Драконы зимней ночи

– Прости, я совсем не хотел испугать тебя, – виновато проговорил Гилтанас. – Но что же было дальше? Что ответил ей Паладайн?

Сильвара глубоко вздохнула.

– Паладайн пообещал исполнить ее желание… Но с одним условием, и страшным было это условие. Он открыл перед ними будущее, и они увидели: если она останется драконицей, им с Хумой даровано будет Копье и силы для победы над драконами Тьмы. Если же она сделается человеком, они с Хумой будут жить долго и счастливо как муж и жена – но власть над миром обретут силы Зла. Тогда Хума поклялся отдать все – даже свое рыцарство и свою честь – за счастье вдвоем с любимой. Но свет померк для него при этих словах, и, плача, он понял, какой ответ даст. Нельзя, чтобы драконы Тьмы правили миром… А серебряная река, говорят, возникла из слез несчастной драконицы, которые она пролила, когда Хума покинул ее, отправившись на поиски Копья…

– Хорошая сказка, только уж больно печальная, – зевнул Тассельхоф. -Ну и что, вернулся к ней Хума? Как там насчет счастливого конца?

– Историю Хумы счастливой не назовешь, – сказал Стурм, неодобрительно хмурясь. – Он с величайшей славой пал в битве: сразил предводителя драконов, но и сам получил смертельную рану. Я слышал, однако, – добавил рыцарь задумчиво, – что в последний свой бой Хума летел верхом на Серебряной Драконице…

– Тот рыцарь в замке Ледяной Стены тоже сидел на серебряном драконе! – радостно встрял Тас. – И он отдал Сту… Рыцарь немедленно ткнул его в спину, и кендер запоздало припомнил, что это было вроде как секретом.

– Серебряная Драконица? – пожала плечами Сильвара. – Не знаю. Мой народ вообще-то немного знает о Хуме. Он, в конце концов, был человеком. Я думаю, и легенда-то сохранилась у нас потому лишь, что связана с рекой, которую мы любим, которой мы доверяем своих умерших… Тут один из Каганести указал пальцем на Гилтанаса и резко сказал что-то Сильваре. Гилтанас, ничего не понимая, вопросительно посмотрел на нес, и девушка улыбнулась:

– Он спрашивает, действительно ли ты слишком знатен, чтобы грести? В этом случае вашему сиятельству предоставляется плыть… Гилтанас улыбнулся в ответ. Щеки молодого вельможи вспыхнули, он поспешно подхватил весло и взялся за работу.

К концу дня даже Тассельхофа вновь засадили грести, но, несмотря на все их усилия, лодки медленно и с трудом продвигались вверх по реке. Ко времени вечернего привала у каждого болели все мышцы, а на руках кровоточили мозоли. Сил едва хватило на то, чтобы втащить лодки на берег и укрыть их в кустах.

– Как ты думаешь, мы оторвались от погони? – устало спросила Лорана у кузнеца.

– Смотри сама, – Терос указал вниз по течению.

В сгущавшихся сумерках на воде были едва различимы темные точки. Они были еще далеко, но Лоране сделалось ясно – хорошенько выспаться не удастся. Между тем один из Каганести тоже подошел к кузнецу и что-то сказал ему, указывая назад. Терос кивнул.

– Не волнуйся, до утра нам ничто не грозит, – сказал он Лоране. – Им тоже придется причалить. Никто не дерзает плавать ночью по этой реке, даже Каганести, наизусть знающие каждую излучину и каждый топляк… Еще он говорит, что мы заночуем здесь, на берегу, ибо ночами по лесу бродят странные существа – люди с головами ящериц. Завтра мы постараемся уйти как можно дальше на лодках, но скоро нам придется расстаться с рекой и идти пешком…

– Спроси его: не поможет ли нам его племя отделаться от Квалинести, которые нас преследуют? – обратился к Теросу Стурм. – Мы ведь пойдем по их землям… Кузнец говорил на языке Диковатых Эльфов с изрядным акцентом, но, по-видимому, понятно. Каганести выслушал его и покачал головой. Он выглядел настоящим дикарем, и Лорана начала понимать, почему ее племя считало этот народ чем-то вроде животных. Черты лица его изобличали давнюю примесь человеческой крови, и, хотя борода у него и не росла – для этого доля человеческого в нем была слишком мала, – этот эльф живо напомнил ей Таниса. Та же быстрая, решительная речь, такое же сильное, мускулистое тело, такие же выразительные жесты… Воспоминания нахлынули на нее, вынудив отвернуться.

– Он говорит, – переводил тем временем Терос, – что Квалинести, следуя требованиям этикета, должны будут обратиться к старейшинам с просьбой о позволении войти в их земли, чтобы разыскивать нас. По его словам, старейшины скорее всего разрешат, а может быть, еще и помощь предложат. Присутствие на Южном Эрготе людей устраивает их еще меньше, чем нашествие других эльфийских племен… Более того, – медленно проговорил Терос, – он ясно дал мне понять: все, что они для нас сейчас делают, они делают из благодарности за мои прежние заслуги и еще ради того, чтобы помочь Сильваре.

Лорана немедленно нашла глазами дикарку… Сильвара стояла у края воды, о чем-то разговаривая с Гилтанасом.

Терос заметил напряжение на лице Лораны и, посмотрев на молодого вельможу, увлеченно беседовавшего с девушкой, безошибочно угадал чувства дочери правителя.

– Странно мне видеть ревность той, которая, по слухам, убежала из дому, чтобы стать возлюбленной моего друга, Таниса Полуэльфа, – заметил кузнец. – А я-то думал, ты, Лорана, не такая, как остальной твой народ… – Вот и неправда! – перебила Лорана, чувствуя, как жарко вспыхнули щеки. – Я не возлюбленная Таниса… Хотя дело даже не в том. Ну не доверяю я этой девчонке, и все тут! Больно уж охотно она вызвалась нам помогать. Почему бы?

– Может, все дело в твоем брате?

– Он – эльфийский вельможа… – сердито начала было Лорана… И замолчала, осознав то, что собиралась сказать, и в результате спросила совсем о другом: – Что тебе известно о ней?

– Немногое, – ответил Терос, глядя на Лорану с непонятным разочарованием, которое столь же непонятным образом рассердило ее. – Я знаю только, что Каганести очень уважают и любят ее, и в особенности за ее искусство целительницы.

– А за шпионское? – ровным голосом спросила Лорана.

– Их народ борется за то, чтобы выжить, и делает то, что для этого необходимо, – ответил Терос сурово. И добавил, помолчав: – А уж какую речь ты закатила тогда на берегу, Лорана! Я почти поверил… Повернулся и ушел помогать Каганести прятать лодки, а Лорана осталась беспомощно кусать губы: стыд, гнев и досада выжимали слезы из глаз. Неужели Терос был прав, и она, Лорана, в глубине души попросту считала, что Сильвара недостойна внимания ее брата?.. Вот так и сам Гилтанас относился к Танису. В чем разница?

«Прислушивайся к своим чувствам», – однажды посоветовал ей Рейстлин. Все правильно, но в этих самых чувствах сперва следовало разобраться. Неужели любовь к Танису так ничему ее и не научила?

Лорана покопалась в себе и наконец решила, что беспокоило ее именно то, о чем она и сказала Теросу Было что-то в Сильваре, что определенно не внушало ей доверия, и их с Гилтанасом взаимная склонность была тут ни при чем. Жаль, что Терос не понял ее. Она последует совету волшебника и послушается внутреннего голоса.

Она будет внимательнее присматривать за Сильварой.

5. СИЛЬВАРА

Каждая жилка в теле Гилтанаса настоятельно требовала отдыха. Он только и мечтал скорее залезть под одеяло. Но, добравшись наконец до постели, молодой эльф обнаружил, что не может уснуть. Он долго лежал с открытыми глазами, глядя в небо. Штормовые облака еще висели над головой, но их уже начинал отгонять западный ветер, ощутимо пахнувший морской солью. Понемногу проглядывали звезды, а один раз появилась даже алая луна: словно свеча вспыхнула в небе, но облака тотчас же снова ее поглотили. Юноша попробовал устроиться поудобнее… И крутился с боку на бок, пока окончательно не разорил свое ложе. Пришлось сесть и выпутываться из одеяла. После этого он оставил бесплодные попытки уснуть, решив, что, верно, твердая, прихваченная морозцем земля всему виной.

Однако ни у кого из его спутников, похоже, бессонницы не было, только у него одного. Лорана крепко спала, по детской привычке подсунув под щеку ладонь. Как странно она ведет себя последнее время, подумалось Гилтанасу. Но, с другой стороны, можно ли винить ее? Она всем пожертвовала ради того, что считала необходимым исполнить: доставить Око на Санкрист. И если до побега отец, пожалуй, еще мог принять ее назад в лоно семьи, то теперь она навеки стала изгоем… Гилтанас вздохнул. А я сам, сказал он себе. Я же хотел, чтобы Око осталось в Квалин-Мори. Я считал, что отец прав… Ой ли?