Страница 57 из 66
— Это из-за того, что он сделал с твоей мамой? Она болела?
— Да, из-за этого тоже. Нет, мама не болела физически. Просто для нее была невыносима мысль о позоре. Она практически не выходила из своей комнаты, переживая свое грехопадение раз за разом, хотя ее никто в этом не упрекал. Все отлично понимали, что девушка была не в состоянии оказать сопротивление герцогу, бывшему ее сюзереном и имевшему громадную власть и влияние. Впрочем, мы никогда не были с ней особо близки…
— Почему? Ты же ее сын!
— Ты думаешь, для нее это имело значение? Я служил ей вечным напоминанием о ее бесчестье, тем более что с каждым годом я все больше походил на отца. Она никогда не занималась со мной и не уделяла мне время и внимание. Конечно, как всякому ребенку, мне хотелось любви, тепла и ласки. Но моя память сохранила только ее глаза, излучающие холодность, равнодушие и отвращение. А потом она умерла и оставила меня совсем одного.
— У тебя не было других родственников? — влезла я с вопросом.
— Нет. И после ее кончины Стефану пришлось взять меня к себе. Но не из жалости и не из отцовских чувств, как думали многие. В его душе вообще отродясь не бывало жалости, сочувствия, доброты и любви. Зато его интересовали мои плодородные земли, приносившие существенный доход и граничащие с его владениями. Прибрав их к рукам, Стефан обогатился и расширил сферу влияния. На меня ему было откровенно наплевать, и он предпочел бы, чтобы я умер и не отягощал его жизнь своим присутствием. Скорей всего, так бы и случилось, если бы не Ниала, принявшая меня под свое крылышко и отдавшая всю нерастраченную любовь.
Тут Кондрад отвлекся и спросил:
— Ты никогда не задавалась вопросом, почему я так трепетно отношусь к Ниале? Отчего матушке единственной дозволено мною командовать?
Никогда этого не замечала, но, может быть, оно так и было, а я чудовищно невнимательна. Поэтому на всякий случай отрицательно помотала головой. И он продолжал:
— Именно она, заменившая мне мать, по-настоящему заботилась и волновалась о никому не нужном мальчишке, жившем в хлеву и питавшемся объедками. Именно она всегда защищала маленького бастарда, которого многие норовили пнуть, ударить и обидеть в угоду Стефану. И она единственная вопреки всему не позволила мне озлобиться и превратиться в кровожадное чудовище, мечтающее отомстить всем и каждому за свои унижения.
Кондрад замолчал и прикрыл глаза, полностью отдавшись во власть воспоминаний. Мне, с рождения окруженной любовью и заботой близких, было непонятно, как можно так обращаться с ни в чем не повинным ребенком, и было ужасно больно за Кондрада. Сжав его руку в ладонях, я тихо сказала:
— Может быть, не стоит ворошить прошлое?
Мужчина открыл затуманенные воспоминаниями глаза и, невесело усмехнувшись, спросил:
— Жалеешь?
Я отрицательно покачала головой:
— Сочувствую.
Меня крепко прижали к себе и тихо сказали:
— Спасибо тебе за то, что ты есть — маленькое, храброе, справедливое сердечко. Но я хочу объясниться сегодня и не оставлять никаких недоговоренностей и недомолвок на будущее. Не хочу разрушить ими нашу жизнь, так что прости за столь грустное и тоскливое повествование, но я все же закончу.
— Я, собственно, за тебя переживаю, — сказала я, растекаясь от ласки.
— Переживу как-нибудь, — заверил меня муж. — Когда подрос, то стал много времени проводить на тренировочной площадке, наблюдая за воинами. Заметив мое любопытство, Ниала отвела меня к Гайру, согласившемуся меня тренировать. С того дня моя жизнь начала обретать смысл: всю свою злость, ярость и обиду я вкладывал в обучение. Тренировки заполнили всю мою жизнь и спасали от тоски. А потом…
Поднявшись с диванчика, он подошел к окну и долго смотрел на падающий снег. Я не беспокоила его, давая собраться с мыслями. Немного погодя он, не оборачиваясь, начал говорить:
— Знаешь, я далеко не сентиментальный человек. Для меня не существует каких-то бережно хранимых воспоминаний. Но ту часть моей жизни забыть сложно. Когда в ней появилась Киара… Юная, тоненькая белокурая девочка с большими, доверчиво смотрящими на мир синими глазами. Я видел, как меняется ее взгляд, становясь из доверчивого забитым и запуганным. Мне казалось, мы с ней родственные души, лишние в этом замке. Через некоторое время мы сблизились. Сблизились настолько, что я не мог себе представить жизни без нее. Чистая, платоническая юношеская любовь.
Вдруг Кондрад резко развернулся ко мне, продолжая говорить:
— Мы даже не помышляли о плотских утехах, нам просто было хорошо и уютно вместе. Но Стефан решил, что это адюльтер, и, однажды застав нас вместе, безжалостно наказал Киару, обвиняя, в супружеской измене и выказывая свою жестокую натуру, а меня приказал отвести на конюшню, где позднее спустил с меня шкуру. Он избивал меня так, как будто хотел убить, запороть насмерть. И если бы не повисшие на его руках Гайр с ребятами, кто знает, чем бы все закончилось. После этого он распорядился бросить меня умирать без помощи в темницу. Почему он все же позднее прислал лекаря, неизвестно никому, кроме него. Но лекарь оказался беспомощным… или хотел казаться таковым. А впрочем… — Он остановился, о чем-то задумавшись.
— Скорей всего, я излишне подозрителен. Стефан располосовал мою спину практически до костей, и, впадая в беспамятство, я понимал, что скорей всего умру. Уже из последних сил взмолился, обращаясь к своему покровителю, богу войны. И он откликнулся на мой зов. Боги ничего не дают даром — мы заключили соглашение. Он оставил мне жизнь и даровал удачу в военном деле, но забрал возможность любить и быть счастливым, объясняя, что чувства лишь вредят полководцу. Я же обещал увеличить количество его храмов. Тогда мне казалось, что жизнь в обмен на любовь — нормальная сделка, не понимая, на что себя обрекаю в будущем. Неудивительно! Что я знал о любви, будучи практически всеми отвергнутым? Ничего, кроме того, что она приносит боль и одиночество. Так что обмен мне показался честным. Провалявшись три недели, я быстро поправился, и Стефан предложил мне покинуть замок и пройти обучение в армии. Естественно, я с радостью согласился уехать от ненавистного мне герцога.
Кондрад опять замолчал, переводя дух, а я воспользовалась возникшей паузой и спросила:
— Может, ты хочешь пить?
— Не отказался бы от бокала вина, если можно, — улыбнулся муж и добавил: — Вот только боюсь, ты снова буянить начнешь.
Смутившись, я послала ему грозный взгляд и отправилась на кухню. Пока варила себе кофе, на кухню выполз Егор и с подозрением на меня уставился:
— И как это понимать?
— Что понимать? — ответила я, шуруя по ящикам в поисках спиртного.
— Почему ты здесь, а он там? И что ты с таким упорством ищешь?
— Мы разговаривали… Я вот кофе захотела, а ему вино ищу. Ты знаешь, где у мамы заначка? — ответила я, не прекращая своего занятия.
— Я так и знал, — мрачно заметил Егор. — Ты любого мужика до алкоголизма доведешь и глазом не моргнешь. Чем ты его достала?
— Господи, — закатила я глаза, — и это мне говорит родной брат! Ничем я его не достала, просто он мне о своем прошлом рассказывает. Да и принято у них вино вместо воды пить.
— Ну, если о прошлом и принято, тогда пошли, — смягчился Егор и вразвалку отправился к себе в комнату, где вручил бутылку красного грузинского вина.
— На, для себя берег, но для тебя не жалко, — смущенно поведал он мне в ответ на благодарность и вручил два бокала.
Уже около двери я услышала его замечание: — Классный у него мир, если они вино словно воду дуют.
Да уж, Егору там точно было бы комфортно! Смотавшись к себе и вручив Кондраду вино и бокалы, вернулась на кухню и принесла себе оттуда кофе. Мы расположились на кровати поверх покрывала, пододвинув прикроватный столик поближе. Надо заметить, что кровать у меня полуторная, но после того как на ней устроился муж, она показалась мне маленькой и узкой. Умеют все же некоторые мужчины заполнять собой все пространство! Получив мой категорический отказ от участия в санкционированном пьянстве, муж понимающе усмехнулся и, налив лишь себе, продолжил рассказ: