Драконы зимней ночи

– Каков же этот способ, государь Дерек? – спросил он с подчеркнутой учтивостью.

– Вы с Гунтаром воображаете, что победили меня, – Дерек пропустил его вопрос мимо ушей. Он говорил негромко, но голос дрожал от ярости. – Рано вздумали радоваться! Одно героическое деяние – и Рыцарство у меня вот где! – Рука Дерека в блестящей кольчужной перчатке сжалась в кулак. – И вам с Гунтаром – конец!

Взмах кулака подкрепил эти слова.

– Мне-то казалось, мы воюем с драконидами, – сказал Стурм.

– Меня тошнит от твоей болтовни! – зарычал Дерек. – Хоть бы ты подавился своим рыцарством. Светлый Меч! Ты, должно быть, немало за него выложил. Что ты пообещал эльфийке за ее ложь? Замужество, небось? Прикрыть грех?

– Мера запрещает мне поединок с тобой, – сказал Стурм. – Но и слушать, как ты оскорбляешь женщину, столь же добродетельную, сколь бесстрашную, я не намерен!

И он повернулся, чтобы уйти.

– Нет, постой!.. – выкрикнул Дерек. Прыгнув вперед, он схватил Стурма за плечо и рванул назад. Стурм крутанулся к нему, опуская руку на меч. Дерек тоже потянулся к оружию; казалось, еще миг – и Мера будет забыта. Флинт успел вмешаться и удержать друга. Стурм тяжело перевел дух и убрал руку с рукояти меча.

– Говори, Дерек, о чем собирался! – голос его готов был сорваться.

– Я говорю, что тебе конец. Светлый Меч. Утром я выведу Рыцарей в поле. Хватит отсиживаться в каменном мешке! Завтра к вечеру мое имя станет легендой!

Флинт встревоженно посмотрел на Стурма: от лица рыцаря отхлынула вся кровь.

– Дерек, ты сошел с ума, – тихо выговорил Стурм. – Их там тысячи! Они же от вас мокрое место оставят!

– На которое ты с удовольствием полюбовался бы, верно? – хмыкнул Дерек насмешливо. – Будь готов выступить на рассвете, Светлый Меч!

Тем временем Тассельхоф – продрогший, голодный и полумертвый от скуки – пришел к выводу, что лучший способ хотя бы на время позабыть о сосущей пустоте в желудке – это исследовать крепость. Уж верно, думалось Тасу, здесь полным-полно тайников с самыми замечательными вещичками. И уж во всяком случае, здание это – самое странное из всех, какие он вообще видел! Башня Верховного Жреца высилась на скалах на западном склоне перевала Западные Врата, единственного более-менее проходимого каньона, пересекавшего хребет Хаббакук, который отделял Восточную Соламнию от Палантаса. Повелителю Драконов было отлично известно, что всякий, вздумавший достичь Палантаса иным путем, должен был либо пропутешествовать многие сотни миль в обход гор, либо пересечь пустыню, либо сесть на корабль. Корабль же, достигший Врат Паладайна, был бы с легкостью расстрелян из катапульт, сработанных гномами и способных метать огонь. Башня Верховного Жреца была выстроена в Век Силы. Флинт был отличным знатоком архитектуры той эпохи – еще бы, ведь большинство тогдашних строений было возведено его соплеменниками. Но Башню задумывали и строили не они. Флинт не уставал задаваться вопросом, кем вообще мог быть тот неведомый зодчий. Явствовало одно: свои чертежи он рисовал то ли с похмелья, то ли вовсе в припадке безумия.

Подножие Башни окружал восьмиугольник внешней стены с башенкой на каждом углу. Внутренняя стена также имела форму восьмиугольника, служившего фундаментом великому множеству башенок и контрфорсов, вздымавшихся все выше и выше; венчала их собственно Башня.

Устройство крепости, таким образом, было самым обычным. Что поражало гнома, так это полное отсутствие внутренних защитных рубежей. К тому же внешнюю стену прорезали не одни, а целых трое ворот – что было глупостью поистине вопиющей, особенно если учесть, сколько народу требовалось для их обороны. Каждая пара стальных створок раскрывалась в узкий двор, в дальнем конце которого красовалась опускная решетка, за которой начинался просторный коридор. И, – хоть плачь, хоть смейся, – три коридора сходились в самом сердце Башни!..

– Еще бы табличку повесили для врагов – «приходите чаек пить»,

–возмущался гном. – Может, и есть более дурацкий способ строить крепости, но лично я не видал!

Изначально Башня охраняла перевал, а не запирала его. Позже палантасцы выстроили дополнительные сооружения, перегородившие проход. В них-то, а не в самой Башне, и жили теперь рыцари и пехота.

В Башню не входила ни одна живая душа. Для Рыцарей она была свята, а посему – неприкосновенна. Лишь Верховный Жрец имел право входить в нес, а поскольку таковой отсутствовал, рыцари готовы были до единого полечь на стенах, но войти в священные залы им и в голову не приходило.

А вот Тассельхофу – пришло.

Ненасытное любопытство и голод заставили Таса пуститься в путь по внешней стене. Рыцари, стоявшие на страже, провожали его беспокойными взглядами, придерживая одной рукой меч, другой – кошелек. Но стоило ему проследовать мимо, как воины о нем забывали, и вскоре Тас незамеченным спустился по каменной лестнице в один из внутренних двориков.

Здесь не было ничего, кроме теней. Ни стражи, ни факелов. Широкие ступени вели к опускной решетке. Тас взбежал по ступеням к огромной, зияющей арке и сунул любопытный нос между стальными прутьями. Ничего!

Тас вздохнул. Тьма там, внутри, стояла чернильная – ну прямо что твоя Бездна.

С досады он дернул решетку вверх – в основном по привычке, безо всякой надежды, ибо для того, чтобы поднять ее, требовался добрый десяток рыцарей. Иди Карамон.

Каково же было изумление кендера, когда решетка мерзко заскрипела – и пошла вверх! Тас поспешно вцепился в нее, заставив остановиться. И со страхом оглянулся на бастионы – не слышал ли кто, не мчится ли к нему с топотом весь гарнизон… Но рыцари, похоже, прислушивались только к урчанию своих пустых желудков.

Тас снова занялся решеткой. Между острыми железными зубьями и каменной кладкой образовался небольшой промежуток – небольшой, но вполне достаточный для маленького и юркого кендера. Тас не стал попусту терять время, обдумывая возможные последствия. Распластался на земле – и проскользнул внутрь.

Он стоял посреди длинного и широкого – футов пятьдесят от стены до стены

– зала. Впереди была все та же непроглядная тьма, но Тас заметил в стенных скобах старые факелы и после нескольких безуспешных попыток допрыгнул до одного из них. Завладев факелом, он зажег его при помощи трутницы Флинта, попавшей неведомыми путями в один из его кошелей.

Теперь гигантский зал был виден во всех подробностях. Он действительно тянулся прямо вперед, к самому центру Башни. Странные колонны, смахивавшие на зубы, тянулись вдоль стен. Заглянув за одну из них, Тас не увидел ничего, кроме непонятно для чего предназначенной ниши. Больше в зале ничего не было. Разочарованный Тас зашагал дальше, надеясь рано или поздно найти что-нибудь интересненькое, и вскоре набрел на вторую решетку – к его вящему разочарованию, уже поднятую. «Все, что слишком просто, обыкновенно не окупает возни», – гласила старая кендерская поговорка. Тас миновал решетку и вышел в другой зал, поуже первого, футов этак в десять шириной. Те же странные зубчатые колонны стояли вдоль его стен.

Нет, зачем все же строить крепость, войти в которую – раз плюнуть, недоумевал Тас. Наружная стена была куда как внушительна, но, одолев ее, пятерка пьяных гномов вполне справилась бы со всем остальным… Тас посмотрел вверх. Ого! Потолок находился на высоте не менее тридцати футов! Для чего, спрашивается?

Может, рыцари тех времен были настоящими великанами, размышлял Тас, обходя зал кругом, заглядывая в раскрытые двери и пустые углы… В дальнем конце зала его ждала третья решетка. Она заметно отличалась от двух предыдущих и была столь же необычна, как и сама Башня. Она состояла из двух половин, сходившихся посередине! Но самое забавное, что как раз посередине была прорезана изрядная дырка!..

Проникнув в нее, Тас попал в комнату еще меньших размеров. В противоположной стене виднелись здоровенные двустворчатые стальные двери. Толкнув их на всякий случай, он с некоторым удивлением убедился, что они были заперты. А что же тогда решетки?.. Впрочем, они ничего не защищали… Ладно, по крайней мере здесь было кое-что, способное отвлечь его от мук голода. Забравшись на каменную скамью, Тас вставил факел в стенную скобу и принялся перетряхивать свои кошели. Наконец в руках у него оказался набор отмычек – необходимая принадлежность кендера, свято чтившего древнюю мудрость своего племени: «Замок в двери оскорбляет ее, ибо попирает самое ее предназначение».