Драконы Пропавшей Звезды

Палин спрятал руки в просторных рукавах своего одеяния.

— Ну, и где же ваш дух пребывал сейчас?

— О, я странствовал по Ансалону, — ответил Даламар. — Знакомился с вашей фантастической историей путешествия в прошлое.

— Историей? Но не я вам рассказал эту историю, — желчно заметил Палин. — От меня вы не услышали об этом ни одного слова. Значит, вы виделись с Йенной. Это она вам все рассказала. А еще говорила, что не видела вас долгие годы.

— Она сказала вам чистую правду, Маджере, уверяю вас. Но не всю правду. Она действительно не видела меня, она только слышала мой голос. Это произошло совсем недавно — мне понадобилось встретиться с нею после того ужасного шторма, что пронесся над Ансалоном, и я вызвал ее.

— Я спрашивал, знает ли она, где вас можно найти.

— И она сказала вам чистую правду. Она не знает, где меня можно найти. Я никогда не рассказывал ей об этом. И она никогда не бывала здесь. Впрочем, здесь никто не бывал. Вы — первый, и поверьте мне, — брови Даламара сердито насупились, — если бы вы не оказались в столь критических обстоятельствах, то и вас бы здесь не было. Я не большой любитель веселых компаний. — Глаза Даламара зло блеснули.

Палин хранил молчание, не вполне понимая, верить сказанному или нет.

— Ради всего святого, бросьте так смешно дуться, Маджере. — Эльф не совсем правильно истолковал молчание Палина. — Это не подобает человеку вашего возраста. Сколько вам лет? Шестьдесят? Семьдесят? Сто? С вами, людьми, этого никогда толком не понять. По-моему, вы выглядите на добрую сотню лет. Что же касается «предательства» Йенны, то для вас и кендера оно послужило спасением, ибо, не займись я вами, вы бы сейчас были вверены нежным заботам Берилл.

— Не пытайтесь, пожалуйста, уязвить меня намеками на мой преклонный возраст, — спокойно отозвался Палин. — Я знаю, что сильно постарел. Для людей такой процесс естествен. Но не для эльфов. Взгляните в зеркало, Даламар. Годы потрудились над вашей внешностью куда больше, чем над моей. А гордость? — Он пожал плечами. — С гордостью я расстался давным давно. Видите ли, когда твоей магии не хватает даже на то, чтобы вскипятить чашку утреннего чая, гордость — это непозволительная роскошь. Почему-то мне кажется, что вы легко меня поймете.

— Возможно, и пойму. Я знаю, что сильно изменился. Та битва, которую я вел против Хаоса, отняла у меня не одну сотню лет, но я примирился с этим. В конце концов я вышел из нее победителем. Победителем — и побежденным. Я одержал победу в войне, но потерпел поражение от того, что последовало за нею. Потеря магии... Я рисковал жизнью ради нее, — продолжал Даламар, тон его стал бесцветным и равнодушным. — За обладание магией я бы легко расстался с жизнью. И что же? Магия покинула нас, как покинули нас Боги. Они оставили меня осиротевшим, беспомощным, бессильным. Обыкновенным. — Даламар горько вздохнул. — А ведь я всем пожертвовал ради магии — родиной, соотечественниками, близкими... Я считал, что совершил выгодную сделку. Моя жертва была вознаграждена. Но награда выскользнула из моих рук, и я остался ни с чем. На потеху всему миру.

Именно тогда до меня дошли слухи о том, что Келлендрос Синий намеревается захватить мою Башню. О том, что Рыцари Тьмы готовятся напасть на нее. На мою Башню! — прорычал Даламар, сжав кулаки, но тут же совладал с собой и хрипло расхохотался. — Скажу вам больше, Маджере, даже пара овражных гномов смогла бы отнять у меня мое сокровище — у меня не было бы сил остановить их. У меня, некогда самого могущественного мага на всем Ансалонском континенте! Да, как вы только что удачно выразились, теперь я не смог бы даже согреть себе чашку чая.

— Но вы не один такой. — Палин не мог вызвать в себе сочувствие. — Мы все ощутили это на себе.

— Нет! — Голос Даламара возвысился до крика. — У вас все было по-другому. Вы ничем не жертвовали ради магии! У вас были мать и отец, жена и дети.

— А у вас была Йенна, — возразил Палин. — Она любила вас.

— Любила? — Лицо эльфа исказила насмешливая гримаса. — По-моему, мы всего лишь использовали друг друга. И, уж во всяком случае, она никогда не понимала меня. Она была в точности как вы, полна надежд и оптимизма, присущих вам, людям. Почему вы такие? Почему вы продолжаете на что-то надеяться, когда уже совершенно ясно, что никаких оснований для надежды нет? Я больше не мог выносить пошлость и заурядность Йенны, мы поссорились, и она оставила меня. Я больше не нуждался в ней. Я ни в ком не нуждался. Мне нужно было лишь спасти мою драгоценную Башню от этих распухших червей, и я сделал то, что должен был сделать. Единственный способ спасти ее состоял в том, чтобы убедить всех, будто она разрушена И я добился этого. Башня уцелела. Никому не известно, где она находится. И никто никогда этого не узнает, если я не захочу.

— Но передвинуть Башню совсем не то же самое, что вскипятить чашку чая. Для этого, несомненно, потребовалось огромное количество энергии, — заметил Палин. — Должно быть, вы сохранили в себе часть прежней магической силы.

— Нет, уверяю вас, во мне не сохранилось ни крупицы ее. — Страстный порыв эльфа угас. Он едва мог говорить. — Я был так же опустошен, как и вы. — Тут он обратил на Палина пронизывающий взгляд: — Как и вы, я понимал, что магия еще существует в мире, просто ее надо уметь искать.

Палин избегал настойчивого взгляда эльфа.

— Не понимаю, о чем вы. Я рыскал по свету в поисках стихийной магии...

— Но не один. Вам помогали в этих поисках. Я знаю это, потому что точно так же помогали и мне. Странная личность, именуемая Темным Чародеем.

— Да! — Палин был изумлен. — Некто в сером плаще с капюшоном, под которым было не разобрать, мужчина это или женщина. С голосом мягким и одновременно глубоким.

— И вы никогда не видели его лица?

— Нет, видел. В своей последней ужасной битве я увидел, что это женщина. Она была агентом драконицы Малистрикс.

— Да? — Даламар удивленно поднял бровь. — А я в своей «последней ужасной битве» увидел, что Темный Чародей — это мужчина, агент дракона Келлендроса, насколько мне известно, оставившего этот мир и устремившегося на поиски души своей покойной госпожи Китиары.

— Этот Чародей учил вас стихийной магии?

— Нет, — неохотно ответил Даламар. — Темный Чародей учил меня магии мертвых. Некромании.

Палин посмотрел в окно, где беспокойно метались тени, окинул взглядом комнату, полки с бесчисленными книгами, которые сами казались призраками, заточенными в этом запущенном и пыльном помещении. Он посмотрел на эльфа, худого, изможденного, похожего на обглоданную кость.

— Что же с вами случилось? — спросил он.

— Я был одурачен, — с трудом выдавил Даламар. — Мне казалось, что я повелитель этих мертвецов, а на самом деле это они повелевали мной. Слишком поздно я понял, что я пленник. Пленник собственного честолюбия и жажды власти... Поверьте, мне очень трудно произносить эти слова, Маджере, — продолжал он. — И особенно трудно признаваться в таких вещах вам, избалованному дитяти магии. О да, я знаю. Вы были любимчиком. Вам благоволил Солинари. Вас обожал ваш дядюшка Рейстлин. Вам предстояло стать одним из самых великих магов всех времен... Завидовал ли я? Да, отчаянно завидовал. Особенно тому, как относился к вам Рейстлин. Вы, наверное, и не подозревали, что я сам нуждаюсь в его заботах и любви, так ведь? А я жаждал его внимания и одобрения. Да, это было так.

— А ведь я, — Палин не отводил глаз от метавшихся за окном бледных призраков, — все это время завидовал вам.

Тишина пустой Башни сгустилась вокруг них.

— Я хотел поговорить с вами, — произнес наконец Палин, решившись нарушить молчание. — Вернее, спросить об устройстве для путешествий во времени.

— Не слишком ли поздно? — ядовито заметил Даламар. — Вы ведь, кажется, сломали его?

— Я вынужден был сделать это, — Палин произнес эти слова, не извиняясь, а констатируя факт. — Я должен был спасти Тассельхофа. Если бы он умер не в своем времени, то весь наш мир был бы предан забвению.