Страница 33 из 46
— Это решено, — обещал судья.
В камере, где его заключили, Сергей Ладко дожидался, пока им займутся.
Последовавшее за предыдущим приключением новое несчастье, такое же непостижимое, не сломило его бодрости. Не пытаясь оказать ни малейшего сопротивления в момент ареста, он позволил отвести себя в тюрьму, после того как напрасно задавал вопросы. Чем он, впрочем, рисковал? Этот арест обязательно должен оказаться ошибкой, которая выяснится при допросе.
К несчастью, первый допрос странно откладывался. Сергей Ладко, помещенный в строжайшую одиночку, день и ночь оставался в камере, куда время от времени сторож бросал беглый взгляд через «глазок», просверленный в двери. Повинуясь приказу господина Изара Рона, этот сторож, быть может, надеялся заметить возрастающие результаты метода изоляции. Во всяком случае, он не получил удовлетворения. Протекали часы и дни, а в позе заключенного ничто не показывало изменения его настроения. Сидя на табуретке, опершись руками на колени, с опущенными глазами и холодным лицом, он сохранял почти абсолютную неподвижность, не выказывая никаких признаков нетерпения. С первой же минуты Сергей Ладко решил быть спокойным, и ничто не могло его взволновать. Но, по мере того как шло время, он начинал сожалеть о плавучей тюрьме, которая, по крайней мере, приближала его к Рущуку.
Наконец, на третий день — это уже было 10 сентября — дверь открылась, и его пригласили выйти из камеры. Окруженный четырьмя солдатами со штыками наперевес, он проследовал по длинному коридору, спустился по нескончаемой лестнице, потом пересек улицу, по которой прошел во Дворец Правосудия, построенный против тюрьмы.
Улица кишела народом, теснившимся позади наряда полицейских агентов. Когда показался узник, из толпы донеслись свирепые выкрики ненависти к страшному преступнику, который так долго оставался безнаказанным. Каковы бы ни были чувства Сергея Ладко, подвергшегося таким незаслуженным оскорблениям, он их не показал. Твердым шагом он вошел во дворец и после нового ожидания, наконец, очутился перед судьей.
Господин Изар Рона, маленький, тщедушный человечек, белокурый, с редкой бородкой, с желчным цветом лица, был чиновником с грубыми манерами.
Оперируя смелыми утверждениями, резкими отрицаниями, он нападал на противника внезапно, более желая внушить страх, чем вызвать доверие.
Конвоиры вышли по знаку судьи. Стоя посреди комнаты, Сергей Ладко ждал, когда судья соблаговолит начать допрос. В углу писарь приготовился вести протокол.
— Садитесь, — приказал господин Рона брюзгливым тоном.
Сергей Ладко повиновался. Чиновник продолжал:
— Ваше имя?
— Илиа Бруш.
— Местожительство?
— Салька.
— Профессия?
— Рыболов.
— Вы лжете, — заявил судья, устремив взор на обвиняемого.
Легкая краска покрыла лицо Сергея Ладко, а глаза его блеснули. Но он принудил себя к спокойствию.
— Вы лжете, — повторил господин Рона. — Вас зовут Ладко. Ваше местожительство — Рущук.
Лоцман задрожал. Итак, его настоящее имя стало известно. Как это могло случиться? А судья, от которого волнение подсудимого не ускользнуло, продолжал резким голосом:
— Вы обвиняетесь в трех простых ограблениях, в девятнадцати грабежах со взломом, совершенных при отягчающих обстоятельствах, в трех убийствах и шести покушениях на убийство, и все эти преступления совершены умышленно в течение менее чем трех лет. Что вы можете на это сказать?
Ошеломленный лоцман слушал этот невероятный перечень.
Как! Путаница, которой он опасался, узнав от господина Йегера о существовании своего зловещего однофамильца, все-таки произошла. А если так, зачем же ему соглашаться, что он Сергей Ладко? Перед этим у него была мысль во всем признаться и просить судью не выдавать его туркам. Сейчас он понял, что такое признание было бы скорее вредным, чем полезным. Ведь именно его, Сергея Ладко из Рущука, а не кого другого, обвиняют в этой ужасной цепи преступлений. Без сомнения, назвав свое настоящее имя, он добьется, что его невиновность будет доказана. Но сколько на это уйдет времени? Нет, лучше играть до конца роль рыболова Илиа Бруша, потому что это имя человека, ни в чем не замешанного.
— Вы ошибаетесь, — заявил твердо лоцман. — Меня зовут Илиа Бруш, и я живу в Сальке. Вы легко можете в этом убедиться.
— Это будет сделано, — сказал судья, беря бумагу. — А пока вы должны узнать некоторые из обвинений, которые на вас тяготеют.
Сергей Ладко стал внимательнее. Это его заинтересовало.
— На данный момент, — начал судья, — мы оставим в стороне главные преступления, в которых вас обвиняют, и займемся самыми свежими, совершенными во время вашего путешествия, закончившегося арестом.
Переведя дыхание, господин Рона продолжал:
— Ваше присутствие впервые было замечено в Ульме. Мы считаем, что там и началось ваше путешествие.
— Простите, сударь, — живо перебил Сергей Ладко. — Мое путешествие началось значительно раньше Ульма, потому что я завоевал два первых приза на рыболовном конкурсе в Зигмарингене, и я начал спускаться по реке из Донауэшингена.
— В самом деле, верно, — согласился судья, — что некий Илиа Бруш был провозглашен лауреатом зигмарингенского конкурса, устроенного «Дунайской лигой», и что этого Илиа Бруша видели в Донауэшингене. Но или вы явились в Зигмаринген под вымышленной фамилией, или подменили указанного Илиа Бруша в то время, когда он плыл из Донауэшингена в Ульм. Этот пункт мы в свое время выясним, будьте уверены.
Сергей Ладко с глазами, широко раскрытыми от удивления, слушал, как во сне, эти фантастические умозаключения. Еще немного, и воображаемого Илиа Бруша внесут в список его жертв! Не желая отвечать, он презрительно пожал плечами, а судья, устремив на него пристальный взгляд, внезапно спросил:
— Что вы делали в Вене 25 августа у еврея Симона Клейна?
Сергей Ладко невольно задрожал во второй раз. Знали даже и это посещение! Правда, в нем не было ничего предосудительного, но признаться — это означало открыть свою подлинную личность, и раз он уже решил все отрицать, нужно до конца идти по этому пути.
— У Симона Клейна? — переспросил он, точно не понимая.
— Вы отпираетесь? — молвил господин Рона. — Я этого ожидал. Так я вам скажу, что, отправляясь к еврею Симону Клейну, — говоря это, судья приподнялся на кресле, чтобы придать своим словам сокрушительную силу, — вы шли туда, чтобы условиться с постоянным укрывателем вашей шайки.
— Моей шайки!.. — повторил остолбеневший лоцман.
— Да, ведь верно, — иронически согласился судья, — вы не понимаете, что я хочу сказать, вы не участник банды, вы не Ладко, а безобидный рыболов-удильщик Илиа Бруш. Но, если вы в самом деле Илиа Бруш, почему вы скрываетесь?
— Я скрываюсь?.. — запротестовал Сергей Ладко.
— Черт побери! — вскричал господин Изар Рона. — А для чего же, в таком случае, вы прячете под темными очками свои глаза, самые лучшие на свете, — да, кстати, потрудитесь их снять, эти очки! Зачем вы красите в черный цвет свои белокурые волосы?..
Сергей Ладко был уничтожен.
Полиция знала все, и сеть чем дальше, тем плотнее окружала его; как будто не замечая его смущения, господин Рона продолжал атаку:
— Ну, ну! Вы сбавили прыть, приятель! Вы не знали, что нам столько известно… Но я продолжаю. В Ульме вы взяли пассажира?
— Да, — ответил Сергей Ладко.
— Его имя?
— Господин Йегер.
— Правильно. Не можете ли вы сказать, что случилось с этим господином Йегером?
— Я этого не знаю. Он покинул баржу почти у впадения Ипеля. Я был очень удивлен, не найдя его, когда возвратился к барже.
— Возвратившись, говорите вы. А куда вы уходили?
— В деревушку в окрестностях, чтобы достать подкрепительного для моего пассажира.
— Он был болен?
— Очень болен. Перед этим он чуть не утонул.
— И это вы его спасли, я думаю?
— А кто же это мог быть, если не я?
— Гм!.. — сказал судья, немного смущенный. Потом он овладел собой. — Вы рассчитываете, без сомнения, растрогать меня этой историей о спасении?