Мао Цзэдун

Конфликты в семье, жестокость отца и беззащитность матери, к которой Мао Цзэдун испытывал глубокие чувства любви и жалости, не могли не сказаться на характере будущего революционера. Мао рос вспыльчивым и гордым «мятежником». По словам его дочери, он был не менее «норовистым», чем его отец. Они очень походили друг на друга11. И хотя Мао Цзэдуна и возмущал крутой нрав отца, он сам становился все более крут, резок и упрям. Отец унижал его, и это вызывало в маленьком Мао желание бороться за свои права. Жители Хунани вообще славятся в Китае своей вспыльчивостью и неуравновешенностью. «Остры, как их еда», — говорят о хунаньцах, сдабривающих пищу большим количеством красного перца. Так что «норовистый» характер Мао Цзэдуна имел не только семейные, но и этнопсихологические корни.

Много лет спустя, в июле 1936 года, Мао Цзэдун, тогда уже широко известный вождь китайских партизан и один из лидеров китайской коммунистической партии, принимал на своей базе в местечке Баоань в северной части провинции Шэньси, за много десятков километров от Шаошани, прокоммунистически настроенного американского журналиста Эдгара Сноу. По просьбе последнего Мао дал интервью, в котором впервые рассказал о детстве и юности. «Мы фактически напоминали заговорщиков, засевших в пещере у покрытого красной скатертью стола с потрескивающими свечами между нами. Я писал до тех пор, пока не был готов свалиться и уснуть, — вспоминал Эдгар Сноу. — У Лянпин [заведующий отделом пропаганды ЦК КПК, знавший английский язык] сидел рядом со мной и переводил мягкий южный диалект Мао, на котором курица, вместо того чтобы быть хорошей упитанной „цзи“, превращалась в романтическое „гхии“, Хунань становилась Фунань, а кружка чая („ча“) звучала как „ца“… Мао все говорил по памяти, и я записывал вслед за ним»12. Автобиографический рассказ Мао вошел затем в книгу Сноу «Красная звезда над Китаем», где был помещен в главе с характерным названием — «Генезис коммуниста». Книга Сноу была впервые опубликована в Лондоне в 1937 году13.

Вот что Мао Цзэдун рассказал о своем детстве и об отце:

«Как крестьяне-середняки… моя семья владела пятнадцатью му [1 му равняется шести с половиной соткам] земли. С этого они могли собрать шестьдесят даней [1 дань — 50 кг] зерна в год. Пять членов семьи в целом потребляли тридцать пять даней, т. е. примерно по семь каждый, что оставляло сверх того ежегодно двадцать пять даней. За счет этого излишка мой отец скопил небольшой капитал и как-то купил семь му земли, что дало семье статус „богатых“ крестьян. Мы могли теперь собирать в год восемьдесят четыре даня риса… У нас… был излишек в сорок девять даней риса каждый год, и на этом мой отец быстро разбогател.

В то время, когда мой отец был крестьянином-середняком, он начал заниматься транспортировкой и продажей зерна, на чем немного подзаработал. Став „богатым“ крестьянином, он большую часть времени отдавал этому бизнесу. Он нанял постоянного батрака, а также заставлял работать в поле своих детей и жену. Я начал работать в поле, когда мне было шесть лет. У моего отца не было деловой конторы. Он просто скупал рис у бедных крестьян, а затем доставлял его в город купцам, от которых получал более высокую плату. Зимой, во время посадки риса, он нанимал еще одного батрака для работы в поле, так что в то время у нас было семь ртов… Он никогда не давал нам денег и кормил весьма скудно… Мне он не давал ни яиц, ни мяса».

Чуть позже Мао, смеясь, добавил: «В семье было две „партии“. Одну представлял отец, „Правящая сила“. Оппозиция состояла из меня, моей матери, брата [имеется в виду Цзэминь; в то время, о котором вспоминал Мао Цзэдун, Цзэтань еще не родился] и иногда даже наемного работника. В „объединенной оппозиции“, однако, существовали разногласия. Моя мать рекомендовала политику непрямой атаки. Она была против любого неприкрытого выражения чувств и попыток открытого восстания против „Правящей силы“. Она говорила, что это не китайский путь… Мое недовольство возрастало. Диалектическая борьба в нашей семье развивалась непрерывно».

Ссоры между отцом и старшим сыном были нередким явлением. Мао мог вступить в яростный спор с отцом даже в присутствии посторонних, что было уже совсем немыслимой дерзостью! В интервью Эдгару Сноу он так сказал об отце: «Я научился ненавидеть его»14.

Экономный отец Мао постепенно выбился в люди. Он уже не покупал больше земли для себя, а скупал закладные на землю других крестьян. Так он смог сколотить довольно солидное состояние — 2–3 тысячи китайских серебряных долларов, что по тем временам было немало для простого деревенского жителя. Большинство китайских крестьян жили в беспросветнейшей нищете. Цинский Китай конца XIX — начала XX века был вообще страной крайне отсталой, дикой, средневековой. Капитализм по существу только зарождался и не определял еще характер общественной жизни. Современные капиталистические предприятия строились где-то далеко от тихой, забытой Богом Шаошани — в Шанхае, Тяньцзине, Ухани, Кантоне. Только в этих нескольких городах жизнь и била ключом. В деревнях же все шло по старинке. Здесь лишь менее десяти процентов населения, к которым как раз и относился отец Мао Цзэдуна, видели в товарном производстве, если использовать выражение Карла Маркса, «nec plus ultra (вершину) человеческой свободы и личной независимости»15. Остальные же ничего хорошего от связей с рынком не ждали, ибо каждый раз, когда дело касалось их отношений с купцами, проигрывали. Осенью для уплаты повинностей простой китаец вынужден был продавать такому же, как отец Мао, скупщику часть своего необходимого продукта по бросовым ценам, а затем весной, когда цены возрастали, выкупать эту же часть у него же с большими потерями, чтобы избежать голода16. Понятно, что купцы, ростовщики и зажиточные крестьяне особой любовью беднейших крестьян не пользовались. Особенно сильную неприязнь к «мироедам», а по существу, к просто деловым и торговым людям, своим хребтом сколачивавшим небольшие состояния, испытывали пауперы и люмпены, то есть бродяги, бездомные попрошайки и прочий сброд[4], составлявшие чудовищную массу населения — приблизительно 40–45 миллионов человек при общей численности Китая в 400 миллионов17. Каждый десятый в цинском Китае был нищим и безработным! Именно они презрительно называли таких крестьян, как отец Мао Цзэдуна, тухао («мироеды»). А поскольку экономическая и социальная жизнь значительной массы населения замыкалась в стабильных местных границах вследствие того, что современные предприятия в городах были малочисленны и не могли предоставить работу всем желающим, пауперы и люмпены наводняли деревни. Здесь некоторые из них могли еще иногда перебиться случайным заработком, особенно в сезон посадки и сбора риса. Но большинству, как всегда, не везло. Толпы оборванных грязных людей бродили по сельским дорогам, прося милостыню. Часто на рыночных площадях можно было видеть крестьян, с тоской смотревших на проходящих. Они предлагали на продажу своих малолетних дочерей, а иногда и сыновей, которых приносили на базар в плетеных ивовых корзинках.

Многие разорившиеся крестьяне становились членами бандитских мафиозных групп, таких как «Триада», и занимались грабежом. А грабили, разумеется, «мироедов», тухао. Бунты, «бессмысленные и беспощадные», были частым явлением не только в Хунани, но и в других провинциях.

Как-то, в холодные зимние дни 1906 года, соседний с Хунанью уезд Пинсян провинции Цзянси, отстоящий от Шаошани всего на каких-то 440 ли, охватило восстание, поднятое тайным обществом «Хунцзян» («Общество благоденствия»). Это общество, являвшееся отделением мощного союза «Хунмэн» («Красное братство»), имело отделения во многих провинциях Южного и Юго-Восточного Китая. Особенно активно оно действовало как раз на границе провинций Хунань и Цзянси, между Шаошанью и Пинсяном. Целями его являлись свержение чужеземной маньчжурской династии Цин, завоевавшей Китай во второй половине XVII века, и восстановление поверженной китайской династии Мин (не случайно оно входило в «Красное братство», ведь красный цвет, как мы уже знаем, — цвет Будды Милофо, покровителя Минской династии). Общество имело тесные связи с другими тайными организациями, такими как «Гэлаохуэй» («Общество старших братьев»), «Тяньдихуэй» («Общество неба и земли»), «Саньдяньхуэй» («Общество трех точек») и, конечно, со знаменитой «Саньхэхуэй» («Триадой»). Члены общества, или иначе «Братства меча», были объединены особым, религиозным, ритуалом, скрытым от непосвященных. Они обязаны были помогать друг другу в любых ситуациях, верили в магические даоские и буддистские заклинания, а также в шаманство и колдовство и практиковали боевые искусства, считая, что серия физических и дыхательных упражнений ушу и цигун делает их неуязвимыми.

4

Паупер (от лат. pauper — бедный) — принятое в социологии определение безработного, нищего человека. Люмпен (от нем. Lumpen — лохмотья) — классическое обозначение деклассированных элементов общества, занимающихся незаконным промыслом (бандитизмом, воровством и т. п.).