Драконы Погибшего Солнца

В то утро рыцарь и кендер были единственными, кто оказался на берегу реки. Сборщик подати завтракал в своей будке, а рядом, привязанные к тополю, стояли две лошадки. Тут же на траве дремал молодой парень, по одежде и запаху которого можно было догадаться, что он конюх. Одна из лошадей была вороной масти (ее блестящая шкура так и лоснилась на солнце) и довольно норовистой — она беспрестанно фыркала и то и дело натягивала поводья, как будто хотела проверить их прочность. Другая лошадка оказалась чудесным пони, крохотным, серым в яблоках, с ясными глазками и торчащими ушками. Его густая шерсть доставала почти до копыт.

При виде этой прелести странное удушье мгновенно испарилось из груди Таса. Пони тоже смотрел на него во все глаза, радостно и как будто лукаво.

— Она моя? — выдохнул Тас.

— Нет, — хладнокровно ответил Герард. — Я всего лишь нанял этих лошадей на время путешествия.

Рыцарь подошел к конюху, толкнул его, и тот проснулся. Потягиваясь и зевая, он объяснил, что за лошадей, сбрую и одеяла полагается тридцать монет, из которых десять будут возвращены, если лошади вернутся целыми и невредимыми. Герард вынул кошелек и рассчитался. Парень, все время стараясь держаться подальше от кендера, взял монеты, тщательно пересчитал их и засунул куда-то под рубашку.

— Как зовут пони? — восхищенно спросил Тас.

— Малыш Серый.

Тас чуть нахмурился:

— Какое простое и неинтересное имя! Не много же нужно воображения, чтобы такое придумать. Можно было бы изобрести что-нибудь покрасивее. А как зовут вороного?

— Черныш. — Парень невозмутимо ковырял в зубах соломинкой.

Тассельхоф разочарованно вздохнул.

Сборщик пошлины высунулся из своей будки и принял причитавшиеся ему деньги. Управившись, он принялся разглядывать рыцаря и кендера с таким живым любопытством, будто приготовился провести остаток утра, обсуждая, кто они такие и куда держат путь.

Но отрывистые «угу» и «гмм» Герарда были единственным, чего он достиг. Рыцарь усадил Таса на пони, который тут же повернул к седоку головку и посмотрел на него с таким видом, словно они уже совершили вместе несколько великолепных путешествий и хранят много общих секретов. Сам Герард приторочил таинственный мешок и завернутый меч позади седла, надежно привязал их, затем, взяв в руку поводья пони, сел верхом на свою лошадь, и они направились к мосту, оставив сборщика пошлины в печальном одиночестве.

Рыцарь скакал впереди, Тас позади, вцепившись скованными руками в поммель седла своей чудесной лошадки. Черныш, казалось, так же не любил пони, как Герард не любил Таса, — возможно, потому, что из-за Малыша ему приходилось двигаться таким недостойно медленным шагом, возможно, потому, что он вообще был животным строгих правил и слегка стыдился игривости пони. Как бы то ни было, если Серый из чистой забавы выкидывал один-два курбета или останавливался, чтобы попробовать на вкус придорожные лютики, вороной тут же поворачивал голову и окатывал пони холодным взглядом.

Они проскакали пять миль, когда Герард дал команду остановиться. Он привстал в стременах и оглядел дорогу. Они не встретили ни единого путешественника с тех пор, как пересекли мост, да и сейчас дорога была совершенно пустынной. Спешившись, Герард скинул с себя плащ и, скатав, сунул во вьюк. Его черные доспехи сверкали, а нагрудник был украшен черепом и мертвой лилией — эмблемой Рыцарей Тьмы.

Тас замер в восхищении.

— Какой у тебя чудный костюмчик! Ты так и сказал Повелителю Уоррену, что будешь путешествовать как рыцарь, только не сказал какой. Можно, я тоже наряжусь рыцарем? То есть, конечно, Неракским Рыцарем? Ой, нет, нет, я все понял! Я буду твоим пленником! — Тассельхоф был ужасно горд, что так хорошо все вычислил. — Это будет еще забав... я хочу сказать, будет еще интересней, чем я думал.

Лицо Герарда оставалось серьезным.

— Это не увеселительная прогулка, кендер. — Его голос звучал еще строже, чем обычно. — От тебя зависят и твоя, и моя жизнь, равно как и успех всего дела. Возможно, мне не следует доверять тебе такие важные вещи, но у меня нет другого выхода. Скоро мы прибудем на территорию, принадлежащую Неракским Рыцарям. И если ты одним словом обмолвишься о том, что я Соламнийский Рыцарь, то меня арестуют и казнят как шпиона. Предварительно подвергнув пытке, чтобы выведать то, что мне известно. У них принято растягивать людей на дыбе. Тебе никогда не приходилось видеть, что это такое, а, кендер?

— Никогда, но один раз, когда Карамон стал делать гимнастику, он сказал, что это прямо как на ды...

Герард, не обращая внимания на его слова, продолжал:

— Они привязывают руки и ноги человека к дыбе и начинают тянуть их в разные стороны. Колени, локти, запястья, щиколотки, все кости выскакивают из суставов. Боль бывает невообразимой, но вся красота пытки заключается в том, что человек от этого не умирает. Они могут держать несчастных на дыбе по нескольку дней, и те, хотя и испытывают неимоверные страдания, продолжают жить. К тому же после пытки человек на всю жизнь остается калекой. Его даже на эшафот приходится тащить на руках, а чтобы повесить, они должны подставить стул. И если ты проговоришься, то эти мучения ждут меня, кендер, понимаешь?

— Понимаю, — ответил Тас. — И хоть ты не любишь меня — а я должен признаться, что мне это ужасно обидно, — я не хочу, чтобы тебя мучили на дыбе. Кого-нибудь другого — еще ладно, я, может, и посмотрел бы на это — никогда не видел, как кости выворачиваются из суставов, — но не тебя.

Герард, казалось, не оценил такого великодушия:

— В общем, держи язык за зубами ради своей и моей безопасности.

— Обещаю. — Тут Тас ухватил себя за хохолок и так сильно дернул, что слезы брызнули у него из глаз. — Я могу хранить секреты, и ты убедишься в этом. Я уже давно храню множество секретов, причем очень важных. Сохраню и этот. Можешь на меня положиться, иначе я не Тассельхоф Непоседа.

Эти слова впечатлили Герарда еще меньше. С видом более мрачным, чем обычно, он сел в седло, и они поскакали вперед — Рыцарь Тьмы и его пленник.

— Далеко еще до Квалинести? — спросил Тас.

— При такой скорости четыре дня пути.

Четыре дня. После этих слов Герард перестал обращать на кендера какое-либо внимание. Он отказывался отвечать на его вопросы. Он оставался глух к самым лучшим и захватывающим историям Тассельхофа. Он не отозвался на предложение Таса показать наиболее интересный и короткий путь через Омраченный Лес.

— И так целых четыре дня! — простонал Тас, обращаясь к самому себе и пони. — Я не люблю жаловаться, но, признаться, не ожидаю от этого путешествия никакого удовольствия. Оно, похоже, будет таким скучным и тоскливым, что окажется и вовсе не приключением, а всего лишь занудной работой, если это слово здесь подходит.

Так они с пони продвигались вперед, готовые провести четыре долгих дня без собеседников и каких-либо интересных занятий. Даже смотреть вокруг было не на что, кроме деревьев и гор, которые, конечно, могли оказаться достойными внимания, если бы только у Таса была возможность познакомиться с ними поближе. А так чего уж тут интересного, что он, деревьев не видел, что ли. И стало кендеру так скучно, что, когда у него в руках снова очутилось устройство для перемещения во времени, Тас едва не поддался соблазну им воспользоваться. Даже если тебе грозит быть расплющенным в лепешку страшным гигантом, все лучше, чем такая скука.

«Если бы не мой чудный пони...» — подумалось Тасу.

В этот момент вороной злобно оглянулся на пони, тут же посмотрел назад и Герард. Похоже, между ними уже установилось своеобразное мысленное родство. Застенчиво улыбаясь и пожимая плечами, Тас держал в руках устройство для перемещения во времени.

С лицом до того холодным, что оно напоминало череп на его нагруднике, Герард остановился и дождался пони. Затем протянул руку, выхватил магическое устройство из рук Таса и, ни слова не говоря, сунул его обратно в свою сумку.

Тассельхоф испустил глубокий вздох. Впереди были четыре долгих дня пути.