Шок будущего

Подобные требующие воображения исследования возможных будущих углубили бы и обогатили наше научное изучение вероятных будущих. Они бы заложили основу радикального дерзкого расширения временного горизонта общества. Они помогли бы нам применить социальное воображение к будущему самой футурологии.

Действительно, имея такую подготовку, мы должны начать увеличивать число ощущающих будущее научных организаций общества. Научные футурологические институты должны быть вставлены, подобно узлам в неплотной сети, во всю правительственную структуру технологических обществ, чтобы в любом учреждении, местном или национальном, был штат людей, систематически занимающихся внимательным изучением вероятного долгосрочного будущего в своей определенной области. Футурологов следовало бы прикомандировать к каждой политической партии, университету, корпорации, профессиональной ассоциации, профсоюзу и студенческой организации.

Нам нужно обучить тысячи молодых людей представлениям и техникам научной футурологии, предлагая им принять участие в волнующем предприятии составления карты вероятного будущего. Нам нужны также национальные службы, предоставляющие местным сообществам техническую помощь в создании собственных футурологических групп. И нам нужен такой же центр, может быть, финансируемый совместно американскими и европейскими фондами, чтобы помочь зарождающимся футурологическим центрам в Азии, Африке и Латинской Америке.

Мы мчимся между повышающимися уровнями неопределенности, порожденной ускорением перемен и потребностью в разумно точных образах того, что в любой момент является наиболее вероятным будущим. Создание достоверных образов наиболее вероятного будущего, таким образом, становится делом величайшей национальной — а в действительности интернациональной — важности.

Когда весь земной шар будет испещрен сенсорами будущего, мы могли бы обдумать создание международного института, всемирного банка данных будущего. Такой институт, укомплектованный видными представителями естественных и социальных наук, имел бы своей целью сбор и систематическую интеграцию прогнозирующих отчетов, созданных учеными и обладающими воображением мыслителями всех интеллектуальных дисциплин во всем мире.

Конечно, работники такого института знали бы, что они никогда не смогут создать одну статическую схему будущего. Продуктом их усилий была бы постоянно меняющаяся география будущего, все время создаваемый вновь образ, основанный на лучшем из прогнозов. Мужчины и женщины, занимающиеся этой работой, знали бы, что нет ничего определенного; они знали бы, что должны работать с неадекватными данными; они бы оценивали трудности, присущие исследованию не нанесенных на карты территорий завтрашнего дня. Но человек всегда знает о будущем больше, чем он когда — либо пытался формулировать и интегрировать каким — либо систематическим или научным способом. Попытки собрать эти знания вместе породили бы интеллектуальное усилие — одно из самых крупных в истории по числу участников и одно из самых значимых.

Только когда те, кто принимает решения, будут вооружены лучшими прогнозами будущих событий, когда в результате последовательных приближений мы увеличим точность прогноза, наши попытки управлять переменами заметно улучшатся. Ведь разумно точные предположения о будущем являются предварительным условием понимания потенциальных последствий наших собственных действий. А без такого понимания управление переменами невозможно.

Если гуманизация планировщика — это первый этап в стратегии социального футуризма, то расширение нашего временного горизонта — второй этап. Чтобы перешагнуть технократию, нам нужно не только выйти за пределы своего экономического филистерства, но расширить кругозор до более отдаленного будущего, как вероятного, так и возможного.

ПРЕДВАРИТЕЛЬНАЯ ДЕМОКРАТИЯ

Однако в конечном счете социальный футуризм должен вклиниться даже глубже. Ведь технократы страдают не только экономомышлением и близорукостью, они также страдают от вируса элитизма. Чтобы взять под контроль перемены, мы поэтому должны требовать окончательного, радикального разрыва с технократической традицией: нам понадобится революция в самом способе, которым мы формулируем свои социальные цели. Повышение новизны делает неуместными традиционные цели наших основных институтов — государства, церкви, корпорации, армии и университета. Ускорение порождает более быструю текучесть целей, увеличивает временность задач. Разнообразие или фрагментация ведет к неумолимому увеличению количества целей. Увязшие в этой болтающейся, создающей мешанину целей среде, мы, шокированные будущим, шатаясь, бредем от кризиса к кризису, преследуя неразбериху противоречащих друг другу и отменяющих самих себя целей. Нигде это не видно так ярко, как в наших жалких попытках управлять городами. Жители Нью — Йорка в течение короткого промежутка времени страдали от кошмарной последовательности бедствий: нехватки воды, забастовки метро, расового насилия в школах, студенческого восстания в университете Колумбии, забастовки мусорщиков, нехватки жилья, забастовки бензоколонок, аварии телефонной сети, забастовки учителей, отключения электроэнергии, и это далеко не все. В здании муниципалитета, как в тысячах зданий муниципалитетов во всех высокотехнологичных странах, технократы бросаются с пожарным рукавом от одного пожара к другому без малейшего подобия внятного плана или политики относительно городского будущего.

Не то чтобы никто не планирует. Напротив, в этом бурлящем социальном вареве технократические планы, субпланы и контрпланы так и сыплются. Они требуют новых шоссе, новых дорог, новых силовых установок, новых школ. Они обещают лучшие больницы, жилье, центры психического здоровья, программы социальных пособий. Но планы отменяют друг друга, противоречат друг другу или случайно подкрепляют друг друга. Мало какие из них логически связаны друг с другом и ни один не связан с каким — либо общим образом предпочтительного города будущего. Никакое видение — утопическое или иное — не снабжает энергией наши усилия. Никакие рационально интегрированные цели не вносят порядка в хаос. Отсутствие ясной политики отмечается в равной мере на национальном и интернациональном уровнях и опасно вдвойне. Мы не просто не знаем, какие преследовать цели, будучи городом или государством. Беда кроется глубже. Ведь ускоряющиеся перемены делают устаревшими методы, которыми мы добивались социальных целей. Технократы еще не понимают этого и, реагируя на кризис целей по типу коленного рефлекса, они тянутся за проверенными и подлинными методами прошлого.

Так, скачкообразно, ошеломленное переменами правительство будет пытаться публично определять свои цели. Инстинктивно оно создает комиссию. В 1960 г. президент Эйзенхауэр использовал среди прочих генерала, судью, парочку промышленников, нескольких президентов колледжей и профсоюзного лидера, чтобы «разработать широкий спектр скоординированных национальных политик и программ» и «поставить ряд целей в различных сферах национальной деятельности». В свое время появилась книга в красно — бело — синей бумажной обложке: доклад «Цели американцев»[353]. Ни комиссия, ни ее цели не оказали ни малейшего воздействия на общество и политику. Бог перемен продолжал кружить над Америкой, не задетый, так сказать, управляющим умом.

Намного более значительное усилие по приведению в порядок правительственных приоритетов было инициировано президентом Джонсоном в его попытке применить PPBS (Системы планирования, программирования и ассигнований) ко всему федеральному истеблишменту. PPBS — это метод намного более тесного и рационального связывания программ с организационными целями. Так, например, применяя его, Департамент здравоохранения, образования и социальных пособий может оценивать издержки и выгоды альтернативных программ для достижения определенных целей. Но кто определяет эти более крупные, более важные цели? Введение PPBS и системного подхода — крупное правительственное достижение. Оно имеет первостепенную важность в управлении крупными организационными усилиями. Но оно оставляет полностью незатронутым глубоко политический вопрос о том, как прежде всего следует выбирать общие цели правительства или общества.

353

Доклад президента Эйзенхауэра о комиссии по целям см.: в (313). Пит. с. xi.