотрел на хижину и на мать, словно обвиняя ее в своем возвращении. А потом вздыхал и возвращался к жизни. И вид у него был такой, словно он выдержал схватку с демонами.

Но на этот раз Джорам погрузился в тьму так глубоко, что казалось, будто ничто уже не в силах вернуть его оттуда. Холодная, рациональная часть его рассудка уже начала готовиться к бою, как вдруг у нее появился нежданный союзник — опасность.

Первым чувством Джорама было раздражение: ну кому понадобилось его беспокоить?! Но затем его колено пронзила мучительная боль — у него даже дыхание перехватило. Джорам задохнулся, застонал и попытался развернуться.

— Оно живое.

Джорам попытался сквозь дымку боли и развеивающийся полумрак разглядеть, кому же принадлежит грубый, хриплый голос. В результате перед его глазами вырисовалась смутная картина: грязные, спутанные волосы, обрамляющие лицо, что когда-то могло быть человеческим, но исказилось и сделалось звериным и жестоким. Волосы спускались на вполне человеческие плечи и грудь. Но нога, пнувшая Джорама, не была человеческой. Она оканчивалась копытом.

Боль заставила Джорама возвратиться в реальный мир — и телом, и разумом. К нему снова вернулась способность видеть и чувствовать, и первым его чувством был ужас. Он увидел рядом со своей головой заостренные копыта, потом поднял взгляд и обнаружил, что над ним возвышается странное существо, получеловек-полуконь. Джораму отчетливо представилось, как это копыто опускается ему на голову, и страх подстегнул его организм. Но большого толку от этого не последовало. Мышцы от долгого бездействия сделались вялыми и малоподвижными, тело ослабело от нехватки воды и пищи. Скрипнув зубами, Джорам кое-как поднялся на четвереньки — и копыто тут же врезалось ему в ребра. Джорам полетел в кусты.

Тело вновь пронзила острая боль. Джорам пытался втянуть хоть глоток воздуха, а копыта, глухо простучав по лесной подстилке, вновь оказались рядом. Огромная рука ухватила Джорама за воротник рубашки и вздернула на ноги. Джорам зашатался — застоявшаяся кровь вновь побежала по жилам, и ноги отчаянно закололо — и упал бы, если бы его не перехватили другие руки. Перехватили и связали ему запястья за спиной, быстро и умело.

Раздалось ворчание:

— Иди, человек.

Джорам сделал шаг, споткнулся и упал. Кровообращение восстановилось еще не полностью, и ноги его не слушались.

Его снова подняли рывком и толкнули вперед. Бок словно жгло огнем, земля покачивалась под ногами, а ветви деревьев так и норовили ударить его. Джорам сделал еще несколько шагов и снова рухнул в грязь. И ушибся. Поскольку руки у него были связаны, он не мог подстраховаться.

Кентавры расхохотались.

— Спорт, — сказал один.

Они снова поставили Джорама на ноги.

— Воды! — выдохнул Джорам. Губы его потрескались, язык распух.

Кентавры заворчали и расплылись в улыбках, обнажив желтоватые зубы.

— Воды? — переспросил один, поднял мощную руку и указал куда-то.

Джорам, едва держащийся на ногах, взглянул в ту сторону и увидал реку; сквозь листву подлеска видно было, как поблескивает вода.

— Беги, — повторил кентавр.

— Беги! Человек! Беги! — подхватил другой.

Джорам в отчаянии попытался бежать. Он слышал позади глухой перестук копыт, ощущал спиной горячее дыхание и задыхался от зловонного звериного запаха. Река приблизилась, но Джорам чувствовал, как силы покидают его. А кроме того, он в озарении отчаяния понял, что кентавры вовсе не намерены подпускать его к реке.

Когда-то эти существа были людьми, но во время Железных войн Дкарн-дуук, Мастера войны, видоизменили их и отправили сражаться. Война оказалась опустошительной и обошлась очень дорого. Выжившие колдуны истощили свою магию, а их каталисты были настолько измождены, что уже не в силах были приникнуть к источнику Жизни. Дкарн-дуук оказались не в состоянии вернуть своим созданиям прежний вид. Они бросили их на произвол судьбы и изгнали во Внешние земли. Там кентавры и жили. Они спаривались с животными и пленными людьми и породили расу, утратившую в ходе борьбы за выживание почти все человеческие чувства и эмоции. Почти — но не все. Одно чувство цвело пышным цветом, ибо его холили и лелеяли на протяжении столетий. И чувством этим была ненависть.

Хотя причины этой ненависти давно изгладились из памяти кентавров — они не помнили своей истории, — тем не менее им доставляло глубокое, искреннее удовольствие помучить какого-нибудь человека.

Джорам остановился и развернулся, решив, что попытается драться. И тут же получил повергший его наземь удар в лицо. Пока Джорам корчился от боли, холодная часть его рассудка твердила: «Лучше умри сейчас. Так все хотя бы окончится быстро. Твоя жизнь все равно не имеет смысла».

Джорам услышал рядом стук копыт. Одно из них угодило по нему. Джорам не почувствовал боли, хотя и услышал хруст сломавшейся кости. Он медленно, упрямо поднялся на ноги. Кентавр снова сбил его с ног. На тело юноши обрушился град ударов. Острые копыта врезались в плоть.

Джорам почувствовал вкус крови во рту...

Джорам не знал, что привело его в чувство: холод раздавшегося рядом голоса или холод воды, коснувшейся его губ.

— Мы можем чем-нибудь ему помочь?

— Не знаю. Он ушел довольно далеко.

— Ага. Наконец-то он пришел в сознание. Это уже что-то, — произнес все тот же холодный голос. — Голова цела?