Город любви

— Бабушка говорит, что в этой комнате я буду останавливаться в каждый свой приезд, — сказала девочка, показывая Веронике коллекцию цветов и камней, собранных в окрестностях.

Когда Вероника уселась на диван, Софи разлеглась рядом с ней на животе. Бросив на девушку лукаво-задумчивый взгляд, девочка вдруг свесила голову с кровати, пошарила под ней руками и достала толстый альбом.

— Этот альбом посвящен Люку, — застенчиво произнесла Софи, кладя альбом на кровать и открывая первую страницу. — Я привезла его сюда, чтобы показать ему. Смотри, мама дала мне все старые фотографии, когда он еще учился в школе. — Она перевернула пожелтевшую газетную страницу. — Когда мы видим его имя в газетах или в Интернете, или когда он сам присылает мне письма, я помещаю все сюда. Здесь есть еще автографы известных людей, а также их фотографии вместе с Люком. Он поразился, когда увидел этот альбом и сказал, что я могу стать его официальным биографом, — сказала она с гордостью. — Это значит, что я могу написать историю его жизни. Думаю, я буду писателем, как мама.

— Не строителем, как папа? — пробормотала Вероника, просто сгорая от желания пролистать этот альбом.

— Боюсь, строителя из меня не выйдет, — серьезно сказала Софи. — Я не очень хорошо выполняю скрупулезную работу. Люк говорит, это потому, что мой мозг занят более важными вещами.

Вероника заметила помятую газетную страницу, засунутую в самый конец альбома, и сердце ее вздрогнуло, когда она узнала ту самую газету — только на английском языке, — которую недавно подобрала в поезде.

— Я еще не успела подшить эту статью. — Софи бережно развернула газетный лист. — Ашли купила газету в аэропорту, засунула к себе в сумку, и мне сначала надо разгладить ее утюгом. Это Макс Фостер. — Софи указала пальчиком на фото известного шотландского актера. — Люк привез мне его автограф в прошлом году. А это — Люк, между ним и какой-то светловолосой леди…

Очень красивой светловолосой леди, мысленно поправила ее Вероника. Фотографии троицы за столиком ресторана были темными и расплывчатыми, явно сделанными мобильным телефоном. Фото драки между двумя мужчинами были едва ли лучше по качеству, четко был виден только кулак, целившийся в затемненное лицо Люка.

Не удивительно, что она не сразу узнала его, подумала Вероника, разглядывая невнятные фотографии. Люк был одет в строгий темный костюм, а его «конский хвост» был почти не виден на фоне черного пиджака. Казалось, что у него коротко остриженные волосы.

В сопроводительном тексте Люка называли по-разному: и «тайный магнат», и «неуловимый и загадочный миллионер». Он был давним близким другом и «приватным компаньоном» Элизы Малколм, утверждали авторы статьи, — тридцативосьмилетней жены известного члена палаты общин. Эндрю Малколм ратовал за строгие моральные принципы, и у него самого, по его словам, была крепкая надежная семья, непоколебимые принципы и безупречная, открытая всем, биография, и все это составляло для него прочную политическую основу, которую поддерживала его жена, выпускница Оксфордского университета.

В газетной статье описывалось, как актер Макс Фостер, «будучи навеселе», вошел в ресторан и подсел за столик, где сидел Люсьен Ридер. Но когда «загадочный миллионер» услышал пренебрежительное высказывание актера в адрес Элизы Малколм, он отвел его в курительную комнату, и «звуки ожесточенной драки» разнеслись по всему холлу. Этот «яростный поединок» прекратили работники охраны, растащив в разные стороны разгневанных мужчин.

Потом последовали домыслы насчет того, какие оскорбительные слова произнес Макс Фостер, и описывалась «обезумевшая от страха подруга, нервно крутившая на пальце обручальное кольцо». Эндрю же Малколм от каких-либо комментариев отказался.

— Видел ли Люк эту статью? — осторожно спросила Вероника, пытаясь совладать с внезапным желанием разорвать газету на мелкие кусочки. Софи была слишком маленькая, чтобы читать между строк, — для девочки это просто история драки Люка с известным киноактером.

Но Софи удивила ее.

— Конечно, видел, — сказала она. — Я уже показала ему весь альбом. Мама не хотела, чтобы я делала это, но Люк сказал, что если я собралась быть летописцем его жизни, то должна освещать как хорошие, так и плохие стороны.

Но это ведь была такая отвратительная сцена, с тоской подумала Вероника. Подобные «плохие стороны» приводят к скандалам, рушат карьеры… и разбивают сердца.

Не удивительно поэтому, что Люк не хотел, чтобы Вероника знала об этом. И ей уже почти хотелось не знать, но было слишком поздно.

И как только Вероника сказала себе, что не стоит торопиться и делать преждевременные выводы, она подняла глаза и увидела в дверях Люка. Девушку моментально охватило чувство вины, когда она подметила его взгляд, устремленный на газетный лист.

Улыбка на его лице умерла, лицо окаменело, и Вероника с отчаянием осознала, что та незримая нить понимания, возникшая между ними, бесследно исчезла.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Еще одна вспышка молнии и угрожающий раскат грома заставили Веронику вздрогнуть, когда она поднималась по каменным ступеням. Небо все больше затягивалось тучами — приближалась гроза.

Незапертая дверь распахнулась настежь от ее легкого толчка. Вероника вгляделась в темную комнату — никто не отозвался на ее стук.

— Люк?

Она разглядела диван, несколько кресел, стоявших вокруг камина, большую помятую кровать, но не было никаких признаков присутствия человека.

— Люк? Ты здесь?

Внезапно яркая вспышка озарила все вокруг, в ушах раздался оглушительный грохот, и Вероника с криком вбежала внутрь.

— Люк!

Вряд ли он ушел далеко, потому что оставил дверь незакрытой, подумала она. Так или иначе, теперь ей придется оставаться здесь, потому что начался сильный дождь.

Вероника поежилась, хотя было тепло. У нее есть оправдание, хотя и слабое, почему она оказалась здесь.

Девушка огляделась вокруг — возле кровати все еще работал вентилятор: видимо, Люк отдыхал во время сиесты. Рядом со шкафом стоял большой стол, на нем — включенный компьютер. Неподалеку лежал серебристый мобильный телефон Люка.

Мобильный Вероники от жары забарахлил, но сегодня она все-таки смогла дозвониться до своей сестры.

К удивлению Вероники, после некоторого нажима Карен скромно призналась в своей идиотской попытке обольстить Люка, хотя представила себя скорее невинной овечкой, чем коварной соблазнительницей мужчин. Вероника великодушно отнеслась к ее усилиям спасти свое доброе имя, хотя обе прекрасно понимали, что Карен совсем не «невинная овечка». Она стала интересоваться мужчинами гораздо раньше, чем старшая сестра, и часто дразнила Веронику за ее консервативное отношение к любви.

Как всегда, Карен настаивала на своем — она собиралась пробыть в Нассау до тех пор, пока не настанет пора выходить на работу. Дату выхода на работу Карен собиралась дополнительно согласовать с Мелани. И, разумеется, младшая сестра как могла уговаривала Веронику продолжать замещать ее.

Но и Вероника на этот раз добивалась своего: свободы сделать собственный выбор, не обусловленный обязательствами по отношению к сестре.

Если бы только она могла знать, какое решение надо принять!

В течение двух дней после того, как Люк увидел ее с альбомом Софи в руках, она не имела возможности с ним поговорить.

Вероника начинала понимать, почему в бульварной газете его назвали «неуловимым». Даже когда он физически присутствовал рядом, он мог уйти в себя, удалиться в какой-то собственный мир и в то же время оставаться непринужденным и общительным. Это буквально бесило ее. Он мог также надолго запереться в своей комнате и засесть за компьютер. Впрочем, Мелани не видела ничего странного в поведении пасынка.

— Ведь он пропадет без этого компьютера, — как-то сказала она Веронике, — он стал придатком его тела!

И только одна Вероника видела, как драматически изменился Люк за последние несколько дней.